— Вижу, твои раны зажили.
Узник резко поднялся, выставил руки ладонями вверх, показывая круглые шрамы от гвоздей на запястьях.
— Не подходи ближе, чем на три шага, — предупредил Секст. — Иначе мне придется тебя убить.
Титус пожал плечами и вновь плюхнулся на холодный грязный пол.
— Я знаю, за чем ты пожаловал, — сказал он. — Но ответь мне прежде: ты видел Пророка?
Секст провел рукой по стене.
— Здесь холодно, — заметил претор-демортиуус.
— Ты не ответил на мой вопрос!
— А должен? — с улыбкой на лице спросил Секст.
— Ты пришел ради того, чтобы узнать правду. И можешь меня пытать, отрезать части тела, но я все равно не скажу ничего тебе, если не захочу. Помни, брат: я не чувствую боли.
Черные провалы глазниц Титуса пугали. Секст кивнул, махнул рукой:
— Спрашивай.
— Ты знаешь мой вопрос: ты видел Пророка?
Претор уставился на лизавшее песок пламя жар-камней. Он надеялся, что заключенный попытается напасть. Лишь смерть несчастного могла унести все его тайны. Впервые за долгое время Секст не понимал, как поступить. С одной стороны он давно пытался обойти ментальные блоки старейшин и хотел добраться до детских и юношеских воспоминаний. Но с другой стороны — не предаст ли Безымянного Короля? Как только Димир или Кадарус узнают, что их лучший демортиуус общается с предателем, то беды будет не избежать.
— Я не знаю, кто такой Пророк, — сказал Секст. — Гектор? Это был он?
Титус недовольно покачал головой:
— Ты должен сам вспомнить! Как только тебя выкупил от матери старик, твоя жизнь кардинально изменилась. Я помогу тебе. Но у меня есть еще один вопрос: Безымянный Король уже видел дочку Марциалов? Ты ведь оставил её в живых?
Секст вскочил, кинулся к заключенному и схватил за горло. Тот лишь шире растянул губы в улыбке. Титус демонстративно опустил руки, всем своим видом показывая, что ему наплевать на собственную жизнь.
— Откуда ты знаешь? — спросил Секст. — Кто тебе сказал? Говори, тварь.
— Дурень, дурень, — прохрипел узник, давясь от смеха. — Я же говорю: Пророк давным-давно продумал план действий. Все предрешено, брат. А самое смешное то, что его нельзя убить. Мечи не проткнут его. Пророк — сын бога! Он умеет говорить со мной даже в этой маленькой камере. Он дарит своим последователям огромную силу.
Секст отпустил горло Титуса, вернулся на место. Несмотря на холод, он чувствовал, как горит тело. Хотелось уйти из казематов, доползти до покоев и рухнуть на кровать.
— Безымянный Король влюбится в Мору, это план Пророка, — сказал бывший палангай. — Я попросил тебя не убивать её. И ты все правильно выполнил. Хочешь, я покажу кое-что в знак своей искренности?
Сжав кулаки, Секст промолчал.
— Порежь свою руку гладиусом и открой медную дверь, — неожиданно прогромыхал Титус.
Демортиуус ахнул: по телу словно пробежал электрический разряд. Холод скрутил кишки, поднялся выше и отозвался в груди горящим спазмом. Руки налились свинцом и словно стали чужими. Мир вокруг взорвался яркими красками, как будто кто-то невидимый преобразил реальность. Каждая деталь камеры наполнилась глубоким смыслом: в трещинах на потолке крылись тайны вселенной, а песок на полу загадочно и зловеще поблескивал в свете жар-камней.
Не осознавая что делает, Секст выхватил из ножен гладиус, провел лезвием по ладони. Кровь вязким ручейком полилась на его сапоги. Затем он отбросил ненужный короткий меч и открыл медные двери. Ему не хотелось этого делать, однако им управляла неведомая сила.
Титус, неприятно смеясь, захлопал в ладоши:
— Очень хорошо, брат. Как видишь, я мог бы давно покинуть эту камеру. Мог бы приказать тебе перерезать всех мастеров-экзекуторов. Но у меня другая цель. Я здесь, чтобы помочь моему брату увидеть свет истины.
— Как ты это сделал? — сказал Секст, тяжело дыша. Пот выедал глаза.
— Пророк наделил своих последователей могучей силой. Все мы можем говорить друг с другом с помощью мыслей. Как видишь, мне хватило одного желания, чтобы ты сохранил дочку Марциала.
Держался Титус гордо, несмотря на то, что тога давно превратилась в грязные лохмотья, а пахло от него как от десятки дохлых дагенов. И Секст впервые ощутил страх, ледяными тисками сжавший череп. Безымянный Король может проиграть, если не узнает, какой силой обладают вероотступники. Необходимо срочно ему обо всем рассказать.
Словно прочитав его мысли, Титус сказал:
— Я даю тебе выбор, брат: или ты идешь к лживому правителю Мезармоута и всё ему рассказываешь, или получаешь доступ к памяти и никому ни о чем не говоришь. В первом случае тебя рано или поздно все равно ждет смерть. Пророк выиграет эту войну. Не может не выиграть. Такова его суть. Но если ты доверишься мне, то выживешь.
Секст опустил голову.
— Мне надо подумать.
— Нет времени, брат. Решение ты примешь сейчас.
Коснувшись рукой эфеса гладиуса, Секст нахмурился. Еще десять анимамов назад он однозначно выбрал бы сторону Безымянного Короля, но сейчас… Черная метка, обнаруженная во рту, говорила о том, что он принадлежит совсем не старейшинам. А если его обманывают? Нет, слишком сложно. Пророк действительно очень умен. Владыка может потерпеть поражение из-за слаженности вероотступников.
Что выбрать? Правду или ложь? Секст не знал. Он еще раз оглядел тесную камеру, открытую медную дверь и сидящего на полу Титуса.
— Ты сделал свой выбор? — спросил узник.
— Я хочу вернуть память.
Улыбка исчезла с лица заключенного, он тяжело вздохнул.
— Да будет так. Пророк благодарит тебя за правильный выбор. А теперь ступай в свои покои и перед сном выпей настойку умулуса, как ты делал это раньше. С этого анимама твоя память будет возвращаться. Я сниму блок старейшин, и ты перестанешь забывать вещи, связанные с тобой. Иди. Мне надо отдохнуть. Скоро мы будем видеться чаще.
Не сказав ни слова, Секст вышел из камеры.
Зеркала в покоях как всегда успокаивали громко жужжащие мысли. Он вглядывался в отражение, пытаясь понять, что изменилось с ним за всё это время. Те же ввалившиеся щеки, лихорадочный блеск карих глаз, бледная кожа. Однако с ним было что-то не так. Теперь Секст не мог быстро впасть в событийный транс, не мог читать по лицам. Приходилось делать невероятные усилия, дабы заставить себя сосредоточиться на важных мыслях. Старейшина Димир пока не заметил перемен с одним из своих лучших подопечных, однако долго скрывать потерю способностей демортиууса Секст не мог.
Претор достал из шкафа пузатый графин с настойкой умулуса и глиняную кружку, сел на пол. Взгляд не отрывался от дневника. В голову не лезла мысль, что теперь не придется ничего записывать, дабы воспоминания не стерлись из головы. А вдруг Титус наврал? Секст вспомнил, как беспрекословно выполнил его просьбу порезать себе руку и открыть медную дверь. Если бы вероотступник хотел убить его, то сделал бы это давно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
