— Но они хотят наверстать упущенное время — тысяча чертей! — заорал Дантон. — Эти задиры-фехтовальщики, эти дуэлянты-убийцы так и сыплют вызовами в бедняг адвокатов, которые умеют фехтовать только гусиными перьями. Это настоящее убийство. А вот если бы я проломил своей палкой одну-две аристократические башки и свернул несколько шей этими самыми пальцами, закон послал бы меня болтаться на виселице. И это страна, которая борется за свободу! Да будь я проклят! Мне даже не разрешают в театре оставаться в шляпе! А они — эти!..
— Он прав, — сказал Ле Шапелье. — Такое положение становится невыносимым. Два дня назад господин д'Амбли пригрозил Мирабо тростью перед всем Собранием. Вчера господин де Фоссен обратился к своему сословию, призывая к убийству. «Почему бы нам не напасть на этих мерзавцев со шпагой в руке?» — спросил он. Да, он выразился именно так!
— Это гораздо проще, чем создавать законы, — сказал Андре-Луи.
— Лагрон, депутат от Ансени на Лауре, ответил ему — мы не расслышали, что именно. Когда он покидал Манеж, один из забияк грубо оскорбил его. Лагрон всего-навсего проложил себе дорогу локтями, но какой-то молодчик крикнул, что его ударили, и вызвал Лагрона. Сегодня рано утром они дрались на Елисейских полях [123], и Лагрон был убит: ему спокойно, не спеша воткнули шпагу в живот. Его противник дрался, как учитель фехтования, а у бедного Лагрона даже не было своей собственной шпаги — пришлось одолжить, чтобы пойти на дуэль.
Андре-Луи, думавшего о Вильморене, история которого повторялась вплоть до мельчайших подробностей, охватило волнение. Он сжал кулаки, стиснул зубы. Маленькие глазки Дантона следили за ним пристальным взглядом.
— Итак, что вы думаете? Положение обязывает? Дело в том, что мы тоже должны обязать их, этих… Мы должны отплатить им той же монетой, уничтожить их. Надо столкнуть этих убийц в бездну небытия их же средствами.
— Но как?
— Как? Чёрт подери! Разве я не сказал?
— Для этого-то нам и нужна ваша помощь, — вставил Ле Шапелье.
— У вас, вероятно, есть способные ученики, а среди них — те, которые питают патриотические чувства. Идея Дантона заключается в том, чтобы небольшая группа этих учеников во главе с вами хорошенько проучила задир.
Андре-Луи нахмурился.
— А каким именно образом, полагает господин Дантон, это можно осуществить? Господин Дантон неистово высказался сам:
— А так: мы проведём вас в Манеж в час, когда в Собрании оканчивается заседание, и покажем шесть главных кровопускателей. Тогда вы сможете их оскорбить раньше, чем они успеют оскорбить кого-то из представителей. А на следующее утро самим… кровопускателям пустят кровь secundum artem [124], тогда и остальным будет над чем призадуматься. В случае необходимости лечение можно повторить вплоть до полного выздоровления. Если же вы убьёте этих… тем лучше.
Он остановился, на желтоватом лице выступила краска: он был взволнован своей идеей. Андре-Луи с непроницаемым видом пристально смотрел на него.
— Ну, что вы на это скажете?
— Придумано весьма хорошо. — И Андре-Луи отвернулся и взглянул в окно.
— И это всё, что вы можете сказать?
— Я не скажу вам, что ещё думаю по этому поводу, поскольку вы меня, вероятно, не поймёте. Вас, господин Дантон, в какой-то мере извиняет то, что вы меня не знаете. Но как могли вы, Изаак, привести сюда этого господина с подобным предложением?
Ле Шапелье смутился.
— Признаюсь, я колебался, — начал он оправдываться. — Но господин Дантон не поверил мне на слово, что вам может прийтись не по вкусу такое предложение.
— Не поверил! — завопил Дантон, перебивая его. Он резко повернулся к Ле Шапелье, размахивая большими руками. — Вы сказали мне, что ваш приятель — патриот. Патриотизм не знает угрызений совести. И вы называете этого жеманного учителя танцев патриотом?
— А вы бы, сударь, согласились ради патриотизма стать убийцей?
— Конечно, согласился бы — разве вы не слышали? Я же сказал, что с удовольствием давил бы их своей дубинкой, как… блох!
— Что же вам мешает?
— Что мне мешает? Да то, что меня повесят. Я же говорил!
— Ну и что с того? Вы же патриот! Почему бы вам не прыгнуть в пропасть, подобно Курцию [125], раз вы верите, что ваша смерть принесёт пользу вашей стране?
Господин Дантон начал проявлять признаки раздражения:
— Потому что моей стране принесёт больше пользы моя жизнь.
— Позвольте же и мне, сударь, тешить себя аналогичной тщеславной мыслью.
— А что же вам угрожает? Вы бы сделали своё дело, прикрываясь дуэлью, — как поступают они.
— А вам не приходило в голову, сударь, что закон вряд ли будет считать обычным дуэлянтом учителя фехтования, убившего своего противника, — особенно если будет доказано, что этот учитель сам спровоцировал дуэль?
— Ах, вот оно что! Тысяча чертей! — Господин Дантон надул щёки и произнёс с испепеляющим презрением: — Так вот в чём дело! Вы просто боитесь!
— Можете считать, если угодно, что я боюсь сделать тайком то, что такой хвастливый патриот, как вы, боится сделать открыто. Есть у меня и другие причины, но с вас довольно и этой.
Дантон задохнулся, потом выругался более изощрённо, чем раньше.
— Вы правы!.. — признал он к изумлению Андре-Луи. — Вы правы, а я не прав. Я такой же никудышный патриот, как вы, и к тому же трус. — И он призвал в свидетели весь Пантеон [126]. — Только, видите ли, я кое-что стою, и если меня схватят и повесят — увы! Сударь, мы должны найти какой-то другой выход. Извините за вторжение. Прощайте! — Он протянул свою ручищу.
Ле Шапелье стоял в замешательстве, удручённый.
— Поймите меня, Андре. Простите, что…
— Пожалуйста, ни слова больше. Заходите ко мне поскорее. Я бы уговорил вас остаться, но уже бьёт девять часов и сейчас придёт первый ученик.
— Да я бы и не отпустил его, — сказал Дантон. — Мы с ним ещё должны решить задачу, как уничтожить господина де Латур д'Азира и его друзей.
— Кого? Вопрос прозвучал резко, как выстрел. Дантон уже повернулся к двери, но остановился, удивлённый тоном, которым Андре-Луи произнёс вопрос. Они с Ле Шапелье снова обернулись.
— Я сказал, господина де Латур д'Азира.
— Какое отношение он имеет к вашему предложению?
— Он? Да ведь он — главный кровопускатель.
Ле Шапелье добавил: — Это он убил Лагрона.
— Он не принадлежит к числу ваших друзей, не так ли? — поинтересовался Дантон.
— Так вы хотите, чтобы я убил Латур д'Азира? — очень медленно спросил Андре-Луи, как человек, мысленно что-то взвешивающий.
