и лучшим. Мы заменим их любовью к общине и истребим ненависть, которая порождается скупостью – корнем всех зол, и тяжбы, и обманы, и подделки завещаний, и прочее.
Таким же образом – все пороки тела и духа, которые у бедных порождаются чрезмерным трудом, а у богатых праздностью, ибо мы распределяем труд поровну между всеми.
Так же пороки, проистекающие из праздности женщин, которые подтачивают их способность к деторождению, телесное и душевное здоровье, мы устраняем тем, что предписываем им подходящие упражнения и занятия. Равно и пороки, которые являются следствием невежества и глупости…
…Наконец поскольку мы неизменно избегали крайностей, мы все приводили к умеренности, в которой заключается добродетель».
Противники «Города Солнца» не отличались оригинальностью. Все те же доводы, почерпнутые из Аристотеля, давным-давно выступавшего против общности материальных благ! Кампанелла не уставал доказывать, что только уничтожение собственности и жизнь общиной сделают людей по-настоящему свободными и счастливыми: «…В нашем Государстве находит успокоение совесть, уничтожается жадность – корень всех зол, и обман, который присущ заключению сделок, и кражи, и грабежи, и излишество, и уничижение бедных, а также невежество, которое свойственно даже людям благородной породы вследствие того, что они принуждены работать в то время, как они желают заниматься философией, уничтожаются также излишние заботы, труды, деньги, которые добывают купцы, скупость, гордость и другие пороки, которые порождаются разделением имуществ, а равным образом – себялюбие, вражда, зависть, козни, как уже было показано. Вследствие распределения государственных должностей соответственно природным способностям мы достигаем искоренения зол, которые проистекают из наследования должностей, из их выборности и из честолюбия, как учит св. Амвросии, говоря о государстве пчел. И мы подражаем природе, которая ставит начальниками наилучших, как это происходит у пчел, ибо если мы и прибегаем к избранию, однако оно согласно с природой, а не является произвольным: это означает, что мы избираем того, кто возвышается благодаря своим естественным и моральным добродетелям.
…В нашем Государстве должностные лица распределяют ремесла и труды соответственно пригодности и силе, исполнение работ поручается начальникам ремесел совместно со всем множеством людей, как указывается в тексте. И никто не имеет возможности что-либо присвоить себе, так как все принимают пищу за общим столом и, получив у ведающих одеждой должностных лиц одежды нужного качества, пользуются ими сообразно с временами года и со своим здоровьем… Ведь никто не может отвергать такой способ распределения, так как все совершается на основании разума. Более того, каждый любит то, что соответствует его собственной природе, как это присуще нашему Государству.
…Каждый с детства приобщается должностными лицами нашего Государства к различным ремеслам, соответственно своей естественной склонности, и каждый, после того как его наилучшим образом испытают опытом и учением, выдвигается на исполнение той должности, к которой он более пригоден. Но только наилучшие могут становиться высшими должностными лицами, согласно описанному в тексте порядку. И воин не пожелал бы стать предводителем, и земледелец – священником. В нашем Государстве должности доставляются, исходя из практических навыков и образованности, а не из благосклонности и родственных отношений, ибо мы свели на нет родственные связи. Каждый получает должность в той сфере, в которой он отличается своей добродетелью. И первые должностные лица не могут одних возвеличивать, а других унижать, так как они правят не по своему произволу, но, руководствуясь природой, и предназначают для каждого пригодную должность. Они не обладают собственностью, благодаря которой они нарушили бы чужие права, чтобы возвеличить своих детей. Но им свойственно хорошо поступать и таким образом достигать почестей. И поскольку они считают всех своими братьями, или сыновьями, или родителями, сохраняется любовь ко всем, а не обращается позорным образом на отдельных лиц. Никто не сражается ради жалованья, так как он имеет средства для жизни, но каждый потребует почестей, которые он вправе ожидать благодаря своей доблестной деятельности».
Враги кричат на все лады, что проповедь общности имущества есть страшнейшая ересь. Еще на Констанцском соборе был осужден как еретик и сожжен Ян Гус, отрицавший частную собственность. Старые уловки! «Невежды, – пишет Кампанелла, – тотчас же объявляют еретиками тех, кого они не могут победить с помощью доводов разума». Идею жизни общиной они называют ересью. Ересью?! Кампанелла берет на себя смелость и во всеоружии аргументов упорно доказывает, что, напротив, еретиками являются те, кто осуждает жизнь общиной!
Работая над трактатом «О наилучшем государстве», Кампанелла все время находился в приподнятом, воинственном настроении. Он радовался, что, даже сидя за решеткой, он в силах сокрушать врагов железной логикой своих аргументов.
Его все время держали в одиночке. В тюрьму периодически присылались приказы не ослаблять строгости по отношению к Кампанелле. Но время делало свое дело. Постепенно и здесь Томмазо сумел расположить к себе некоторых надзирателей, а когда подходил к концу второй год его пребывания в Кастель делль Ово, даже сам кастелян, Педро Галарди, смотрел сквозь пальцы на нарушения режима. Он без лишней огласки разрешил свидания, и Кампанеллу стали навещать друзья.
Слава о Кампанелле разнеслась по многим странам Европы. Иностранцы, приезжавшие в Неаполь, старались всеми правдами и неправдами, при помощи рекомендательных писем или просто подкупа, получить с ним свидание. Это были разные люди. Одни приходили из любопытства посмотреть на знаменитого узника, другие мечтали стать его учениками. Эти встречи не были похожи на обычные свидания в тюрьме, когда соболезнующие визитеры вполголоса беседуют с несчастным арестантом. Если дежурил сговорчивый надзиратель, Кампанелла успевал прочесть какую-нибудь лекцию по философии или медицине. Тем, кто бывал регулярно, удавалось прослушать целый курс.
Разумеется, не со всеми Кампанелла был откровенен. Он знал, что его крайние взгляды могли оттолкнуть многих, чье заступничество было ему полезным. Естественно, что люди, вначале принимавшие на веру его архикатолические настроения, узнав его настоящее лицо, отходили в сторону. Каких только восторгов не выражали немцы-дворяне, с которыми он сидел в Кастель Нуово, когда он говорил об астрологии или развертывал перед ними грандиозные планы борьбы с протестантами. Они давали слово хлопотать за него перед папой, императором и князьями. Но стоило им только узнать, что все это была лишь маскировка, а в действительности он был осужден за ересь и бунт, как они тут же отреклись от него! А Шоппе? Он теперь открыто высказывал убеждение, что лучше, чтобы Кампанелла «оставался там, где он есть».
В мае 1610 года вице-король, приняв во внимание длительное заключение Кампанеллы, согласился несколько смягчить режим. Узнику было официально разрешено читать книги и получать свидания. Но эти послабления продолжались всего двенадцать дней. В дело самым решительным образом вмешалась инквизиция. Разве вице-король забыл,
