не морочь мне.
Майор снова снимает трубку, на круглом циферблате набирает какие-то цифры.
— Ну чего вы там застряли? Ведите её ко мне.
Кого её? Сердце ёкает. Наконец, дверь открывается и входит в комнату молодая женщина. Потрепанная жизнью, помятая. На аккуратной женской фигуре висит мешковатое синее трикотажное платье, то ли растянулось, то ли стало велико.
Волосы у женщины русые, глаза голубые.
— Ольховская, садитесь.
Садится напротив меня. Замечаю, что наручников на ее руках нет, но она всё равно трет запястья. Может, только что сняли?
— Марина, знакомьтесь, этому человеку вы обязаны жизнью своей, и не только.
Девушка осторожно опускается на стул и молча смотрит на меня. Долго, испытующе.
— Мне сказали, что вы спрятали моего сына. И только вы знаете, где он.
Киваю.
— Скажите, где он, умоляю.
— Ваш сын в безопасности, он со своей бабушкой, — выдает майор раньше, чем я. Чем ставит меня в тупик.
— В смысле с бабушкой? Мы с Аней Весниной и ее женихом Виктором Карбышевым отвезли мальчонку к первой учительнице Ани — Томилиной Наталье Сергеевне.
Марина замученно вскрикивает и падает лицом на стол, плачет.
Не пойму только от радости, или печали. То ли расстроилась, то ли наоборот отпустило ее.
— Томилина — мать Максима Звонарева. Из–за того, что сын «прославил» ее фамилию, женщинепришлось взять свою девичью, чтобы ее не связывали со Звонарём. Так что, Макар, вы ей прямо в руки внучка отдали.
— Я не знал.
— Знали–не знали, а чутье вас не подвело.
— Можете увести Ольховскую, — дает распоряжение майор, и Марину уводят.
— Её задержали?
— До установления всех деталей происшествия. Дает показания, касающиеся смерти любовника, следователю по уголовным делам.
— Где ее нашли? При чем здесь Игнатов? Его взяли? С валютой?
— Взяли. Сначала отдали валютчикам, а теперь вот выясняется, что судить его будут еще и за убийство, и за создание ОПГ.
— Убийство? — сглатываю ком в горле.
— Он главный подозреваемый в деле Звонарева.
— Вот значит, как? Деньги не поделили?
— Судя по всему, женщину.
В голове не укладывается. Этот лошок Григорий Игнатов, друг и бывший однокурсник Ольховской — убийца ее любовника и отца Вани.
Смотрю вопросительно на майора, он на меня.
— Зачем тебе знать подробности дела? Всё равно ты об этом никогда не напишешь.
— А вдруг на пенсии я примусь строчить мемуары. Появятся волшебные печатные машинки, будут называться компьютерами, они будут хранить в себе всю информацию, и их клавиатуры будут настолько комфортны и быстры, что я буду строчить днем и ночью.
Майор смотрит на меня как на чужестранца, легкая улыбка касается его губ.
— Ника Королева работала на нас. Сколько себя помню, сначала ее отец, потом она. Но как ты понял, дамочка она не из простых, поэтому в какой–то момент задрала таксу, и начала нанимать своих людей, для выполнения заданий. Когда однокурсница просила ее подсобить с работой, Ника устроила ее через своего отца внештатным корреспондентом. И отправила на задание, собирать материалы по спекуляции, набирающей обороты.
— Но газета «Правда» не пишет о спекулянтах, с чего вдруг Нике влезать в это?
— Золотое дно, ты еще этого не понял?
Мотаю головой.
Я-то надеялся, что майор сейчас признается в любовной связи с Королевой, но он крепкий орешек, не хочет, не доверяет.
— Сомов, какие твои годы. Ты сколько в столице?
— Три месяца.
— Вот. Всего три, а глаза уже открываются. Многие всю жизнь проживают, да так и не узнают, что есть две столицы — одна для всех, а другая — для избранных.
— В Советском Союзе все равны! — бубню я.
— Нет. Для некоторых светлое завтра давно наступило. Только об этом не обязательно знать всем, потому что на всех его не хватит.
— Чего его?
— Добра.
— Чушь! Нужно всего лишь правильно распределить. Возможно достичь коммунизма, зная про ошибки наперед!
— Ладно, комсомолец, живи, ошибайся, шишки набивай. Тебе восемнадцать, вся жизнь еще впереди. Ты же журналист, значит, всегда будешь тереться там, где деньги делаются, или на поле поедешь, отчеты колхозников собирать. Сам сделаешь выбор.
— Но вам интереснее, чтобы я как Марина Ольховская был пешкой в ваших играх, всё время на поле боя собирал для вас информацию, которую вы потом используете в своих целях?
— Марина уходит от Ники, переходи и ты в газету «Труд».
— Не суть, это не меняет нашего с вами разговора.
Волков молчит, смотрит исподлобья.
Я злюсь. Не люблю, когда меня используют, даже если это сильные мира сего.
— Тебе же понравилось писать статью? Что не так? Тебе даешь, а ты говоришь «мало».
— Статья выйдет под фамилией Королевой Ники, вы прекрасно знали, что никто не позволит мне поставить свою статью. К тому же в этой самой статье пару строк от меня осталось.
— Дашь добро, станешь работать на нас на постоянной основе, собирать информацию, выйдет под твоей фамилией.
— А если я не хочу?
— Тогда всё, что тебе следует знать по делу Ольховской я тебе расскажу, а дальше всё. Свободен. Ника больше не предложит тебе работу, будешь бегать по митингам и предприятиям. Таков твой выбор, студент.
Киваю.
— Марина собирала для нас информацию про фарцовщиков, имена, явки, фамилии. Но случилось чрезвычайное происшествие, девушка влюбилась в Звонарева, долго скрывала от нас. Мы с Никой узнали только когда живот на нос полез, зараза скрывала этот факт. Жениться Звонарев не спешил, а вот Игнатов предложил девушке руку и сердце, только она отвергла его. Дескать, он беден.
— Тогда Игнатов решил быстро
