И он продолжал гнуть свою линию, не взирая ни на что. Потому, что Ленин знал будущие события, а большевики Богданов и Гольденберг нет! Ильич знает, что правительство будет ему подыгрывать, только он в курсе всех закулисных договоренностей. Ленин понимал, что именно сейчас судьба дает ему шанс, единственный и неповторимый. Развал страны и выход ее из войны, мизерная плата за карт-бланш на производство мечты всей его жизни — социалистической революции. Кроме того, он знал, что «союзники» в курсе его договоренностей с немцами и мешать ему также не будут. Он может спокойно делать свое дело. Реальность подтверждала его правоту лучше всяких доказательств. Ему действительно никто не мешал! Вопреки здравому смыслу, вопреки собственным обещаниям, опубликованным в парижских газетах. Плеханов, Чхеидзе ругались, спорили с Лениным. Временное правительство не делало даже этого!
Проблемы Ленина нам понятны. Надо убедить сомневающихся соратников, а карты свои, свое знание страшного предательства, совершенного «союзниками» раскрыть нельзя. Во-первых, никто не поверит, во-вторых за раскрытие таких тайн карают смертью. Неизвестно, на что он потратит больше энергии — на саму организацию переворота или на убеждение своих менее информированных соратников. Они мешают ему куда больше, чем Керенский и его правительство. Упрямые, вечно сомневающиеся социал-демократы. Им никак не понять, что не время сейчас дискутировать, дело надо делать и очень срочно!
В тех же «Апрельских тезисах» Ленин отмечал необходимость усиленной пропаганды братания. Знаете, что это такое? Это когда солдаты враждующих сторон, выходят между окопами и вместо того, чтобы стрелять в противника, угощают его табачком. Что ж тут плохого? Говорят, все познается в сравнении. Представьте себе осень 1941-го и советских солдат под Москвой, братающихся на нейтральной полосе с фашистами. Как бы таких солдат назвали? Предателями, да и из пулемета бы всех скосили. Да еще и семьи бы выслали в Сибирь. И товарищей, которые в печатных органах призывают с врагом брататься не пожалели бы. Расстреляли бы всю редакцию вместе с машинистками и уборщицами! Вот и не братались советские солдаты с врагом, а все оттого, что товарищ Сталин меньше всего беспокоился о «свободе слова» и «политических правах» для своих бойцов, а думал о том, как немцев под Москвой остановить.
Но то будет в 41-м, а в 17-м задачи у большевиков были совсем другие и в результате их пропаганды солдатики наши бросали свои части и бежали в родные деревни, а немецкие солдаты оставались на местах. Великие демократы из Временного правительства, игравшие в поддавки, никак с братанием не боролись. Хотя большевики обо всем открыто писали. В проекте резолюции о войне Петроградской общегородской конференции партии большевиков, написанном Лениным в апреле 1917-го, заявлялось, что братание является одним из наиболее действенных средств, способных ускорить прекращение войны. От себя добавим — прекращение это должно было наступить не по доброй воле воюющих сторон, а по причине полного разложения русской армии, и ее неспособности защищать интересы страны как снаружи, так и внутри ее. В германских окопах дисциплина еще была, поэтому разгул братания бил в основном по русской армии, на, что и был рассчитан.
28 апреля (11 мая) «Правда» вновь обращается к этому вопросу — печатается статья Ленина «Значение братанья». В ней подчеркивалось, что братание «начинает ломать проклятую дисциплину… подчинения солдат „своим“ офицерам и генералам, своим капиталистам (ибо офицеры и генералы большей частью либо принадлежат к классу капиталистов, либо отстаивают его интересы)». Отсюда ясно, что братание есть «одно из звеньев в цепи шагов к социалистической пролетарской революции».
Все предельно откровенно — надо разломать «проклятую дисциплину», потом можно будет разломать и «проклятую» страну, правительство которой, не может даже запретить доставлять в окопы своих солдат зловредные газеты с призывами к братанию. Это ведь недемократично! Не смущают Керенского и донесения с фронтов, о том, что наиболее «интересные» и «полезные» для русской армии статьи попадают в наши окопы с немецкой стороны. Как и громадные тиражи Приказа № 1…
В стране надо было срочно навести порядок. Эта простая мысль очень быстро дошла до сознания самых отпетых «демократов». Даже тех, кто всю жизнь боролся за свободу. Как, например, «бабушка русской революции», эсерка Брешко-Брешковская. Ее с триумфом вернули из ссылки, Керенский встретил ее с букетом роз. Жить бы «бабушке», да радоваться внезапно свалившемуся на нее признанию и уважению. Ленин и большевики для нее братья, вместе боровшиеся с деспотизмом. Но видит Брешко-Брешковская, что происходящие события, очень быстро ведут Россию к катастрофе. И во главе этого движения, так уважающий ее Саша Керенский.
«Сколько раз я говорила Керенскому — позднее вспоминала: она — Саша! Возьми Ленина! А он не хотел. Все хотел по закону… А надо бы посадить их на баржи с пробками, вывезти в море — и пробки открыть… Страшное это дело, но необходимое и неизбежное».
Россия стремительно двигалась навстречу собственной гибели, а Керенский говорил, говорил, говорил. И ничего не делал. «Все наши усилия имели целью установление в России демократии на основе широких социальных реформ и федерального устройства государства» — скажет он потом. А если судить по делам, как гласит пословица, его след в истории — это наша Гражданская война, проигранная Первая мировая и полностью разрушенная страна.
Но пока всего этого еще нет. Просто есть одна партия, чей вождь высказывает вредные и невероятные мысли. И разлагает своими газетами и агитаторами фронт и тыл.
«Временное правительство с изумительной пассивностью относилось к этой гибельной работе, — вспоминал управляющий делами Временного правительства кадет В.Д. Набоков — Помню, Керенский уже в апреле как-то сказал, что он хочет побывать у Ленина и побеседовать с ним». Чтобы, якобы, открыть Ильичу глаза. Керенский даже дал знать через своих помощников о своем желании встретиться с Лениным, но тот от встречи уклонился. Ленину это ни к чему: он знает, что за самые экстремистские выходки ничего ему не будет. Так зачем же пятнать себя связью с тем, кто в итоге ему, Ленину, проиграет и страну и власть. Зато среди ближайшего окружения Керенского, его желание встречи с Владимиром Ильичем, вместо справедливого ареста, вызвало недоумение. Ему пришлось даже пояснить, что Ленин «живет в совершенно изолированной атмосфере, он ничего не знает, видит все через очки своего фанатизма, около него нет никого, кто бы хоть сколько-нибудь помог ему ориентироваться в том, что происходит».
Это от непонимания ситуации Владимир Ильич такой радикальный, а на самом деле, если с ним поговорить по душам — он добрый и человечный. И кому же не поболтать с ним, как не Керенскому. Ведь они хорошо знакомы. Родились в одном городе, в Симбирске. В один и тот же день — 22 апреля, только в разные годы: Ленин в 1870-м, а его «земляк» в 1881-м. Учились ребята в одной гимназии. Но и это еще не все: семьи Керенских и Ульяновых в Симбирске связывали дружеские отношения. Папа Керенского — Федор Михайлович, после смерти отца Ленина — Ильи Николаевича, по мере своих сил принимал участие в судьбе детей Ульяновых. В 1887 году, уже после ареста и казни Александра Ульянова, он дал брату политического преступника — Владимиру Ульянову положительную характеристику для поступления в Казанский университет. Не чужие люди друг другу Ленин и Керенский.
Интересно получается. Ранее помощь Володе Ульянову оказывал Керенский-папа, теперь Керенский-сын продолжает эту добрую семейную традицию. И вместо удара по пораженцам — большевикам, разлагающим армию, наносит удар… по самой армии. Помните, с каким жаром открещивался Керенский от авторства Приказа № 1? Как ему хотелось остаться от этого в стороне? Это было в марте, а уже в апреле все стало по-другому. После перестановки в правительстве, военный министр Гучков уходит в отставку. Его место занимает Керенский и моментально издает документ под названием «Декларация прав солдата». Вы уже можете себе представить, что там было написано. Это тот же самый Приказ № 1, только еще хуже, потому что исходит уже от военного министра! Раньше от подобного документа открещивался Керенский. Теперь он этого не делает, а спокойно подписывает не документ какого-то совета, а правительственный декрет, вводящий в армии совершенно невероятные свободы. Точнее говоря, закрепляя тот хаос, который уже с февраля семнадцатого воцарился в русских казармах.
Эта «Декларация прав солдата» «окончательно подорвала все устои старой армии — пишет генерал Деникин в своих мемуарах — Она внесла безудержное политиканство и элементы социальной борьбы в неуравновешенную ивооруженную массу, уже почувствовавшую свою грубую физическую силу. Она оправдывала и допускала безвозбранно широкую проповедь — устную и печатную — антигосударственных, антиморальных и антиобщественных учений, даже таких, которые по существу, отрицали и власть, и само бытие армии. Наконец, она отняла у начальников дисциплинарную власть, передав ее выборным коллегиальным организациям, и лишний раз, в торжественной форме, бросив упрек командному составу, унизила и оскорбила его».
