Своим же сотрудникам на последующие звонки велел отвечать: «Господин посол болен».
Андраши усердно раздувал тлеющий фитиль. Встретив на прогулке в парке российского посла Новикова, Дьюла Андраши заметил раздраженно:
— Вы создаете зависимое от вашей политики славянское государство на Балканах. Прошу информировать Петербург, что в Шенбрунне этого не потерпят…
О возвращении Дунайской армии в Россию до окончательного решения всех спорных вопросов не могло быть и речи. Император Александр Второй писал брату, великому князю Николаю Николаевичу: «Англия ищет только предлог, чтобы объявить нам войну».
Европейский конгресс стал необходимостью. Россия склонна была провести его в Баден-Бадене. Австрия настаивала на Вене. Пруссия и Англия делали вид, что на конгресс не явятся.
Горчаков обратился с посланием к Бисмарку, предложив местом конгресса Берлин, а железному канцлеру отводил роль председателя.
Рейхсканцлер Бисмарк хохотал гомерически, предвкушая скорую дипломатическую схватку. Постукивая каблуками кованых сапог по дворцовому паркету, канцлер, будто фельдфебель на плацу, чеканил императору Вильгельму:
— Ваше величество, Европа накануне кульминационных событий, и на Берлинском конгрессе нам, немцам, предстоит рядиться в тогу миротворцев, ни на пфенниг не поступаясь собственной выгодой…
В ожидании конгресса Бисмарк удалился в свое поместье Фридрихсруе, что близ Гамбурга.
В самом конце марта Горчаков направил в Вену графа Игнатьева.
— Граф, — сказал российский министр иностранных дел, — посылая вас в Шенбрунн, предпринимаем еще одну попытку договориться с Австрией по спорным вопросам. Хотя я, милостивый государь, в эту затею не сильно верю, ибо недавно проделал в Вену бесполезный вояж. Аппетиты австрийцев непомерны, их уже не устраивает Босния и Герцеговина, им подавай политический и экономический контроль над всем Западным Балканским полуостровом. Франц-Иосиф мечтает иметь выход к Салоникам и Эгейскому морю… Однако поезжайте, любезный Иван Павлович, с Богом…
Игнатьев возвратился в Санкт-Петербург ни с чем.
Вопрос о мире или о войне не приблизился к развязке. Россия оставалась непреклонной, Англия и Австрия угрожали боевыми действиями. Биконсфилд издал указ о призыве резервистов.
Министр иностранных дел Британской империи лорд Дерби подал в отставку. Лорд Биконсфилд поручил новому министру Солсбери повести с российским послом графом Шуваловым тайные переговоры. Но всякое тайное становится явным. Выяснилось: Англия, соглашаясь на присоединение к России придунайского участка Бессарабии, Карса, Батума, требовала разделить Болгарию на две части — северную и южную, а границей между ними должны были служить Балканы.
Канцлер Горчаков с досадой изрек:
— Российские солдаты не жалели живота своего, дабы видеть свободной Болгарию…
По дороге в Петербург Шувалов не преминул навестить своего друга Бисмарка в его охотничьем замке Фридрихсруе.
За бокалом рейнского рейхсканцлер сказал графу:
— России надо проявить уступчивость. Ваш уговор с англичанами снимает вопрос: быть или не быть войне между вами и Англией. А одна Австрия начать боевые действия с русской армией не решится.
В Санкт-Петербурге весна еще не взяла свое, снег осел, но не стаял, ночами держались морозы.
В обеденный час Горчаков спустился по широкой мраморной лестнице Зимнего дворца, по ту и другую сторону которой застыли бравые гренадеры. Проворный швейцар с осанкой генерала помог надеть шубу, распахнул дверь перед российским канцлером.
У царского подъезда Александра Михайловича дожидались легкие саночки. (Горчаков не спешил пересаживаться в коляску, сани меньше трясло на булыжной мостовой.) Кучер разобрал поводья, и сытые застоявшиеся кони, пританцовывая, пошли в рысь.
— Смотри, Ванька, опрокинешь, с тебя шкуру спустят, а моих костей не соберут!
— Ниче, барин, доставлю в целости!..
Вот и Певческий мост. Министерство иностранных дел России.
Покуда Горчаков выбирался из саночек и волочил ноги по коридорам в свой кабинет, сотрудники успели сообщить советнику Жомини о приезде министра.
— Любезный Александр Генрихович, — встретил Жомини Горчаков, — государь согласен с нами по всем пунктам, какие нам предстоит отстаивать в Берлине. Император, слушая графа Шувалова, сказал, что Сент-Джеймский кабинет требует полного пересмотра Сан-Стефанского договора, будто не мы, а они одержали победу над Портой. Я ответил Петру Андреевичу: страшусь политической изоляции, коей нас попытаются окружить на конгрессе, но Россия не подсудная, а страна победительница, и мы будем решительно отклонять притязания англичан и австрийцев…
Горчаков помолчал, потом снова заговорил:
— Не доведи Бог расхвораться, тогда на конгрессе меня заменит Шувалов. Хотя я бы желал видеть в этой роли графа Николая Павловича Игнатьева. Но такова воля государя. — Канцлер вздохнул, пожевал губами. — В трудный час для России сел я в кресло министра, в нелегкий час покину его.
Жомини молча согласился. Горчаков подошел к камину, погрел озябшие руки. Потом подставил огню спину.
— Поясница болит, а еще больше душа. — Неожиданно хитрая усмешка тронула тонкие губы. — Утром встретил Швейница и сказал ему: в свое время наш покойный государь Николай Павлович водил дружбу и верил императору Австро-Венгрии, а он, неблагодарный, спокойно взирал, как нас били в Крыму французы, англичане и турки. Не вытрут ли немцы английский плевок сегодня? На что Швейниц заверил: на конгрессе рука нашего канцлера будет в вашей руке, князь.
— Можно ли верить германскому послу? Ему всегда недоставало искренности.
— Как и Бисмарку. Дипломатия рейхсканцлера покоится на мордобитии и коварстве, а интрижки прусского канцлера шиты белыми нитками.
— Рейхсканцлер намерен обращаться с Европой, как его предки-портняжки со штукой сукна, ваше сиятельство.
— Так-то так, дорогой Александр Генрихович, однако любить мы не любим прусского канцлера, а лобызаться с ним доведется. Он председатель конгресса, и в дипломатических раундах с Андраши и Биконсфилдом будем надеяться хотя бы на малую поддержку Бисмарка… В Берлин мы должны отправиться, готовые ко всяким неожиданностям. Постараемся отстоять основные пункты Сан-Стефанского договора. — Горчаков вздохнул. — Ах, любезный Александр Генрихович, я свято верил в незыблемость союза трех императоров. Но теперь я горько разочаровался: более всего хочет ослабить Россию Германия.
Жомини раскрыл синего сафьяна папку.
— Ваше сиятельство, лондонские сведения. Новый министр иностранных дел Солсбери обнародовал циркуляр к дипломатическим представителям Англии, в коем обвиняет Россию в распространении преобладания на Востоке, а будущую Болгарию как проводника русского влияния на Балканах.
— Вы, барон, неизменны. Всегда оставляете на закуску какую-нибудь микстуру. Что же, дадим знать лорду, что созданная сообща Болгария не может быть поставлена в зависимость от России, что она есть самостоятельное государство, а не вассальная от России земля… Касательно Бессарабии, так это наш утраченный край. А Батум и иные кавказские города — то право России помочь многострадальному армянскому народу и ни в коем разе не угрожает европейскому статусу.
Накануне конгресса в Берлине социалист Нобилинг покушался на кайзера Вильгельма. Выстрел привел Бисмарка в ярость. Созвав политических чиновников, рейхсканцлер сурово отчитывал их:
— Созданная мною Германия должна являть собой образец покоя и порядка, и, если объявились террористы, нам следует задуматься: уж не вылез ли германский социализм из своих испачканных пеленок?
Рейхсканцлер проплелся вдоль застывшей шеренги блюстителей порядка, задержался перед полицай-президентом:
— И это когда прибывают иностранные делегации…
Бюргеры судачили о покушении на кайзера, а дипломатов заботил предстоящий конгресс. Ожидали политического скандала, строили прогнозы. Печать называла Англию и Австрию прессом, неумолимо давящим на Горчакова…
Накануне отъезда из Вены Дьюла Андраши имел аудиенцию у императора Франца-Иосифа, и тот, приглаживая пышные усы, недвусмысленно дал понять министру, чтобы он не впутывал Австрию в военный конфликт.
— Ваш альянс с Биконсфилдом не должен обнадеживать Англию, будто Австро-Венгрия подставит своих солдат под русские пули в угоду британскому флагу. Я соглашусь на совместные военные упражнения, когда увижу, как мои полки маршируют под барабанную дробь в единых колоннах с полками королевы Виктории…
Лорд Биконсфилд не нуждался в напутствии Виктории. Премьера и королеву заботили морские пути к Ближнему Востоку и в Индию.
