Прочтение образа Скарпиа, при котором от этого типа позволительно ждать любых подлостей, вполне возможно, однако это вряд ли сослужит добрую службу актеру, играющему Каварадосси. Кроме того, ослабляется драматизм выкрикнутых им слов ("Победа, победа!.."), когда Марио узнает об исходе битвы при Маренго. Чтобы достичь нужного эффекта, эта фраза должна прозвучать неожиданно, с неподдельной искренностью, что все равно не даст позабыть о грядущей высокой ноте. С лицом, искаженным страданием, испытывая душевные муки, тревожно вглядываясь в будущее и содрогаясь от понимания целей Скарпиа (не говоря уж о появлении Палача и его подручных, не делающих тайны из своего ремесла), Каварадосси чувствует, как его ум и сердце раздирают противоречия.
Все это должно угадываться за внешним спокойствием художника. Только тогда зритель увидит, как он превращается в храброго человека, готового скорее пойти на муки, нежели предать друга. Короче говоря, от артиста требуется тонкая и умная игра. Нельзя просто стоять на сцене и ждать, когда подойдет очередь арии или высокой ноты.
В третьем действии Каварадосси, помещенный в тюремный замок Сант-Анджело и оставивший свою беззащитную Тоску во власти Скарпиа, испытывает ужасные страдания. Понимая, что жить ему осталось всего несколько часов, он поднимается на крепостной вал и, простирая руки над городом, прощается и с Флорией, и с Римом, где еще вчера был так счастлив.
Его прекрасная ария наполнена воспоминаниями. Каждое из них музыка воскрешает с мучительной болью. Едва сдерживая слезы, он произносит душераздирающие слова: "…и вот я умираю, и вот я умираю… И в смертный час мой я так жажду жизни…"
Он уже собирается написать прощальное письмо на том клочке бумаги, что дал ему добрый Тюремщик, как внезапно вбегает Тоска с пропуском в руках. В музыке слышится ликование, и на звучном аккорде они заключают друг друга в объятия.
Поначалу радость и надежда наполняют его сердце. Но после того, как Тоска поведала ему свою историю, в душе Марио воцаряется мука. "Скарпиа смягчился?" — недоверчиво восклицает он. Выданный начальником полиции пропуск — обман, Каварадосси понимает это, но делает вид, что берет его с благодарностью, отдаляя ту минуту, когда Флория сама убедится в тщетности своих попыток спасти ему жизнь.
Его слух ласкают звуки дорогого голоса. "О, говори, я хочу тебя слушать. Звучит так нежно голос твой, о родная!" — какие изумительные слова! Влюбленные вместе мечтают о побеге, о том, как поплывут они на яхте по морю, освещенному лучами заходящего солнца, как легкий ветер понесет их навстречу свободе. Марио хочет быть уверенным в том, что нежных глаз любимой не омрачат слезы, когда он бросит на нее прощальный взгляд, поэтому он поддерживает успокоительную ложь и даже смеется вместе с Флорией, дающей ему шутливые советы, как изобразить смерть и правдоподобно упасть в тот момент, когда прозвучит холостой выстрел. Затем, отказавшись от повязки на глаза, он находит в себе силы взглянуть на Тоску в последнее мгновение своей жизни.
В пьесе Сарду Флория Тоска — бедная пастушка, воспитанная в монастыре бенедиктинок неподалеку от Вероны. Она так хорошо усвоила уроки монашек, что к шестнадцати годам стала юной знаменитостью. Сам папа римский сложил с нее монашеские обеты. Он сказал: "Ступай, дитя мое. Ты своим пением будешь трогать человеческие сердца и заставишь не раз проливать слезы, я тебя не удерживаю".
Красота ее соблазнительна, властна, горделива, но Флория, кроме того, очаровывает окружающих и своим изяществом, грациозностью. Естественная и непосредственная в каждом жесте. Тоска являет пример того, сколь благотворно влияние римского общества, в котором она живет, окруженная всеобщей любовью и восхищением. Одевается она со вкусом: украшая себя драгоценностями, соблюдает меру. В ее поступках и мимолетных капризах, которым она предается импульсивно, будто опасаясь, как бы они не покинули ее навсегда, сохранилась почти детская невинность. Очевидно, ей нравятся пространные и поэтические описания, полные счастливых воспоминаний и приятных ощущений, и надо сказать — ей повезло: Пуччини написал для нее изумительную музыку!
Как и всякую женщину, Флорию вдохновляют восхищенные взгляды публики, ласкающие ее подобно лучам солнца и позволяющие певице раскрыться во всем своем блеске. Поэтому я не считаю, что Тоска должна входить в церковь сердитой и растрепанной, терзаемой подозрениями, как если бы ее привела туда ревность. В партитуре это место снабжено такой пометкой: "Andantino sostenuto dolcissimo e con tutta l'espressione". Это противоречит другой композиторской ремарке: "Con una specie di violenza" ("С оттенком ярости"), относящейся к более позднему моменту, когда Флория отталкивает от себя Марио.
Первое появление героини допускает различные интерпретации, но я обычно предпочитаю вариант, подсказанный самой музыкой, где слышится ритм изящного экипажа или легкого галопа маленькой лошадки на прогулке. (Великая Клаудиа Муцио почти вплывала на сцену на волшебных триолях Пуччини. Я видел ее лишь однажды в юности, но никогда не забуду эту потрясающую гармонию движения и музыки.)
Свои первые слова — она даже не поздоровалась — Тоска произносит отчужденным и нервным тоном: "Я слышала сама и шаги, и шелест платья…" Но как только Марио отвечает: "Полно! Тебя люблю я!", ее лицо озаряет улыбка, легкая тень недоверия рассеивается.
Но подозрения, и гораздо более мрачные, возникают опять, когда она узнает в изображенной на полотне женщине маркизу Аттаванти. (Лично я думаю, что у нее все же были некоторые причины для ревности, поскольку сбивчивые объяснения Марио не очень-то согласуются между собой.) Однако в конце концов художнику удается успокоить Флорию.
Позднее, в той же картине, Скарпиа делает Тоске недвусмысленные предложения, оскорбительные для ее чести. Ей стоит немалых усилий подавить в себе эмоции и любезно принять от него святую воду, а значит, и завуалированный таким образом упрек: она ведь вошла в церковь, не перекрестившись. Скарпиа умело играет на ее ревности, и Флория неизбежно попадается в подстроенную для нее ловушку.
Образ Тоски станет гораздо более интересным, если мы увидим, как борется она в душе со своими подозрениями, вместо того чтобы кинуться сломя голову в расставленные Скарпиа сети при первом же намеке на измену Марио.
Флория покидает церковь, сжимая в руке веер, полная решимости объясниться с Каварадосси, и не замечает, что за ней по пятам следуют Сполетта и его агенты.
Очевидно, на вилле художника она узнает нечто такое, о чем и не догадывалась. Поэтому во втором действии, беседуя со Скарпиа, Флория ведет себя осмотрительнее и проявляет осторожность. Но тайный страх мучает ее, и она обнаруживает свою слабость, когда, войдя в кабинет начальника полиции, порывисто бросается к Марио. Для Скарпиа этого вполне достаточно, чтобы уяснить ситуацию, и Флория легко становится жертвой его изощренных интриг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
