уже завтра мы не будем в состоянии дать совет, если Вы его у нас спросите, так как можно опасаться агрессивных действий толпы».
По мнению Шульгина, Гучков говорил «негладко и глухо», с трудом справляясь с волнением. Наоборот, по характеристике Данилова, «ровный, мягкий голос» Гучкова произносил «тихо, но отчетливо роковые слова». Царь смотрел «прямо перед собой, спокойно, совершенно непроницаемо». Когда Гучков говорил об отречении, Рузский обратился к своему соседу, Шульгину, и сказал, что «Государь уже решил этот вопрос», и «передал одновременно Царю известную телеграмму. Рузский думал, что Царь развернет телеграмму (она была сложена пополам) и прочтет ее». «Каково было мое удивление, – передавал Рузский Андр. Влад., – когда Государь, взяв телеграмму, спокойно сложил ее еще раз и спрятал в карман»213. Ни Гучков, ни Шульгин, к удивлению, всего этого не заметили. В газетах того времени – по крайней мере в «Русск. Вед.», которые лежат перед моими глазами, – очень скудно сообщены были подробности отречения, причем сведения проводили определенную тенденцию. Речь Гучкова в газетном изложении (4 марта) заканчивалась сообщением о распоряжении правительства (?) вернуть войска, посланные с фронта. Тогда Царь «тихо» спросил: «Что же мне делать?» – «Отречься от престола», – ответил представитель новой временной правительственной власти. «Царю в руки был дан для подписи заготовленный заранее акт отречения, – заканчивало сообщение, – и Царь подписал его». В таком изложении добровольное согласие Царя на отречение, данное, как мы знаем, даже до вести о приезде петербургских делегатов, совершенно стушевывалось. Для психологии момента это было чрезвычайно важно и поясняет многое из того, что потом последовало. Надо хорошо запомнить эту черту. В действительности все происходило далеко не так, как описывала печать.
Вернемся к официальной записи. Вот дальнейшая выдержка из нее in extenso:
Его Величество: «Раньше вашего приезда и после разговора по прямому проводу ген. Рузского с председателем Гос. Думы я думал в течение утра и во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь, еще раз обдумав положение, я пришел к заключению, что ввиду его болезненности мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучаться с ним я не могу»214.
Член Гос. Сов. Гучков: «Мы учли, что облик маленького Ал. Ник. был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти».
Ген.-ад. Рузский: «Его Величество беспокоится, что если престол будет передан наследнику, то Е. В. будет с ним разлучен».
Чл. Гос. Думы Шульгин (не Гучков ли?): «Я не могу дать на это категорического ответа, так как мы ехали сюда, чтобы предложить то, что мы передали».
Эту слишком лаконическую запись, не совсем, быть может, отчетливую, необходимую пополнить. «Все так были огорошены совершенно неожиданным решением Государя, – записал Андр. Вл. со слов Рузского215. – Гучков и Шульгин переглянулись удивленно между собой, и Гучков ответил, что такого решения они не ожидали и просили разрешения обсудить вдвоем вопрос и перешли в соседнее столовое отделение». Комментируя слова Царя, Гучков в Чр. Сл. Ком. говорил: «Я лично ту комбинацию, на которой я, по поручению некоторых членов (курсив мой) думского комитета настаивал, находил более удачной, потому что… эта комбинация малолетнего государя с регентом представляла для дальнейшего развития нашей политической жизни больше гарантий, но, настаивая на прежней комбинации, я прибавил, что, конечно, Государю не придется рассчитывать при этих условиях на то, чтобы сын остался при нем и при матери, потому что никто, конечно, не решится доверить судьбу и воспитание будущего государя тем, кто довел страну до настоящего положения. Государь сказал, что он не может расстаться с сыном и передает престол своему брату». Со слов Рузского, Лукомский передает, что Царь будто бы склонялся уже к комбинации отречения в пользу сына216, но колебаниям был положен конец словами Гучкова, что Государю придется уехать за границу, а сын должен будет остаться в России при регенте.
По протоколу беседа продолжалась.
Его Величество: «Давая свое согласие на отречение, я должен быть уверенным, что вы подумали о том впечатлении, какое оно произведет на всю остальную Россию».
Член Гос. Сов. Гучков: «Нет, В. В., опасность не здесь. Мы опасаемся, что, если объявят республику, тогда возникнет междоусобие.
Чл. Гос. Думы Шульгин: «Позвольте мне дать некоторое пояснение, в каком положении приходится работать Гос. Думе. 26-го (?) вошла толпа в Думу и вместе с вооруженными солдатами заняла всю правую сторону, левая сторона занята публикой, а мы сохранили всего две комнаты, где ютится так называемый Комитет. Сюда тащат всех арестованных, и еще счастье для них, что их сюда тащат, так как это избавляет их от самосуда толпы; некоторых арестованных мы тотчас же освобождаем. Мы сохраняем символ управления страной, и только благодаря этому еще некоторый порядок мог сохраниться, не прерывалось движение жел. дорог. Вот при каких условиях мы работаем; в Думе это сумасшедший дом. Нам придется вступить в решительный бой с левыми элементами, а для этого нужна какая-нибудь почва… Относительно Вашего проекта, разрешите нам подумать хотя бы четверть часа. Этот проект имеет то преимущество, что не будет мысли о разлучении, и, с другой стороны, если Ваш брат, вел. кн. Мих. Ал., как полноправный монарх, присягнет конституции одновременно с вступлением на престол, то это будет обстоятельством, содействующим успокоению».
Чл. Гос. Думы Гучков: «У всех рабочих и солдат, принимавших участие в беспорядках, уверенность, что водворение старой власти – это расправа с ними, а потому нужна полная перемена. Нужен на народное воображение такой удар хлыста, который сразу переменил бы все. Я нахожу, что тот акт, на который Вы решились, должен сопровождаться и назначением председателя Совета министров кн. Львова».
Его Величество: «Я хотел бы иметь гарантию, что вследствие моего ухода и по поводу его не было бы пролито еще лишней крови».
Чл. Гос. Думы Шульгин: «Может быть, со стороны тех элементов, которые будут вести борьбу против нового строя, и будут попытки, но их не следует опасаться. Я знаю, например, хорошо город Киев, который был всегда монархическим, теперь там полная перемена».
Его Величество: «А вы не думаете, что в казачьих областях возникнут беспорядки?»
Чл.
