гости за тонкой стенкой.
— Смотрится изящно, к тому же у них крутой механизм, в состав часовых узлов которого входят семнадцать рубинов.
Вижу по сияющим глазам, что мой подарок пришелся кстати. Девушка покорена.
— К тому же они очень прочные и высокоточные.
— А это тебе, — Валя протягивает мне фотоаппарат «Зенит–Е».
— Он стоит семьдесят рублей. Откуда деньги? — спрашиваю у нее строго.
— Накопила, откладывала.
— Не ври. Смотри мне в глаза. Это дорого для тебя, не нужно таких жертв. Сдай обратно, чек сохранила?
— Я хочу! — девушка впервые показывает свой бойцовский характер. Вцепляется серым дерзким взглядом в мое лицо, но под моим тяжелым взглядом опускает свои глаза, теперь ее взгляд стреляет очередью в мою грудную клетку. — Родители дали денег на новые сапоги, — признается, когда сжимаю ее запястье с часами.
Ну, молодец. Всё по–советски, всё по–правде. Всё по обоюдному желанию. Захотела девчонка вместо сапог сделать мне приятно. Пускай. А я такой злой допрос ей в праздник устроил.
— Фотоаппарат — и правда отличный, — беру в одну руку, а вторую кладу Валентине на спину, аккуратно придвигаю к себе ее.
— С наступающим, — впервые целую в губы.
Отстраняюсь также быстро, как приблизился.
— Идем к гостям, — она тянет меня за руку. Сама не хочет здесь больше оставаться. Кладу фотоаппарат на тумбочку, иду вслед за хозяйкой квартиры к гостям.
В десять вечера усаживаемся за стол в гостиной комнате. Нас человек пятнадцать, не меньше.
Девчонки красивые, парни веселые.
Даже не верится. Наступает 1977 год.
Впервые в мозгу всплывает Маринка. У нее там 2025–ый? Как она поживает? Надеюсь, скучает.
— Эй, Сомов, чего уснул? — кто–то из ребят просит передать мандарин.
На белой скатерти в центре стола стоит огромная ваза, в ней десятки мандаринов. Комната наполнена ароматами чудесного фрукта и ели, и праздничная атмосфера ощущается в полной мере.
Мы половину дня наряжали елку с мелкими колючими иглами, стоящую в дальнем углу зала, но под конец разбили звезду.
— К счастью, — сказала Валентина.
— Тебе оливье сколько? Ложку–две? — спросила меня девушка справа, и я впервые за весь вечер обратил на нее внимание — симпатичная, блондинка. — Клавдия, подруга Вали, — представилась она.
— Приятно познакомиться, — я потряс ее руку, и бросил тяжелый взгляд на салат, желания съесть его он не вызвал.
Понимаю, девчонки два часа кромсали в тазик кубики картошки, вареной колбасы, яйца, перемешивали это всё с солеными огурцами, майонезом и сдабривали зеленым горошком, а я вот такой привереда. Надо бы сделать над собой усилие, чтобы им было приятно, но не могу.
— Знаешь, я выберу «Селёдку под шубой» — слоёное чудо из селёдки, свеклы, картофеля и моркови, покрытое ровным слоем яркой свекольной массы, украшенное веточками укропа смотрело на меня, и напоминало о встрече 2024 года.
Я обвел взглядом богатый стол 1977 года, он ломился от рыбных закусок, красной икры, которую мне удалось достать по случаю, и вернул свой мозг в действительность, из которой мне уже никуда и никогда не сбежать.
Впрочем, я и не хочу.
Конечно, не отказался бы мельком увидеть внучку, сыновей, но остается надеяться, что у них всё хорошо.
Мой взгляд снова привлекает праздничный стол. Кто–то принес балык, кто–то сельдь. Сейчас вся эта красота аккуратно разложена на блюде с ломтиками лимона. Всё это дополняется кусками черного и белого хлеба, аккуратно сложенными в хлебницу.
Гордо стоит блюдо с холодцом — застывший бульон с кусочками мяса, моркови и лаврового листа, слегка мутный, но невероятно ароматный, с острым горчичным соусом или хреном чуть бултыхается, когда в него врезается нож.
Мой взгляд притягиваетзапечённая курица — румяная, блестящая, с хрустящей корочкой, картошкой и овощами, занявшая самое центровое место на столе.
Каждая деталь здесь кричит о том, что праздник ждали все присутствующие с нетерпением, старались доставить друг другу удовольствие.
Пусть даже некоторые продукты были по талонам или их «достали через знакомых».
Не в этом суть.
В каждом блюде чувствовалась забота, потому что Новый год — это не просто праздник, а символ надежды на лучшее, под бой курантов в телевизоре, и снежок за окном
— Что у нас на десерт? — спросил Сергей.
— Торт «Наполеон», я сама испекла, — Клавдия улыбнулась, почему–то мне, хотя спрашивал не я.
Под бой курантов мы наполнили бокалы искристой жидкостью с пузырьками. Валя сидела от меня по правую руку, а Клава по левую. Я хотел повернуться к Вале, когда встал, но не успел.
— За тебя! — бокал Клавы стукнулся об мой.
Я улыбнулся ей…
Дальше всё как-то покатилось под откос. Валентина злилась на меня, шипела, вела себя как ревнивая идиотка, а другая крашенная блондинка Клавдия всю ночь терлась об меня большой грудью. Всё как нарочно.
Я же думал лишь о том, что поторопился с поцелуем и дорогим подарком. Как я мог снова поверить женщине?
Валя хоть и молодая, но всё равно уже давно женщина, с закостеневшим мышлением, поэтому всё неправильно поняла!
Я всего лишь хотел выразить ей свою признательность за дружбу, не более того.
Спали мы порознь, в разных комнатах.
Наутро я уехал домой, чтобы поздравить своих с праздником, подарить подарки. Конец формы
Отдохнуть по–домашнему, спокойно от всей этой праздничной суеты.
Переговорить с дядей… Из разговора с ним я узнал много интересного.
Каникулы я провел в режиме «выключено» — телевизор, сон, никаких учебников и старых друзей, хотя они одолевали меня.
За три дня до начала нового семестра я вернулся в столицу.
Приезжаю на вокзал, выхожу из поезда. Ветер пронизывает, мороз щиплет лицо, как будто вся Москва только и ждала меня, чтобы встретить вот так, сурово.
И тут его
