– Хвала тебе Балд Великий! – восторженно выдохнул Каррид Рэбб.
– О, Рая! Как прекрасен мир и полет с тобой! – раскинув руки, словно крылья, бард стал на носу рядом с золоченой статуей богини.
Внизу проплывали черепичные крыши домов, улицы заполненные людьми, восхищенно глядящими вверх, яркие флаги на шпилях башен рыцарского Ордена. Впереди светло и торжественно вставал храм Герма, зеленые сады, розово-белые колоннады вокруг. Рядом сверкали солнцем и переливами неба тихие воды Росны.
Как только они достигли реки, Свилг издал кошачий вопль и прыгнул за борт.
– Ну и шет ему вслед, – с хохотом сказал Каррид Рэбб. Сбросив душный мундир, он расплел волосы, тряхнув головой, разбросал их по широким плечам и спине. – Пусть охладится. Мы сами научимся управлять этой штукой. Ведь с нами Балд!
* * *
Это был пятый день Давпера в Ланерии и складывался он на удивление удачно. С утра отыскался старик-либиец, который за небольшую плату нарисовал подробный план храма Абопа на Карбосе и рассказал о его некоторых тайнах. Следом прибежал судебный посыльный и торжественно вручил господину Хивсу имущественные бумаги на «Гедон». Хотя люди Мораса до сих пор не могли разыскать беглого эклектика, но об этой, несколько затянувшейся, неприятности помогла забыть жена Красма. Давпер встретился с ней после полудня в «Раковине Эрисы» и по неясной прихоти снял именно ту уютную комнату, которой так недолго владела несчастная мэги Пэй. Без лишних слов он бросил ланерийку на постель и терзал ее, как голодный лев сладкую жертву. В какой-то миг в ее мучительных вскриках Давперу почудился стон Астры, и он едва не задушил свою добычу, схватив ее за шею и совсем обезумев в своем порыве. А потом Эниса Корин ублажала его уставшее тело умелыми поцелуями, шептала молитвы Рае и вздрагивала от прикосновений его беспощадных рук.
– Только мужу не говори, – шутя, попросил Давпер, когда она оделась.
– Ты дурак, – ланерийка рассмеялась, поправляя шнуровку на полной груди. – Ты идиот! Животное! Я вся в синяках!
– Тебе же это нравится, – Хивс притянул ее за пояс, заглянул в серые счастливые глаза. – Нравится? – переспросил он, сжимая ее руку.
– Давпер, а увези меня куда-нибудь. Надолго… – она склонила голову, роняя ему на плечо светло-русые локоны.
– Месяцев через пять-шесть. Я куплю твоего мужа, куплю короля, Ланерию, весь Рохес. И сделаю тебя королевой. Не веришь? А на этой головке, – он провел пальцем по ее лбу, – будет сверкать Черная Корона богини.
– Не верю. И не хочу даже, – Эниса подняла шелковый флер и подошла к зеркалу, разглядывая на шее лиловый след пальцев пирата и с насмешкой предвкушая нелепые вопросы мужа. – Помнишь, как было хорошо в старом доме у кладбища? – наблюдая за отражением Хивса, спросила она. – Теперь его нет. Его сожгла какая-то мэги. Я знаю, почему сожгла. Хочу, чтобы ее скорее казнили. И попрошу Красма об этом похлопотать, – она накинула флер и направилась к двери.
Давпер, выйдя из таверны, поднялся по аллее, густо затененной каштанами, к храму Крона, а оттуда дальше, мимо пекарни и лавок, украшенных по-деревенски безвкусно лентами и увядшими цветами. Свернул на узкую, зажатую домиками, улочку и скоро вышел к жилищу Кникии.
– Ждала что ли? – удивился он, завидев старуху, встречавшую его на пороге.
– Еще с утра. Как же иначе, если говорят о тебе не только люди, – приоткрыв вялый рот, сивилла оскалила желтые камешки зубов. – Идем.
Они прошли в дальнюю комнату. Крохотный огонек черной свечи вздрогнул, когда отворилась дверь. Старуха сразу же опустила на оконце плотную пыльную штору, траченную до дыр молью. Хивс поморщился:
– У тебя тут что, сдох кто?
– У меня часто кто-нибудь сдыхает, – Кникия закашлялась или хрипло рассмеялась. – Иначе самой не жить.
Голуби, сидевшие в большой железной клетке, забили крыльями, затрепыхались, роняя сизые перья и почти по-человечьи ворча. Сивилла разожгла огонь в широкой бронзовой чаше. Гладко выскобленный череп со скошенным лбом и массивными челюстями, скалился с колченогого стола. В углу валялась груда тряпья и тощая подушка. Похоже было, что старуха так и спала в этой душной комнате, охраняя свои колдовские сокровища. Полки из неструганных досок тянулись вдоль прокопченной стены у очага. Зловещего вида амулеты, связки свечей и сушеных трав были свалены на них беспорядочной грудой. Кникия порылась в этой куче, достала коробочку с мутными серыми кристаллами. Бросила несколько кристаллов в огонь – пламя загудело, окрашиваясь цветом крови. Лохмотья черного дыма разлетелись по комнате, и Давпер закашлялся. Старуха глянула на него с ухмылкой.
– Подойди сюда, – попросила она. – Ну? Выбери птичку.
– Вот этот, – Хивс указал на молодого голубка, белого с бурыми пятнами. – Нравится мне.
– Одобряю, – Кникия открыла клетку и ловко поймала будущую жертву костистой рукой. – Думай, Давпер, думай, что будет, и что тебя волнует. И не отходи от меня.
Она повернулась к алтарю – ровной глыбе мрамора, исчерканной неясными знаками, и спохватилась:
– Ох, черепушку забыли. Давай ее скорее сюда.
Давпер был уже хорошо знаком с ритуалом и, подняв череп, аккуратно положил его в выемку в алтарной плите. Черные глазницы теперь смотрели прямо на пирата, и он, слыша шипение огня позади и отчаянные трепыхания птицы, подумал: «Неужели символом всего, что будет, есть эта безобразная голая кость. Впрочем, так оно и есть. Смерть и прах – итог всему. Остается только торопливо заботиться о мясе, покрывающем эти, пока подвижные кости. Ублажать его при каждом случае. Тешить его минутами славы, утверждать величие маленькими победами и пьяным зрелищем падения, смерти других».
Один взмах изогнутого ножа – и брызнула горячая кровь, омывая череп, растекаясь по рельефу каменой плиты. Голова птицы упала на алтарь, маленький янтарный глаз смотрел с ужасом в неведомую тьму, а тело еще билось на полу, разбрасывая перья и хлопая крыльями. Неожиданный порыв ветра бросил пригоршню пепла из очага, закружился по комнате, приподнимая тяжелые занавеси. Запах тлена заполнил помещение, словно внезапно открылась дверь в древний склеп.
Закрыв глаза, сивилла зачитала заклятия, склонилась над алтарем, разглядывая потеки и капли крови, пометившей знаки на камне, разлившейся замысловатым рисунком, в котором было столько всего. Едва не касаясь плиты зазубренным желтым ногтем, старуха водила им над кровавыми письменами и бормотала что-то голосом, похожим шорох огня.
– Что видишь Кникия? – нетерпеливо спросил Давпер.
– Не спеши, – она оттолкнула ногой обезглавленную тушку птицы. – Молчи. Сейчас молчи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
