Мне хочется сказать еще и о такой любопытной вещи — в это же время в театре вместе с Георгием Павловичем работала и его жена Нина Николаевна Архипова, которая также могла претендовать на эту роль, но он предложил ее не самой любимой женщине, а мне, потому что так, видимо, подсказала ему совесть. Надо отдать должное, Нина Николаевна искренне радовалась и моему успеху, и успеху Георгия Павловича.
Мы долгие годы были дружны домами. Ходили в гости друг к другу. Георгий Павлович удивительно веселый и остроумный человек, и в его обществе всегда чувствуешь себя легко. Я могу говорить о нем только в превосходных степенях. С возрастом он становится все добрее и добрее. В нем нет ни старческой брюзгливости, ни мелочности. Я шла смотреть его последнюю работу — «Скупого рыцаря» в театре «Вернисаж» — с некоторым волнением, боялась, что у него не хватит сил, ведь это почти моноспектакль, но я увидела мощную игру человека, виртуозно владеющего своей профессией.
Нам повезло, что мы работаем вместе с таким уникальным человеком, для которого театр соразмерен жизни.
Он может играть все
Рассказывает Александр Ширвиндт
Один мудрый человек как-то заметил, что половину жизни человек работает на биографию, а затем биография начинает работать на него. Это вполне справедливо. Но конечно, если кто-то будет просто сидеть и ждать, чтобы биография его обслуживала, то этот постулат не выдержит никакой критики. К счастью, к Георгию Павловичу это никакого отношения не имеет.
Приведу лишь один пример. В нашем репертуаре есть спектакль «Молчи, грусть, молчи!». История возникновения его такова. К 60-летию театра Плучек попросил меня что-нибудь придумать. Я придумал некое обозрение — поход по биографии театра, используя в нем фрагменты из старых спектаклей, порой пародируя их. Нечто вроде капустника. Конечно же без Георгия Павловича мы обойтись не могли. Он великолепно играл, да иначе он играть и не умеет, пародийную сцену «Женитьба» почти по Гоголю». Юбилей прошел. Валентин Николаевич решил, чтобы добро не пропадало, сыграть пару раз спектакль на публике. С тех пор прошло уже более двадцати лет, а мы до сих пор играем его с огромным успехом. Какое-то время мы этот спектакль не играли — болели несколько актеров, в том числе и Менглет. Но как только Георгий Павлович почувствовал себя немного лучше, он сразу же захотел его сыграть. По ходу действия я всех представляю. Георгий Павлович сказал, что он не хочет идти по сцене с палочкой, и попросил вывезти его. Мы посадили его в кресло. Надо было видеть, что произошло в зрительном зале, когда занавес открылся и он появился на сцене. Он не успел произнести ни слова, но сразу же началась овация. Шквал аплодисментов не смолкал несколько минут. Зал встал. Такой любовью могут похвастаться немногие. И это при том, что он практически не снимался в кино. Он — фанатик театра.
Георгий Павлович справедливо и навсегда занял одно из первых мест в нашей труппе. Актер высочайшего технического мастерства, он обладает магнетизмом, каким природа наделяет избранных. У него совершенное чувство сценической правды. Он естествен в своих ролях, как естественна игра листвы и ручья. Он тоже — от природы. В этом смысле здесь реализовано выражение «прирожденный артист».
Манера его существования на сцене, его юмор, значительность и артистичность — поразительны. Я прекрасно помню его в звездных ролях — обольстительного Жоржа Дюруа, вальяжного Баяна, монументального Победоносикова. Они останутся в истории русского театра как одни из высших его пиков. Это был прорыв в сферы высшего актерского мастерства.
Он исполнял эти роли с той свободой, с какой большой пианист исполняет хорошо знакомое сочинение, играя не только данный опус, но и мир композитора. Менглет смеялся над своими персонажами, но «объекты» все равно оставались обаятельными.
Георгий Павлович тщательно отшлифовывает каждую роль, в совершенстве владея и голосом, и речью. И что бы он ни играл, от него невозможно отвести взгляд. В свое время в спектакле Андрея Макаенка «Таблетка под язык» он играл председателя колхоза, а я какого-то партийного деятеля. В свое время это был острый спектакль, ибо герой Менглета был немного диссидентом, не во всем соглашался с райкомом партии. Конечно, представить интеллигентнейшего Георгия Павловича в роли председателя колхоза нелегко. В театральной педагогике это называется дать роль «на сопротивление материала». Он ходил в сапогах и ватнике, видимо, для простоты наклеил пушистые усы, конечно, Жорж Дюруа в этом колхозном деятеле иногда проглядывал, но Георгий Павлович играл мужественно.
Идут годы, одни роли сменяют другие, с возрастом у Георгия Павловича появляется лишь большая глубина и спокойная мудрость. Часто бывает, что первому любовнику трудно перейти на амплуа благородных отцов. Георгий Павлович постепенно и естественно перешел на роли, которые в театре называют скучноватым словом «возрастные», на роли мудрецов. Он, по-моему, универсален: может играть все — и Гобсека, и Лира, и кого угодно.
Он отдан театру целиком. При всем его мастерстве поражает полное отсутствие в нем какой-то актерской фанаберии. Он один из самых послушных актеров — что ему режиссер говорит, то он и делает. Делает блистательно. И никакого актерского словоблудия — выяснения «задач», «обстоятельств», «сквозного действия», лишь забота о чистоте исполнения. Как у музыканта.
У каждого артиста есть нечто вроде большого и малого круга кровообращения. Большой круг — зрители, слушатели. Малый круг — домашний, приятельский.
Приоткроем немного круг малый.
Не знающим близко Георгия Павловича трудно угадать в этом внешне рафинированном интеллигенте академика, как теперь принято говорить, ненормативной лексики. Лексика у него замечательная, он матерится со знанием дела. Можно сказать, он — «матюршинник в законе». Причем есть люди, которые матерятся противно, он же делает это чрезвычайно обаятельно. У него это получается так симпатично и мило, как будто он читает Бодлера.
Кажется, столь редкостное мастерство в подобном жанре должно сочетаться с другим — любовью к возлияниям. Но Георгий Павлович являет собой редкостный случай — он совершенно не пьет. Все другие радости жизни он вкусил сполна, исключение составляет алкоголь. Но надо сказать, что в нашей компании выпивающих людей он сидел спокойно и постепенно, по своей актерской натуре входя в роль, «напивался». Не вдребезги, но тем не менее вполне соответствовал остальным.
Конечно, иногда эта его особенность создавала некоторые трудности. Как-то мы были на гастролях в Болгарии, в Варне. Денег, конечно, ни у кого не было. Все запаслись в Москве «Виолой» и колбасой и чудно проводили свободное время — купались в море, пили дешевую «Плиску» и заедали ее воздушной кукурузой, которая стоила две статинки. А Георгий Павлович воду терпеть не может — загнать его в море невозможно. Он, совершенно трезвый, сидел на балконе и с отвращением, ибо он гурман, поглощал злосчастную «Виолу», конечно же ни о какой кукурузе он и помыслить не мог. Сидел и мучился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
