свидетель рассказывает:
«Его избивали и все время называли синьор Монти, а не генерал. Его оскорбляли и насмехались над тем, что он был в монашеском облачении». При всем этом хаосе некоторые монахи пытались спорить с итальянской полицией. Как и брат Витторино несколько ранее, они указывали нападавшим, что те находятся в экстерриториальной зоне Ватикана, не имея на это права.
Полицейские несколько раз очень спокойно ответили, что у них на это имелось разрешение Святого отца и правительства8. Это, разумеется, было ложью. Они продолжали допрашивать и оскорблять людей.
Комната генерала Монти и его племянника в монастыре Сан-Паоло-фуори-ле-Мура после обыска, февраль 1944 года9
Они смеялись и издевались над всеми, кого подвергали допросам. Полицейские начали есть, подтрунивая над своими пленниками10.
Помимо генерала Монти, в монашеской одежде прятались и многие другие: эту деталь потом особенно смаковала итальянская фашистская пресса11.
Полиции было непросто отличить настоящего монаха от мнимого. Чтобы узнать истину, пленникам приказывали читать «Аве Марию» и «Отче наш». Те, кто оказывался неспособен это сделать, выдавали себя – они не были ни монахами, ни католиками. Затем полиция потребовала от аббата дона Ильдебрандо Винченцо Ваннуччи поклясться, что все постояльцы действительно были верующими, но он отказался и не стал ничего говорить12. Той долгой ночью полицейские обнаруживали все новых беженцев, которых укрывали монахи.
Хватая очередную жертву, полицейские снова начинали кричать: «Трусы, предатели, мерзавцы, негодяи, сволочи!» И продолжали: «Пока ваши соотечественники умирают за вашу страну, вы прячетесь тут. Всем стоять смирно, иначе буду стрелять», – после чего палили в воздух.
Монах Бартолуччи рассказывал: «Я посмотрел в окно моей комнаты, которое выходит во внутренний двор, и увидел группу молодых людей, бежавших со всех ног. Большинство были полуголыми. Но у ворот их поджидали четыре или пять полицейских, которые стали обращаться с ними очень грубо, раздавая направо и налево удары дубинками и оттесняя их в залы. Молодые люди кричали от боли. С ними обращались очень жестоко, как с животными. Итальянские и немецкие полицейские оскорбляли их, используя непристойные выражения и богохульства»13.
Другой свидетель, молодой бенедиктинец, изучавший богословие, тоже рассказывал, что видел очень жестокие сцены: «Вопли несчастных, исполненные боли, с одной стороны, и неистовство полицейских, кричавших слова вроде “бандиты”, “предатели” и т. д., с другой. А после этих оскорблений слышались удары ногами, кулаками и палками по спине. Полуголые молодые люди хотели сбежать из гостиной. Когда они пытались ускользнуть, на них наставляли оружие. В этом туманном сумраке зловещий свет мощных прожекторов выхватывал тут и там подобные сцены, показывая нам, в какую глубокую пропасть пало человечество. Десять молодых евреев и других людей связали, погрузили на грузовики и увезли»14.
Неудивительно узнать, что худшему обращению подвергались те, кого подозревали в том, что они евреи: «один полицейский заявил, что они способны распознать всех евреев, потому что те обрезаны. Они заставляли их раздеваться и проверяли».
Ранним утром запуганных пленников собрали вместе.
«Немцы крайне непочтительно сказали аббату: “Вы замарали ваше достоинство священника, укрывая в монастыре евреев и итальянских дезертиров. Вы также допустили распространение подрывных газет, которые мы обнаружили в комнатах некоторых монахов”»15.
Когда занималась заря нового зимнего дня, последнюю партию из шестидесяти шести пленников погрузили на грузовики и увезли в Реджина-Чели16 (центральная тюрьма Рима). Судьба многих из них остается неизвестной.
* * *
Точное число людей, укрывавшихся в монастыре в ночь с 3 на 4 февраля 1944 года, установить трудно. Даже непосредственные очевидцы не знали всех укрытий и не видели всего, что происходило в аббатстве и рядом с ним. Судя по всему, гвардейцы, у которых в монастыре были свои квартиры, тоже укрывали людей. Как и монсеньор Джулио Фабри, секретарь папской администрации, проживавший в одной из монастырских пристроек. Его арестовали на квартире и привели в монастырь вместе с группой из восемнадцати человек, схваченных в небольшом флигеле, где находилась его квартира. Из тех, кто был пойман, он смог выделить шестнадцать человек. «В одной группе были четыре гостя, трое из которых – все христиане – сумели убежать; еще три человека, все евреи, были гостями семьи Луцци – одного из них удалось освободить. В другой группе из четырех человек, гостей семьи Торсани, все были евреями; один из них был освобожден. Из еще троих, проживавших вместе с Паллоттой, один был братом его жены, другой, еврей, называл себя христианином и сменил себе имя в документах. Наконец, еще двое были членами семьи Рубимарка и жили вместе с ней»17.
Таким образом, в группе из шестнадцати человек, о которой сообщает Фабри, насчитывалось пять евреев, в том числе один, который «называл себя христианином».
Однако с показаниями Фабри расходится версия Пьетро Луцци, командира гвардейцев базилики. Он говорит о «трех евреях, находившихся у него18, четырех евреях у семьи Торсани (из которых были спасены двое), двух в доме Оливери (из которых был спасен один), тогда как Паллотта дал кров двоим евреям и кормил еще несколько…»19.
Далее из показаний Луцци мы узнаём, что некоторые евреи, скрывавшиеся в пристройке к монастырю Сан-Паоло-фуори-ле-Мура, ранее нашли убежище в Ломбардской семинарии в Риме при базилике Санта-Мария-Маджоре. В семинарии был совершен рейд, и за два месяца до описываемых событий евреи были переведены в бенедиктинский монастырь, где им должна была быть обеспечена безопасность. Когда свидетеля спросили, кто разрешил этим евреям перебраться в аббатство, он ответил: «Дон Джулио Фабри, секретарь папской администрации. Всех этих гостей привел г-н Рубимарка после того, как испросил разрешения для каждого из них от монсеньора Фабри»20.
В ходе допроса, который проводила папская комиссия под председательством аббата фон Штотцингена из ордена бенедиктинцев, Пьетро Луцци был задан вопрос о том, поставлял ли кто-то продовольствие гостям или оно приобреталось на складах Ватикана.
Луцци дал довольно расплывчатый ответ: «Я ничего не знаю. В то же время я заметил, что иногда, например, счет за мясо семей Торсани и Рубимарка оказывался заметно больше обычного. Семья Торсани состоит из четырех человек, как и моя, а семья Рубимарка – из трех. Тем не менее их счета были намного выше, чем у меня. Я покупал мясо на четырех человек на 19 лир, а у них счет доходил до 26–27 лир на семью…»21
Затем Луцци поведал, что Торсани тратил значительную часть денег тех, кому предоставлял кров, на закупки на черном рынке, а затем перепродавал купленное по более высокой цене, наживаясь на этом. Торсани и семью Рубимарка просили лишь предоставлять беженцам ночлег, но они, несомненно, извлекали из этого выгоду. Со своей стороны Луцци утверждал, что никогда не просил денег у тех, кому
