— Так принято у Досточтимых Матрон?
— Что происходит, когда сгибают ветку? — Мурбелла помассировала травмированную руку. — Но что, если ветка знает, как ее гнут, и одобряет это действие?
Одраде ощутила волнение.
— Одобряет? Почему?
— Потому что в этом есть что-то… великое.
— Ты просто следуешь за высоким выбросом адреналина в твою кровь.
— Вы же знаете, что это не так! — Мурбелла уже перестала учащенно дышать.
— Тогда в чем дело?
— Дело в том, что хочется испытать себя, понять, где пределы твоих возможностей. Оказывается, ты даже не подозревал, на что ты способен, какие свершения тебе по плечу.
Одраде едва сумела скрыть радость.
Mens sana in corpore sano[3]. Наконец она наша.
— Но какую цену тебе приходится за это платить!
— Цену? — В голосе Мурбеллы прозвучало неподдельное удивление. — Мне доставляет удовольствие платить, если есть чем.
— Брать то, что нравится, и платить за это?
— Это магический рог изобилия вашего Ордена: чем больше возрастают мои возможности, тем больше становится моя способность платить.
— Берегись, Мурбелла, этот рог изобилия, как ты его называешь, может обернуться ящиком Пандоры.
Мурбелла поняла намек. Она застыла на месте, не сводя взгляда с Верховной Матери.
— Вот как? — едва слышно выдохнула она.
— Ящик Пандоры порождает распыление сил, что приводит к потере жизненной энергии. Ты многословно рассуждаешь о том, что попала в струю, что станешь Преподобной Матерью, но не понимаешь, что это значит и чего мы от тебя хотим.
— Значит, вам нужны не мои сексуальные способности.
Одраде с нарочитой величавостью приблизилась к Мурбелле на восемь шагов. Поскольку Мурбелла коснулась этого предмета, то нельзя вступать с ней в спор, пререкания должны быть пресечены волевым решением Верховной Матери.
— Шиана легко овладела твоим мастерством, — сказала Одраде.
— Значит, вы используете ее для этого ребенка!
В голосе Мурбеллы Одраде услышала недовольство. Отголосок прежнего воспитания. Когда начинает развиваться человеческая сексуальность? Шиане, которая находится сейчас в одном из отсеков корабля-невидимки, предстоит заняться выяснением этого вопроса. «Надеюсь, вы поймете источник моего упрямства и почему я была такой скрытной, Верховная Мать».
«Я понимаю, что фрименские запреты переполняли твое сознание, когда ты попала в наши руки».
Этот обмен мыслями разрядил обстановку. Но как использовать этот диалог для того, чтобы изменить направление хода мыслей Мурбеллы? Надо предоставить события самим себе, прежде нем я найду выход.
Это должна быть репетиция. Постоянно будут возникать нерешенные проблемы. Тот факт, что практически каждое слово, произнесенное Мурбеллой, может быть предсказуемым, станет большим испытанием.
— Почему вы избегаете применять этот испытанный способ для достижения господства, но хотите применить его в отношении ребенка?
— Вам нужны были рабы? — парировала Одраде.
Их взгляды встретились. Мурбелла лихорадочно размышляла. Разве я считала мужчин своими рабами? Возможно, я провоцировала в них состояние полной покинутости, давая им предварительно ощущение такого полового экстаза, о котором они не могли даже мечтать до встречи со мной. Меня учили давать им это ощущение и, таким образом, контролировать их поведение.
Я поступала так, пока меня не поработил Дункан.
Одраде уловила скрытность во взгляде Мурбеллы и поняла, что молодую женщину переполняют мысли, которые очень трудно высказать. Дикость следует своими путями, которыми разум идти не способен. Похоже, что душа Мурбеллы необратимо запятнана, женщина пытается замаскировать эту отметину и стремится спрятать даже саму маскировку. В Мурбелле была грубость, которая искажала все ее мысли и поступки. Слой над слоем над слоем…
— Вы боитесь того, что я могу сделать, — сказала Мурбелла.
— В том, что ты говоришь, есть доля правды, — согласилась Одраде.
Честность и искренность — инструменты, которые надо использовать с осторожностью и в ограниченных пределах.
— Дункан. — Голос Мурбеллы был лишен всякого выражения, сказалось воспитание, полученное в Бене Гессерит.
— Боюсь, что ты разделишь с ним его судьбу. Ты находишь странным, что Верховная Мать способна испытывать страх?
— Я знаю о вашей искренности и честности. — В устах Мурбеллы эти слова прозвучали отталкивающе.
— Преподобных Матерей учат никогда не отказываться от своего «я». Нас учат не мешать себе заботами о других.
— И это все?
— На самом деле все обстоит гораздо глубже и тянет за собой многочисленные крепкие нити. Быть членом Бене Гессерит — значит приобщиться к совершенно неординарному образу мыслей и действий.
— Я понимаю, в чем суть вашего вопроса: Дункан или Бене Гессерит. Знаю я ваши трюки.
— Думаю, что нет.
— Есть вещи, которых я никогда не сделаю.
— Каждый из нас ограничен своим прошлым. Я делаю свой выбор, делаю то, что должна, только потому, что мое прошлое отличается от твоего.
— Вы продолжите мое обучение, невзирая на то, что я сейчас сказала?
Одраде вникала в слова Мурбеллы со всем тщанием, которого требовала обстановка. Каждое чувство было обострено до предела, словно щупальца, протянутые из сознания для зондирования враждебной вселенной.
Бене Гессерит должен изменить свои обычаи. И передо мной человек, который поведет нас навстречу этим изменениям.
Беллонда пришла бы в ужас от такой перспективы, да и многие Сестры откажутся принять ее. Но от реальности не уйдешь, факты — упрямая вещь.
Одраде молчала, и Мурбелла спросила:
— Обучение? Это подходящее слово?
— Нет, здесь больше подходит понятие обусловленности. Этот термин должен быть тебе лучше знаком.
— То, чего вы хотите в действительности, — это объединения нашего опыта, сделать меня похожей на вас и постараться создать между нами доверие. Это все, к чему ведет мое образование.
Не играй со мной в игры эрудитов, детка!
— Мы будем плыть в одном потоке, не правда ли, Мурбелла?
Любая послушница третьей ступени по тону Верховной Матери поняла бы, что не стоит продолжать дискуссию в прежнем тоне. Но Мурбелла не поняла ничего.
— Я никогда не откажусь от него, — сказала она.
— Это должна решать ты сама.
— Но вы позволили леди Джессике решать самой?
Наконец-то впереди забрезжил выход из тупика.
Дункан побудил Мурбеллу почитать историю жизни леди Джессики. Он надеется расстроить наши планы! Голограммы его разговоров на эту тему послужили топливом для усиленной работы аналитиков.
— Очень интересная личность, — сказала Мурбелла.
— Любовь! После всего вашего образования и обусловливания!
— Ты не считаешь ее поведение предательским?
— Никогда!
Теперь прояви деликатность.
— Но посмотри на последствия: Квисатц Хадерах… и его внук, Тиран!
Как, должно быть, этот аргумент мил сердцу Беллонды.
— Золотой Путь, выживание человечества, — возразила Мурбелла.
— Великий Голод и Рассеяние.
Ты наблюдаешь за нами, Белл? Не важно, ты увидишь все это в записи.
— Досточтимые Матроны! — подлила масла в огонь Мурбелла.
— И все это из-за Джессики? — спросила Одраде. — Но Джессика вернулась в лоно и прожила остаток жизни на Каладане.
— Будучи преподавателем послушниц!
— Скорее она служила для них наглядным примером. Смотрите, что может получиться, если вы уклоняетесь от служения.
Уклонись, Мурбелла! Сделай это более твердо и решительно, чем Джессика.
— Иногда вы внушаете мне отвращение! — природная честность заставила ее добавить: — Но вы знаете, что я хочу знать и иметь то, что знаете и имеете вы.
Что мы имеем.
Одраде вспомнила свою первую встречу с приманками Бене Гессерит. Все тело буквально конструируется с величайшей точностью, каждая мышца подчиняется воле, все чувства тренированы до высочайшей чуткости и разрешения. Эти способности, если их приобретут Досточтимые Матроны, только добавят новое измерение, усиленное необычайной скоростью рефлексов.
— Ты все сваливаешь на меня, — сказала Мурбелла. — Пытаешься принудить меня саму сделать выбор, но прекрасно знаешь, что я выберу.
Одраде промолчала. То был способ спора, который древние иезуиты довели до практического совершенства. Параллельный поток накладывался на предмет спора: пусть Мурбелла сама вырабатывает свои убеждения. Можешь только слегка подталкивать ее, главное, чтобы она этого не замечала. Надо незаметно предоставлять ей лазейки, которыми она, несомненно, воспользуется.
Но самое главное, Мурбелла, крепче держись за любовь к Дункану!
