Эя спала, улыбаясь, как дитя, прекрасная настолько, что смотреть было больно.
Эрлан осторожно обвел овал ее лица пальцем, любуясь, не в силах оторваться.
"Что же ты делаешь со мной, голубка? На вершину счастья, то в бездну боли", – зажмурился, качнув головой, и встал, стараясь не шуметь оделся.
Дело было – мысли брата его достали.
Мужчина спустился, не накинув рубашки. Прошел напрямую к Шаху и отправил ударом к стене, рассчитав, чтоб падение вызвало минимум шума. Так и получилось – кроме глухого удара мощей о бревна тишину ничего не нарушило. Пару минут. Но вскоре Шах пришел в себя от неожиданности и взревел, вскочил и…
– Заткнись и сядь, – приказал Лой, не повысив голоса – помнил, что Эйорика спит.
Подошел и навис над братом:
– А теперь слушай сюда и запоминай: никогда не думай и не говори о женщине плохо. Помни, тебя родила женщина – твоя мать, и еще одна – твоя жена, когда-нибудь появится в твоей жизни и родит тебе детей. Оскорбляя любую женщину, ты, прежде всего оскорбишь их, оскорбляешь свой род, своих пращуров и детей. Себя, рожденного женщиной. Если ты тупой и слепой щенок и не понимаешь очевидного, лучше удавись, иначе рано или поздно тебя удавят. Если еще хоть одна грязная мысль коснется Эйорики, я вколочу оскорбление тебе в глотку вместе с зубами. И буду первым, кто, наконец, научит тебя отвечать за свои мысли и поступки.
Шах молчал, но смотрел недобро. В глазах не было ярости, в них плескалось обещание поквитаться и решимость.
Лой хорошо знал брата и понимал – теперь тот упрется до победного.
Качнул головой – неисправим. И вышел, бросив ему:
– Утрись.
Лири сдуло за светлым, а Кей с шумом выхлебал воду, утер губы тыльной стороной ладони и сложил руки на столе, воззрившись на новоявленного изначального с насмешкой. И пообещал весело и даже задорно:
– А я добавлю.
Эра сквозь сон почувствовала недовольство Эрлана, его возмущение и ярость, а следом, что его нет рядом. И проснулась от глухого стука внизу.
Оделась и выскочил, думая, что баги напали и Эрлан в беде. Но в комнате стояла тишина, Лой не было, только Кейлиф сидел за столом и ласково улыбался ей.
Привиделось, послышалось?
– Мне показалось, что здесь что-то происходит? – притормозила у стола. Страж изобразил искреннее недоумение.
– Да ерунда, не стоило из кроватки вылезать, – послышалось из-за спины желчное.
Девушка обернулась и увидела сидящего в углу Шаха с разбитой губой и наливающимся бланшем под глазом, причем кровоподтек был во всю левую сторону лица.
– Фьють, – присвистнула, изумляясь. – Ты не на подкрылок лиссера напоролся?
– Не-е, – ощерился. – Твой е… росписью по лицу прикололся.
– Кто? – напряглась девушка, глаз прищурила, предостерегая: за словами следи.
– Кто трахает! Как оно с аборигенчиком-то, сладко? Нуу, драл душевно, на пять баллов из пяти, судя по твоим заливистым "мяу"!
Кей поднялся медленно и назидательно, давая понять, что сейчас будет второй раунд, на этот раз до упора. Но Эра жестом попросила – не нужно. Присела рядом с Шахом и ладонью накрыла его изувеченную щеку. Его оскорбления были нарочитыми и задели мимоходом, она и обидеться не успела, как сообразила что ему банально больно и обидно, вот и срывается.
Шах дернулся от ее прикосновения сильней, чем от удара Лой, хотел оттолкнуть, но только ладонью запястье накрыл – притих. Смотрел в ее глаза, чувствовал прохладу и нежность ее ладони и уже не понимал, как мог ее обругать.
– Ты с ума сводишь, – прошептал. И обнял, желая прижать к себе и не смея. – Зачем он тебе, Эрика? Что происходит?
Девушка с минуту смотрела на друга и призналась:
– Не знаю.
– Отмаз, – качнул головой. – Ты же не дура, с головой дружишь. И не шлюха, чтобы…
– Да не знаю я! Не знаю! – оттолкнула его. И села рядом видя, что он отвернулся, обидевшись, замкнулся. По руке примирительно погладила. – Я, правда, не знаю, что происходит. Как заколдованная, как не я. Все бы отдала, чтобы понять, себя себе вернуть. Но не знаю как.
Шах покосился на нее, усмехнулся: не верю, вешай-ка ты лапшу местным лохам.
Но Эра не видела – смотрела перед собой заморожено и с тоской прошептала:
– Я не принадлежу себе и не знаю, как это получилось.
Валерий вспомнил о том, что сам становится безвольным под чарами голоса Лой и уставился на девушку пытливо – не это ли причина? Да этот долбанный извращенец просто подчинил ее себе. Если уж он, здоровый мужик с крепкой психикой и здравым рассудком, перед гребанным светлым, как шавка дрессированная, то что говорить о девушке?
Эрика задумчиво посмотрела перед собой и словно только сейчас осознала свое состояние:
– В меня будто что-то вселилось и постепенно заполняет, вытесняя меня. Снизу вверх ползет, ползет, шириться, поглощает всю без остатка. Там, дома, я лежала овощем, но это была я, а здесь… я хожу, я говорю, я ему, сплю, думаю… но это не я. Внутри меня словно война – сейчас победила я и могу что-то сложить, но миг и победу одерживает что-то или кто другой и меня нет, я уже не могу ни здраво рассуждать, ни просто нормально соображать. Веришь, меня крутит, мает, мутит, то в жар, то в холод кидает, сознания ноль, зрение – минус пятьдесят и словно лихорадку подхватила, холерой заболела, все заразы разом подселились.
Девушка посмотрела в глаза мужчине, и он отчетливо увидел в них страх и растерянность.
И не мог ей не поверить, не мог не поклясться себе помочь, не мог оттолкнуть. Ее слова проникли в душу и царапали как наждаком по стеклу.
– Прости, – просипел, сглатывая ком в горле. – Я не имел права даже думать о тебе плохо. Ты просто попала в беду.
Глава 26
Кейлиф невольно слушал светлую и чувствовал, как холод в нутро пробирается, скрючивает и тело и душу. Страх, какой, страаах!
Страх, что она от незнания натворит.
Страх, что он не усмотрит.
Страх, что баги прознают.
И так разволновался, что сердце разболелось, а голова вспухла от мыслей – как же все обставить и помочь и сохранить. А самого дрожь пробирает – шутка ли!
И как в западне – что делать надо знает, а не может, потому, как слово за светлой сперва должно быть.
Аттари бы, аттари! Где взять? Давно о них не слышно. Спрашивать начни – все едино, что встать над ущельем и орать – эхом быстро до Эберхайма докатится. И тогда конец.
И поговорить -то не с кем, руки светлой связаны, – потер грудину.
А если с ней поговорить? Объяснить?
И решился. В пару шагов рядом оказался, сгреб на руки.
– Эй, ты-то чего? – возмутился Шах.
– На воздух ей надо. Проветриться, – брякнул, что первое в голову пришло. Шаха одно с наглецом примирило, что он страж. Те стражи, с которыми он познакомился, кого в деле видел, создали вполне четкий образ – преданности и защиты. Значит, плохого с Эрой не будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
