— Можете беречь про себя этот секрет сколько вам угодно, добрая Гэтти! Да и к чему мне знать чужие тайны, раз одна моя нога уже стоит на краю могилы? Впрочем, ни голова, ни сердце не могут отвечать за то, то лепечет язык во сне.
— Согласитесь, однако, Зверобой, ведь это очень странно, что Юдифь не любит Генриха Марча. Он молод, храбр, отважен и такой же красавец, как она сама. Батюшка всегда говорил, что из них могла бы выйти прекрасная пара, хотя матери моей он не нравился так же, как Юдифи.
— Всего этого нельзя вам растолковать, бедная Гэтти! Но солнце уже высоко, и срок мой кончился. Берите весла и поедем к берегу.
Лодка быстро побежала к мысу, на котором, по предположению Зверобоя, его дожидались ирокезы. Он уже опасался, что не приедет к сроку, но Гэтти, видя его нетерпение, начала помогать ему с таким усердием, что легкий челнок подъехал к берегу даже раньше срока.
Глава XXVII
До полудня оставалось еще минуты две или три, когда Зверобой высадился на берег в том месте, где гуроны расположились своим лагерем, почти напротив замка. Поверхность почвы в этом месте была ровная и не так лесиста. Здесь на природной лужайке часто назначались сходки охотников и дикарей, бродивших с своши капканами и ружьями для звериной ловли. Берег озера тут не был загроможден густым кустарником, и тотчас же при выходе на берег глаз мог свободно обнять почти все пространство мыса.
Мнения гуронов относительно возвращения их пленника разделялись. Многие утверждали, что бледнолицый никогда не согласится итти на добровольную пытку, тогда как некоторые из старейшин ожидали совсем другого поведения от человека, который обнаружил столько хладнокровия, мужества и прямодушия. Большинство в свое время согласилось отпустить пленника с единственной целью, чтоб иметь повод упрекнуть делаваров в вероломстве человека, проживавшего в их деревнях. Придавая особую торжественность всему этому, они за час до полудня собрали всех молодых людей, разведчиков и шпионов, а также женщин и детей, которые все должны были засвидетельствовать предполагаемое вероломство. Замок с этого места был открыт, и можно было видеть все, что происходило вокруг него. Поэтому никто не опасался, что Гэрри, Чингачгук и молодые девушки узкользнут тайком. На всякий случай изготовили плот, чтоб произвести нападение на замок или на ковчег, смотря по тому, как потребуют обстоятельства. Вожди начинали думать, что было опасно оставаться здесь дольше следующей ночи. Только бы развязаться с Зверобоем, и потом назад, в Канаду, на берега озера Онтарио!
Все молча ожидали приближения Зверобоя. Вожди заседали на пне свалившегося дерева; по правую сторону их стояли вооруженные воины, по левую — женщины и дети. В центре перед ними находилось значительное пространство, обсаженное деревьями, где, однако, не было ни густых кустарников, ни хвороста. Зеленая арка, образованная верхними ветвями, полуосвещенная солнечным лучом, пробивавшимся из-за листьев, набрасывала легкую тень на это место.
Как почти всегда бывает среди кочующих племен, два вождя в равной степени разделяли верховную власть над этими детьми лесов. Многим, правда принадлежал титул вождей, но эти двое имели такое огромное влияние на племя, что все безусловно покорялось им, если они были согласны в своих решениях, и, напротив, племя волновалось, когда вожди расходились в мнениях. Один из этих вождей, как это тоже часто бывает, возвысился благодаря необыкновенному уму; другой, напротив, — благодаря превосходству своих физических сил. Первый был старик, прославившийся своим красноречием и мудростью на советах; второй — отличный воин, прославивший себя блестящими победами и беспримерною свирепостью. Первый был Райвенук, второй прозывался Барсом, и это имя вполне выражало его отличительные свойства: лютость, вероломство и хитрость.
Когда Зверобой ступил на песок, Райвенук и Барс сидели молча друг возле друга. Ни один не обнаружил своего изумления, когда молодой охотник явился перед ними и торжественным голосом возвестил о своем прибытии.
— Вот я, минги, — начал Зверобой на делаварском языке, понятном почти для всех гуронов, — а вот и солнце. Небесное светило верно своим законам; я, как видите, верен своему слову. Я ваш пленник: делайте со мной что вам угодно. Мои дела с землею и людьми окончены. Я готов итти на тот свет, и вы можете меня туда отправить.
Одобрительный говор послышался даже между женщинами после этой речи, и на минуту почти у всех загорелось желание принять в свое племя такого неустрашимого человека. Общего восторга не разделяли только Барс и сестра его Сумаха. Она была вдовою Волка, того самого воина, которого застрелил Зверобой. В Барсе заговорила его природная лютость. Сумаха горела желанием отомстить за смерть своего мужа. Иначе чувствовал и думал Райвенук. Встав со своего места, он подошел к пленнику с величественным видом и обратился к охотнику:
— Бледнолицый! Мне приятно от имени всего народа засвидетельствовать твою честность. Все мы очень рады, что пленник наш — человек, а не хитрая лисица. Теперь мы знаем тебя, как храброго воина, достойного нашей ласки. Если ты убил одного из наших воинов и помогал убивать других, жизнь твоя все-таки принадлежит тебе, и, как честный человек, ты готов ею поплатиться эа смерть наших братьев. Некоторые из нас воображали, что кровь бледнолицых очень прозрачна и не будет течь под гуронскими ножами, но ты доказал, что они ошиблись. Твое сердце, так же, как и тело, исполнено великого мужества, и мы с удовольствием встречаем пленника, подобного тебе. Если воины мои рассуждали, что знаменитый Волк не должен на том свете путешествовать один в земле духов, и что враг его должен с ним беседовать для препровождения времени, то не забудут они теперь, что Волк пал от руки храбреца, и мы отправим тебя к нему с такими знаками дружбы, что ему не стыдно будет делить с тобой дорогу. Так говорю я. Ты понимаешь, что я сказал?
— Понимаю, минг, и слова твои ясны для меня, как день. Смею сказать со своей стороны, что Волк был храбрый воин, достойный вашей дружбы, но я надеюсь, что буду достоин его общества, если получу подорожную из ваших рук. Пусть совет ваш произносит приговор. Я готов его выслушать, если только заранее, до моего прихода вы не решили, дела.
— Вожди не считали нужным произносить приговора в твое отсутствие. Бледнолицый пленник, выпущенный на волю, то же, по их словам, что ветер, который дует куда ему угодно. Один только голос говорил в твою пользу, Зверобой, но этот голос раздавался в пустыне.
— Благодарю этот голос, чей бы он ни был, и могу засвидетельствовать, что он один защищал правду против полчища лжецов. Честное слово связывает бледнолицых крепкими узами так же, как и краснокожих. Во всяком случае, ни за что на свете я бы не решился низким вероломством опозорить делаваров, между которыми получил свое воспитание. Впрочем, одни слова не ведут ни к чему. Делайте со мной, что хотите.
