судьба этой?
– Нет, – сказал Атлас, – я не хочу открывать ящик. – Он помолчал. – Ящик откроешь ты.
– А… – снова пауза, – если я откажусь?
Атлас снова пожал плечами.
– Значит, откажешься.
– А вдруг я не согласен с вашей теорией?
– Значит, не согласен. Цель Общества – выпестовать знания в этих стенах. Быть обязанным архивам означает искать и искать.
– Так ведь это гораздо больше, чем просто эксперимент. – У Тристана разболелась голова.
– Это такой же эксперимент, как и медицинские методы лечения в этих архивах, – сказал Атлас. – И он не менее этичный, чем другие исследования, которые здесь уже проводились и которыми ни с кем не делились.
– Вы хотите открыть дверь в мультивселенную и… – Тристан моргнул, – сохранить это в тайне?
– Я хочу открыть дверь. То, что последует за этим, для меня неважно.
– Неважно, – тупо повторил за ним Тристан. Так это и есть гениальный план Атласа Блэйкли? Открыть дверь и забить на последствия?
Атлас торопливо покачал головой, внезапно засмущавшись.
– Прости. Я не то хотел сказать. Разумеется, результат важен.
Но ведь это не было случайной оговоркой?
А может, и было.
– Суть в том, что ты, Тристан, полностью раскрыв в себе способности, добьешься и этого, и еще много чего. Узнаешь тайну основания самой вселенной. Ты не ограничен только моими догадками, – подчеркнуто добавил Атлас. – Ты волен строить собственные. Но сила, которой ты мог бы овладеть, ответы, которые мог бы получить…
У Тристана занемели руки.
– Мог бы? – Не нравилось ему это сослагательное наклонение. Оно много чего подразумевало, в том числе неприятную альтернативу.
Атлас одарил Тристана сочувственным взглядом.
– Понимаю, непростая задача, но она, будь уверен, не моя, Тристан. Это больше твои поиски…
– Вы все зовете меня по имени, – вдруг осознал Тристан, резко посмотрев на Атласа. – Остальных – по фамилиям.
Что-то еще не давало ему покоя. Какая-то мысль, озвученная голосом Каллума.
«Меня Блэйкли, конечно же, ненавидит. А тебя – любит».
Атлас, который за время беседы заметно оживился, вдруг притих.
– Тебя это волнует?
– Я вам нравлюсь.
Атлас немного помедлил в нерешительности, а потом напомнил:
– Говорю же, когда-то я был на твоем месте.
– Это на каком же? – напрямую спросил Тристан. – Венчурный инвестор? Будущий зять миллиардера? Жених девушки, которая спит с его лучшим другом? Так на каком же?
Атлас долго и пристально смотрел на него и наконец произнес:
– Ты и сам знаешь.
В голове у Тристана он раскопал образ отца. Нет, не просто образ, а память о том, как отец возвышался над сыном, держа его в своей тени. Это даже не воспоминание об отце, а резонанс волны одиночества, чувства неполноценности, всепроникающей и постоянной тоски. Когда надо ходить на цыпочках, боясь сделать неверный шаг, сломать что-нибудь, пробудить в отце зверя. Вызвать к жизни титана, властителя твоего счастья, умаляющего и так задавленное «Я». Тристан ощутил едкий привкус страха, уловил мысль, а вернее, порыв, внезапный импульс бежать. Паскудный и горький инстинкт: бей или беги. В груди полыхал гнев, сердце бешено колотилось. И этот страх, что гнев передался ему от отца. Что его собственная душа, как и душа отца, – с гнильцой.
Тристан моргнул, и по его щекам скатились горячие, жгучие слезы.
Гребаный стыд. Он встряхнулся и утер глаза.
– Вот как вы думаете? Будто мы с вами оба – угнетенные? – бросил Атласу Тристан.
Тот промолчал, и Тристан вскочил на ноги.
– Пошел ты, – бросил он, вылетел из кабинета и поднялся к себе.
Следующие несколько недель Тристан не находил себе места и не понимал, что делать с тем, о чем он теперь знает. Или Атлас просто внушил ему, будто он что-то там знает. И какого хрена он вообще до сих пор торчит в этом доме, полном секретов, предательства и пороков? Тристан ненавидел Каллума и Парису, никогда не питал особых симпатий к Рэйне, а вот как быть с Нико, еще не придумал. Когда Тристан позволил себе разоткровенничаться, Нико мог сообразить, что именно Атлас нарыл у него в голове, и это вызывало нечто большее, чем просто ненависть.
Он снова стал испытывать тоску, неуемную потребность в утешении. Он же думал, что причина его экзистенциального кризиса – в Либби, но оказалось, Либби – не просто причина. Она – частичка, фрагмент чего-то, чего пока не в силах осознать его слабый разум. Поначалу Тристан решил, что это из-за нее он не может овладеть своей магией: Либби пропала, и, до тех пор пока не вернется, ему постоянно будет чего-то не хватать. Доброты? Морали? Другой важной и непонятной ему черты характера?
Он и не думал идти на это дурацкое мероприятие, пока не ощутил зверский голод, а снизу доносились такие аппетитные и манящие, словно крупные бабки, ароматы. Именно тогда он решил, что смысла ненавидеть Атласа нет. Что он такое, в конце-то концов? Когда другой странник, Эзра, покинул праздник, Тристан проследил, как Атлас, поднеся к губам фужер шампанского, неохотно соглашался в чем-то с премьер-министром хер пойми какой страны.
Внезапно Тристан увидел глупость всего этого: Общество, архивы, мир и собственно Атлас. Он, в конце концов, всего лишь человек, не лишенный пороков, недостатков и занимательных черт, со своими планами. За пределами этого дома можно встретить людей и похуже, у которых и аппетиты крупнее, и эго побольше.
Эзра, кем бы он ни был, прав. Всё в жопе. Не потому, что Атлас Блэйкли – злодей или Общество – само зло; просто мир такой, какой есть.
Или же прав Атлас: этот мир – лишь один из многих.
Размышляя об этом тогда, на ужине, Тристан увидел шедшего навстречу Нико, рассеянно кивнул ему и поинтересовался:
– А отчего ты не с Рэйной?
– Ну, она меня ненавидит и желает мне смерти. Фиг знает почему. Или ей просто жрать охота. А кто это был? – спросил Нико, мотнув головой в сторону уходившего Эзры. – Какой-то шишка?
– О, это… – Тристан не вовремя сообразил, что понятия не имеет, кто же такой этот Эзра, а все потому, что толком его не слушал. – Эзра.
– Эзра? – скривился Нико. – Прости, старая привычка. Я знаю только одного Эзру, и тот – полное говно. Я бы сказал, что мы – заклятые враги, но вряд ли он способен совершить нечто, достойное моей ненависти. – Рассеянным взглядом он обвел толпу: от надувшейся Рэйны в одном углу до Парисы, заливающейся смехом в окружении небольшой группы не в меру внимательных мужчин. – Впрочем, ты, думаю, тоже о нем наслышан.
По ходу дела Нико думал, что Тристан считает его лучшим другом и фанатично записывает за ним анекдоты из жизни.
– С какой
