меня в какую-нибудь тюрягу, да? – спрашивает Джек.
– Я не знаю.
– Безопасный проход для моих людей?
– Твои жена и непосредственные подчиненные его получат, но не комбатанты. Любые военные преступники должны быть наказаны. В такой ситуации повинные головы всегда летят с плеч, ты сам это понимаешь. Если преступлений не было – прекрасно, они смогут уйти. Но вежливых войн не бывает, Джек. Всегда находятся те, кто заходит слишком далеко. Даже обычные люди на войне звереют. Мы просто не говорим о них в документальных фильмах и учебниках истории, если они не организованы, как нацисты. А среди твоих солдат преступники, Джек. Ты знал, чем рискуешь.
Джек вздыхает.
– Где я должен буду это сделать?
– В Асо-Рок.
«Президент готовит для меня красочную смерть на глазах у всего народа, потому что ему нужно сделать из меня пример, чтобы припугнуть других мятежников».
– Не думай, что мне это доставляет удовольствие. Я лично очень многое вложил в развитие твоего потенциала. Я знаю, что означает это твое молчание.
«Да уж конечно знаешь».
– Я согласен, – говорит Джек. – Попросите его остановить бомбардировку и скажите, в какой день и в какое время я должен быть в Абудже.
– Он ждет, что до конца этого дня над твоим особняком поднимется зелено-бело-зеленый флаг, и тогда он пришлет за тобой транспорт.
– Уверен, что флаг мы где-нибудь откопаем.
– Джек, ты поступаешь правильно. Я…
Джек обрывает разговор.
– Лора, – говорит он.
– Сэр. – Лора ожидала за дверью. Она одета в черное в знак траура по своему писателю.
– Я хочу кое о чем тебя попросить.
– О чем?
– Я хотел бы использовать малую часть твоей памяти для хранения документов, которые должны быть обнародованы при определенном условии.
– Каком?
– Смерть от неестественных причин, даже если эти причины будут законными.
– Такими, как казнь?
– Именно.
С воздухом за спиной у Лоры начинает твориться что-то странное – будто стремительно сгущаются грозовые тучи, или разбросанное конфетти собирается воедино в обратной перемотке; в пустоте возникает и постепенно заполняется деталями контур человеческой фигуры.
– Что это? – спрашивает Джек.
Лора оборачивается, но, судя по всему, ничего не замечает.
– О чем вы?
Это женщина: чернокожая, в темно-зеленом комбинезоне, с непокрытой головой и прической афро. Без оружия.
– Мистер Жак, вы меня не знаете, и у вас нет причин прислушиваться к моему совету.
– Но совет все равно будет, верно?
Она стоит совершенно неподвижно.
– Простой и краткий: подождите.
– Чего?
– Поймете, когда увидите. Пока что ничего не делайте. Я прошу вас просто подождать. Прощайте.
Она растворяется в воздухе.
Лора спрашивает:
– С кем вы разговаривали?
– Ты ее не видела?
– Нет.
Джек включает записи с камер наблюдения, и на них видны Лора и он сам, беседующий с воздухом. На этот раз – никаких помех, не как тогда, с Алаагомеджи.
– Господин мэр, вы в порядке? Душевно, я имею в виду.
– В порядке. Давай-ка все-таки создадим резервную копию, ладно?
Кто, черт возьми, это была такая? Точнее, что это было такое? Женщину не увидели ни Лора, ни камеры, а значит, она, вполне возможно, существовала только в голове у Джека. Превосходно. Галлюцинации – как раз то, чего ему сейчас не хватает. Или. Или его мозг пытается таким обходным путем что-то ему сообщить. Возможно, он слишком торопится сдаться. Но Джек не видит иного выхода. Он в меньшинстве, его обыграли, народ Роузуотера его ненавидит. И он уже согласился на капитуляцию. В принципе.
А если это не просто воображение? Какой-нибудь хак имплантата? Безопасный способ доставки сообщений? Но кто в таком случае эта женщина? На чьей она стороне? Она не с федералами, потому что они хотят от него только одного. Прямо противоположного. У народа хауса есть поговорка: «Танец меняется вместе с ритмом барабана». Джек не понимает, какой он слышит ритм.
Телефон Лоры подает голос; она принимает звонок, а потом смотрит на Джека:
– Сэр, с растением что-то происходит.
Глава тридцать восьмая
Кааро
Растение практически поглотило многоквартирный дом, в котором выросло. И теперь носит на себе останки кирпичных стен, провода́, изуродованные трубы и куски крыши, как напоминания о потерянных возлюбленных. Кааро наблюдает за ним из окна заброшенного здания в соседнем квартале. Сорняк еще и шевелится, и это не запускаемые прикосновением движения, как у мухоловки или мимозы. Он сам шевелит своими усиками и прочими придатками. В нескольких футах над ним выписывают случайные фигуры херувимы.
Вместе с Кааро в темной комнате находятся шестнадцать реаниматов, которых он привел с собой, чтобы они служили щитами, оберегали его тело, когда он войдет в ксеносферу. В комнате стоит безнадежный запах немытых человеческих тел, и дышать порой непросто, но у всего есть своя цена.
Кааро больше не чувствует Аминат и представляет, как она спускается на подземные уровни базы в Убаре. У него щемит в груди, но Кааро не может на это отвлекаться.
Взглянув на небо, он видит, как бомбардировщики улетают прочь, хотя дроны продолжают сохранять боевой порядок. Кааро не знает, что происходит, а Дахун не отвечает на его звонки. Окружавшие растение солдаты, кажется, тоже исчезли.
На стене висит портрет Нельсона Манделы. Кааро салютует президенту стаканом найденного огогоро и осушает его одним глотком. Бросает взгляд на пустоглазых реаниматов, и они напоминают ему об обезьянах, окружавших призрак Энтони. Йаро скулит и снова засыпает. Пора.
Кааро закрывает глаза, снимает свою постоянную защиту и обнаруживает рядом с собой Боло, а впереди – Йаро. В нескольких ярдах от него вращается темная колонна; между Кааро и противником – Молара. Кляксы темных миазмов отрываются от основной массы, какое-то время кружат поблизости и вновь сливаются с ней.
– Это наша цель? – спрашивает Кааро.
– Да. Носительница?
– Ей занимаются. Пойдем.
– А ты не слишком легко одет?
Кааро позволяет себе обратиться грифоном и топорщит перья.
– Это так заводит. Я тебе когда-нибудь говорила, что ты мой самый любимый человек?
– Заткнись, Молара.
Грифон издает боевой клич – смесь львиного рева и крика хищной птицы. Посреди темноты возникает светлое пятно и превращается в человеческое лицо.
– Что вам нужно, твари? Кто вы такие? – спрашивает оно.
– Ты слишком разросся… – начинает Молара.
– Знаете что? Мне плевать. Я просто вас убью.
Лицо исчезает, и черные, теневые версии херувимов отделяются от темноты и направляются к ним. Кааро не нравится парить, и он приземляется. Пустошь, куда ни посмотри. Сойдет. Херувимы окружают его. «Где Йаро?» Ему больно, когда херувимы к нему прикасаются, а они кусают и рвут его ментальное тело. Кааро бьет крыльями, чтобы сбросить
