занавес» рухнул на выезд за рубеж, но он выстроился внутри страны, между людьми, выстроился в их душах.
Недаром возникло и другое понятие — «тусовка» с очень емким глаголом — «тусить». Оглядывая людей на тусовке, трудно представить, что их что-то может грызть или мучить, за исключением, может быть, отсутствия денег или страха выбыть из тусовки. Труднее всего предположить, что их может мучить совесть (хочу надеяться, что я не вполне справедлива).
Виктор Сухоруков, известный всем как «брат», в Театре им. Моссовета очень тонко играет сложнейшие роли: и царя Федора Иоанновича, и Порфирия Петровича
Тусовка — не то место, где спорят о прочитанном или увиденном, где спорят о волнующем или наболевшем. Там можно найти спонсора, но не друга, который, посочувствовав тебе, даст деньги без процентов и без срока возврата. Деньги теперь у всех, у кого они есть, должны работать. Время такое.
Но у меня нет стремления произнести приговор миру и времени. Я просто его, как патологоанатом, вскрываю. И не без интереса наблюдаю новые человеческие проявления. Вот, скажем, появились в нашей жизни светские, а точнее сказать, публичные львицы. Они претендуют на то, что формируют новый «высший свет», не имея к подлинному высшему свету никакого отношения.
Впрочем, наши «львицы» лишь копируют «звезд» западного полусвета и глянцевых журналов, типа Пэрис Хилтон. Подлинный высший свет тоже существует, но состоит прежде всего из людей, много достигших — в мире науки, культуры, политики, кинематографа, бизнеса. В некоторых странах, где сохранилась родовая аристократия, высший свет формируется и по принципу крови. Не то чтобы это были какие-то «специальные люди». Большинству из них совершенно не свойственно высокомерие и чванство, хотя «голубая кровь» течет в их венах из века в век. Потомки Габсбургов и Гогенцоллернов ведут себя в повседневной жизни очень и очень просто. Расскажу об одной встрече в доме одной из древнейших семей Мальты. Это было в замке в Мдине. Прием был частный. На нем присутствовали потомки двадцати девяти древнейших аристократических мальтийских семей, ведущих свою историю еще от иоаннитов, когда их рыцарский орден получил в XVI веке от испанского короля Карла V в дар весь Мальтийский архипелаг. Был там и президент страны Гвидо де Марко.
Мальтийская аристократия — одна из наиболее закрытых в Европе. И если, скажем, титул барона во многих европейских странах можно купить, то на Мальте — никогда! Поэтому мальтийский барон в иерархии аристократических титулов всегда будет стоять выше других европейских баронов.
Во время фуршета ко мне подошла оживленная женщина с правильными чертами лица и изысканным английским. Она предложила мне отложить тяжелые серебряные, с вензелями и широкими основами, нож и вилку и взять мясо с блюда руками. Изящно сложив тканую салфетку уголком, она ловко подхватила за кость кусок мяса, надкусила и пропела:
— Здесь нож не понадобится — мясо просто тает во рту!
И точно — мясо было сказочное.
— Впрочем, эту форму ножа, с закругленными концами, именно мои предки первыми изготовили и преподнесли Людовику XIV — правда, в золотом исполнении, — указывая на отложенный нож, добавила Изабель.
— А до этого чем мясо резали?
— Ножами с заостренными концами. На кинжалы похожими. И кусок всегда защитить можешь, и в зубах поковыряться. Король именно этого терпеть не мог, — рассказывала моя собеседница, и у меня не возникало ощущения, что и Людовик XIV, и кинжалы, с которых дворянство поедало на пирах куски мяса, — далекая история.
— Кстати, салфетки — тоже наш семейный вклад в «мировую сокровищницу», — улыбаясь, Изабель нарисовала в воздухе кавычки. — В Реймсе на наших ткацких фабриках они впервые были сотканы из полотна. И тут же, во время коронации Карла VII, были ему подарены и разложены в тронном зале на торжественном обеде.
— Какому Карлу? — не успевая ориентироваться во временах, поинтересовалась я.
— Седьмому. Тому, которого так беззаветно любила Жанна д’Арк.
Впрочем, не буду углубляться в подробные воспоминания о том вечере. Но основная черта наших публичных «светских львиц» состоит в том, что они более публичные, чем львицы, а все их представления о благородных проявлениях почерпнуты в основном из журнала «Космополитен».
Справедливости ради надо сказать, что на тусовке также можно встретить людей цельных и ценностных. Она вобрала в себя всех, как черная дыра.
На тусовках можно встретить Зураба Константиновича Церетели. Его скульптуры стоят везде — от Марбельи и Гагр до Америки. И там никого не смущает гигантский размер его творений.
Мы познакомились с Зурабом Константиновичем, когда я снимала в Италии свой фильм о скрипках. Я только что завершила съемки «Вечной загадки Страдивари», и рассказы о великом итальянце были для меня очень живыми, современными. Трудно представить, что даже сейчас, спустя двести лет после смерти знаменитого мастера, находятся завистники и ревнивцы, утверждающие, что тысячу сто инструментов, которые Страдивари произвел за свою жизнь (а прожил он девяносто три года), невозможно создать одному человеку.
Человеку невозможно, а гению — вполне под силу!
У Церетели тоже огромное число пейзажей, портретов, скульптур, много майолики, мозаики. Его плодовитость невероятна, но обывателю очень заманчиво посплетничать: «Да не делал это все ваш Церетели! На него работают целые артели — и здесь, и в Грузии. Не может один человек это сделать».
С Николаем Цискаридзе. Несломленный. В тот вечер я уже знала, что его гонителей в Большом театре скоро не будет
«Эй, небо, сними шляпу!» — воскликнула Валентина Терешкова, первая в мире женщина-космонавт
Но я лично
