нивелировать превосходство англичан в кораблях, Германия, в течение ближайших 5 лет выкупит ряд русских кораблей, из числа находящихся сейчас на Дальнем Востоке. Включая броненосные крейсера и эскадренные броненосцы. Более того, у меня сейчас простаивают верфи на Черном море, на которых видится вполне возможным строить крейсера или броненосцы по немецким заказам. Полагаю, это будет достойной платой за Формозу.
— Что? — Вильгельм II аж опешил от подобной наглости, в точности повторяющей недавние действия его дипломатов.
— Так же как и ты, дядя Вили, я не имею права отдавать свое кому бы то ни было, если хочу оставаться у реальной власти. Забирая под свою руку этот остров, ты не мог не понимать данного факта. Хотя и тебя я могу понять. Понять, но не простить! Согласись, ты принял некрасивое решение. Выгодное! Но некрасивое! А в нашем несовершенном мире за все приходится платить.
— Я честно занял ничейную землю, — пребывая в жуткой обиде, кайзер аж порывисто отвернулся от своего собеседника.
— Тогда, как честному человеку, предлагаю тебе заплатить за то, что, по праву, уже совсем скоро должно было стать моим. Люди мы не чужие и достаточно умные, чтобы прийти к консенсусу. И мы оба понимаем, что без должного взаимодействия, никак не сможем разрешить назревающий кризис в отношениях наших империй. Как бы ни сложилась ситуация в будущем, нашим странам в любом случае необходимо сохранить и преумножить уже имеющееся, что без взаимовыгодной торговли видится нереальным. Прежний-то торговый договор, считай, завершил свой срок, а нового, как не было, так и нет, — проигнорировав реакцию кайзера на высказанное требование по покупке и строительству кораблей, Николай II перешел к обсуждению следующего, не менее животрепещущего, вопроса, задавая курс, по которому он готов двигаться в плане ведения переговоров.
— И в чем проблема? Давай подпишем тот, проект которого мой канцлер не единожды предлагал господину Витте, — все еще выражая голосом немалую обиду, тут же предпринял попытку выжать максимум из складывающейся ситуации кайзер.
— Ты знаешь, дядя Вили, по какой-то причине мне куда ближе редакция договора, что как раз господин Витте передавал на ознакомление графу фон Бюлову. — То, что бывшие китайские владения Вильгельм добровольно не вернет, было ясно с той самой минуты, как на берег Формозы ступила нога немецкого военного моряка. Осознавать это было весьма неприятно, ведь обворованный человек ни в коем случае не мог испытывать удовольствие от свершившегося факта кражи. А Николай Александрович чувствовал себя именно что обворованным, пусть даже в дальнейшем он не собирался оставлять Формозу за Россией, вернув остров обратно Китаю за определенные преференции. Тут едва хватало сил и средств для удержания континентальных владений, что уж тогда было говорить про столь сильно удаленный остров, для защиты которого требовалось бы заложить еще не менее десятка броненосцев и крейсеров. Но и просто так отдать фактически свое, значило продемонстрировать всем и каждому полную беспомощность, что было смерти подобно в том серпентарии, коим являлся внешнеполитический мир. Прекрасно понимал это и кайзер. Потому и прибыл в гости к своему племяннику, чтобы не только разойтись миром, но еще остаться при этом в добрососедских отношениях. — К тому же ряд статей Берлинского конгресса более не отвечают условиям современного состояния дел и потому требуют скорейшего пересмотра…
В силу весьма затянувшейся беседы уже спустя четверть часа оба монарха покинули верхнюю палубу, расположившись в шикарном салоне императорской яхты, заодно вызвав себе в качестве подмоги не менее десятка человек каждый, в число которых входили, в том числе, министры финансов со своими помощниками и самые высокопоставленные сотрудники МИД, благо кайзер, проявив изрядную прозорливость, изначально взял данных персон с собой на борт. Так «Гогенцоллерн» на целых семь дней превратился в арену ожесточенных схваток, что не могло не радовать, поскольку если бы замолкли голоса высоких договаривающихся сторон, вполне вероятно уже совсем скоро могли заговорить орудия. Однако поскольку здесь и сейчас к большой войне не были готовы, ни немцы, ни русские, ни англичане, ни французы, что самым активным образом принялись обивать порог кабинета императора всероссийского, стоило тому вернуться с борта «Гогенцоллерна», нащупать пусть не золотую, но, как минимум, бронзовую середину требовалось всем. А ведь впоследствии все принятые решения еще каким-то волшебным образом требовалось протащить через голосования в Рейхстаге и Государственной думе! Причем баталии в последних ожидались не менее напряженные, нежели имевшие место на борту яхты германского кайзера.
Ну а пока на западе Российской империи решалась будущая судьба мира, на ее восточных границах продолжалось противостояние с Японией, наряду с начавшейся необъявленной войной, ведшейся между русскими и английскими моряками. Если прежде англичане ограничивались лишь шпионажем, да недопущением русских рейдеров к некоторым, особо важным, конвоям, то с момента гибели их крейсеров, просвещенные мореплаватели, как с цепи сорвались. Количество ситуаций, когда англичане бросались на таран или имитировали минные атаки, перевалило за три десятка и уже стоили обеим сторонам двух поврежденных крейсеров, когда командир «Телбота», то ли пошел на принцип, то ли попросту не рассчитал маневр, а может свою роль сыграл эффект взаимного притягивания кораблей. Трагедии, к счастью, удалось избежать, но вышедший на разведку «Витязь» вынужден был вернуться в Дальний с помятым правым бортом, затапливаемыми угольными ямами и четырьмя раздавленными орудиями. Его «обидчик», конечно, отделался никак не меньшими повреждениями, однако, это не способствовало поднятию настроения вице-адмирала Макарова, чей флот, по сути, оказывался заперт на своей базе военно-морскими силами все еще считавшейся нейтральной Великобритании. Вот только мир в водах Желтого моря держался, можно сказать, на волоске и остатках выдержки командующего Тихоокеанским флотом, тогда как в зоне действия рейдеров уже вовсю звучал гром артиллерийских выстрелов.
Как раз во время ведения переговоров двух императоров с Дальнего Востока пришла информация, что один из английских броненосцев, шедший в охране особо крупного конвоя, позволил себе открыть прицельный огонь из орудий главного калибра по сунувшемуся наперерез транспортам «Славе». Находись в тот момент русский броненосный крейсер в гордом одиночестве, вполне возможно все закончилось бы самым настоящим сражением, ведь помимо «Альбиона» конвой стерегли еще три крупных бронепалубных крейсера, что легко могли повиснуть на хвосте русского рейдера. Потопить «Славу» им, конечно, не было бы суждено. Однако сбить ход виделось вполне возможными. А после в противостояние вновь могли включиться 305-мм орудия броненосца. Но, как говорится, не сложилось. Ответный предупредительный огонь десятидюймовок покинувших таки Владивосток «Пересвета» с «Ослябей», чьи снаряды легли четко по курсу движения флагмана английского отряда, заставил последнего задробить стрельбу. Впрочем, своего тот добился и находившийся на
