Роса обожгла холодом ее ноги. Энни внимательно смотрела на землю, боясь наступить на нечто, не очень романтическое, но неизбежное там, где пасется скот. Высоко над деревьями ухала сова. Может, этот крик и разбудил ее? А может, свет луны, или она просто проснулась по привычке. Коровы поднимали головы, когда она проходила мимо, а Энни приветливо с ними здоровалась, чувствуя себя последней идиоткой.
Трава у ручья была сильно притоптана копытами. Вода текла медленно и тихо, в ее зеркальной глади четко отражался сумрачный лес, растущий на противоположном берегу. Энни пошла вверх по течению и вскоре оказалась у места, где поток делился надвое, образуя крошечный островок с деревом посредине. В два прыжка Энни пересекла ручей и отправилась к клиновидному выступу, где можно было, встав на колени, напиться. Если глядеть с этого места, в воде отражалось только небо. Энни залюбовалась отражением луны – таким прекрасным, что жаль было его тревожить. Наконец она коснулась воды и вздрогнула, как от ожога. Та была холоднее льда, словно только что покинула древние, застывшие под снегом вершины. Энни обтерла обжигающей водой лицо, а уж потом сложила ладонь ковшичком и зачерпнула еще раз, и тогда уже стала пить, снова любуясь отражением луны. И вдруг луну заслонила мужская фигура. Энни совсем не испугалась: даже не подняв глаза, она уже знала, что это Том.
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
Прищурившись от яркого лунного света, она взглянула на Тома и, увидев на его лице тревогу, улыбнулась.
– Да нет, все нормально.
– Я проснулся и увидел, что вас нет.
– Ужасно захотелось пить.
– Это от ветчины.
– Наверное.
– Как водичка? Не хуже, чем дождевая – тогда, на празднике?
– Почти такая же. Попробуйте сами.
Том посмотрел на воду, сразу поняв, что пить с того места, где стоит Энни, удобнее.
– Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Не помешаю?
Энни стало смешно.
– Ну что вы, что вы. Будьте моим гостем.
Том тоже перешел ручеек у деревца. Энни смотрела на него, понимая, что в этот момент он не просто переходит на другой берег, за этим таится нечто большее. Он с улыбкой опустился рядом на колени и, молча зачерпнув воду, стал пить. Серебристые струйки стекали меж его пальцев.
Энни знала: это должно было случиться. Есть вещи, которые неотвратимы. И той ночью она затрепетала, почувствовав приближение неминумого. Позже, вспоминая эти минуты, она неизменно испытывала глубокое волнение, это ощущение не притуплялось от времени. И она никогда не сожалела о том, что произошло.
Том перестал пить и, по-прежнему стоя на коленях, повернулся к ней. Видя, что он собирается утереть лицо, Энни опередила его и сделала это сама. Ее пальцы ощутили холод капель, и она, наверное, отдернула бы руку, но ее задержало проступавшее сквозь холод тепло его кожи. И она вдруг забыла весь этот мир, потрясенная этим прикосновением.
В лунном свете глаза его утратили свой обычный цвет, стали маняще бездонными, и она погрузилась в эту бездну – с удивлением и восторгом, не думая об опасности. Том нежно коснулся ее руки, все еще лежавшей на его щеке, сжал ее и поднес к губам. Его поцелуй словно обозначил конец долгому ожиданию.
Затаив дыхание, Энни смотрела на Тома. Свободной рукой она провела по его щеке, почувствовав под ладонью дневную щетину, а потом – по мягким волосам. Его рука, в ответ ласково скользнув по ее плечу и шее, тоже остановилась на ее лице. Энни блаженно закрыла глаза, наслаждаясь нежными прикосновениями его пальцев, совершающих медленный путь от висков до уголков рта. Том коснулся ее губ, она приоткрыла их, и он ласково очертил их контур.
Энни долго не решалась открыть глаза, боясь увидеть на его лице сомнение или, не дай Бог, жалость. Когда же она их все-таки открыла, то прочла в его взгляде только спокойную уверенность и такое же влечение, какое испытывала сама. Он гладил руку Энни, от локтя и до плеча, заставляя ее трепетать. Она же, ероша мягкие волосы, нежно притянула голову Тома к себе, почувствовав, как его ласки становятся все горячее.
За секунду до того, как губы их соприкоснулись, Энни вдруг мучительно захотелось попросить у Тома прощения, сказать, что она не хотела, чтобы все так вышло. Но он, видимо, догадавшись, о чем она собиралась сказать, прижал губы к ее губам.
Когда они слились в поцелуе, Энни вдруг ощутила всем своим существом, что наконец вернулась домой. Каким-то непостижимым образом она уже знала вкус его губ и нежность рук. Тело ее дрожало от прикосновений Тома, и вскоре Энни трудно было понять, чей жар ее согревает: ее или Тома…
* * *
Том не мог бы сказать, сколько длился их поцелуй. То, что он был очень долгим, можно было понять только по сместившимся теням на лице Энни, когда он снова взглянул на нее, слегка отстранив от себя. Энни печально улыбнулась и подняла глаза на заметно переместившуюся на небе луну – свет ее трепетал в глазах женщины. Том все еще ощущал на губах свежий влажный вкус поцелуя и чувствовал тепло ее дыхания. Гладя обнаженные руки Энни, он вдруг увидел, что она вся дрожит.
– Тебе холодно?
– Нет.
– В июне здесь никогда еще не было таких теплых ночей.
Энни взяла руку Тома и, словно баюкая, положила ее себе на колени. Провела пальцами по ладони – та была шершавая на ощупь.
– Кожа у тебя здесь очень жесткая.
– Да уж. Ничего хорошего.
– Вовсе нет. Ты чувствуешь мое прикосновение?
– Еще как!
Она не поднимала голову, и все же он заметил сквозь рассыпавшиеся пряди волос покатившуюся по щеке слезу.
– Энни, что случилось?
Все еще не глядя на него, она покачала головой. Том взял ее руки в свои.
– Энни, все хорошо. Верь мне.
– Я знаю. Просто, понимаешь, это так хорошо… Я даже не представляю, как к этому относиться.
– Мы с тобой просто два человека, и мы встретились – вот и все.
– Но встретились слишком поздно, – кивнув, сказала Энни.
Она наконец подняла на него глаза, улыбнулась и утерла слезы. Том тоже улыбнулся, ничего не сказав на ее слова. Да, она права, и все же ему не хотелось соглашаться. В ответ он рассказал ей о том, как много лет назад, в ночь, похожую на сегодняшнюю, его брат, глядя на убывающую луну, пожелал, чтобы «сейчас» длилось вечно, а отец сказал ему тогда: вечность – это длинная череда «сейчас», и самое лучшее, что может человек, – это прожить каждое «сейчас» в полную силу.
Энни слушала его очень внимательно, а когда он закончил свой рассказ, молчала так долго, что Том испугался: а вдруг она превратно истолкует его слова, увидев в них лишь эгоистическое желание поддаться порыву.
Позади них в соснах снова закричала сова, другая ответила ей с противоположной стороны луга.
