— Хорошо. Отрубите головы и выкиньте вблизи какой-нибудь деревни Тайра, — он насухо протер лезвие краем своих хакама и выпрямился.
Война затягивалась. То, о чем говорил отец год назад, и то, чего они так не хотели допустить, случилось. Они сражались уже почти одиннадцать месяцев, и наступление зимы не предполагало быстрой развязки. Их противостояние превратилось в позиционную войну, когда они пассивно оборонялись, время от времени совершая быстрые вылазки, и ни у одной из сторон не было достаточно ресурсов, чтобы прорвать оборону другой.
Такеши ненавидел такой расклад сил, и потому гораздо чаще, чем требовалось, собирал своих людей, чтобы уколоть Тайра, разбить какой-нибудь малочисленный, оторвавшийся от основных сил отряд.
Нарамаро говорил, что так он мстит за свой плен. Но Такеши не был с ним согласен. Он ненавидел ждать и никогда не умел. И неделями стоять на одном месте ненавидел также.
Они увязли, самое меньшее, до весны. А, может, и дольше, если сохранится текущий расклад сил. Им отчаянно были нужны союзники, но во всей стране не осталось значимых кланов, которые еще не были бы втянуты в эту войну. Кроме клана Асакура, но их нейтралитет никому не удавалось сломить уже сотню лет.
Такеши шагал по снежному полю их битвы, и зимний ветер трепал полы его куртки. Он не чувствовал холода, пока бился — кровь кипела в нем с прежней ожесточенной яростью, которую он не потерял во время плена. И хотя открытый, бескрайний простор все еще вызвал у него беспокойство, он научился подавлять его прежде, чем кто-то заметит. И уже несколько недель не позволял себе вздрагивать, если кто-то внезапно его касался. Но уродливые шрамы на груди и обрубок отзывались на изменения погоды тупой, ноющей болью, и в такие минуты Такеши напоминал себе дряхлого старика.
В нескольких сяку от него Яшамару ощупывал сына на предмет ранений. Со своего места Такеши разглядел и бледность мальчишки, и дрожащие руки. Ничего. После первого сражения так бывало почти у всех. Сколько бы тебя ни тренировали, сколько бы ни учили убивать — в настоящей битве многое оказывалось совсем не так. Но Мамору не испугался, не застыл в неподвижности, не наделал глупостей, чем заслужил короткий одобрительный кивок Такеши.
Минамото засвистел, подзывая Молниеносного, но не стал его седлать, взял под уздцы и повел за собой по снегу. Солдаты потянулись ему вслед: десяток прекрасно обученных и натренированных воинов, которых отбирал он сам.
— Надвигается буря, — Яшамару, догнав его, держался на полшага позади.
Такеши посмотрел на безоблачное небо и сощурился. Вдалеке по линии горизонта угадывалась легкая дымка. К ночи она настигнет их и разразится сильнейшим снегопадом.
— Мы уже будем в лагере.
— Может быть, остановимся ненадолго, прежде чем…
— Нет, — он резко перебил Яшамару и быстрее зашагал вперед, потому что не собирался это обсуждать.
Такеши знал, что неправильно заставлять солдат, проведших в седлах всю долгую ночь и встретивших рассвет в сражении, отправляться в обратный путь даже без краткой передышки. Но то, что открытое пространство больше не вызывало у него беспокойства, не означало, что он чувствует себя хорошо, когда на сотни тё вокруг нет ничего, кроме бескрайнего неба и белоснежной земли.
И потому он повел солдат обратно, как только закончилось сражение. Он остановится, когда они достигнут леса — того, что виднелся далеко впереди.
Яшамару, повинуясь его воле, оставил его, и теперь Такеши шагал один, проваливаясь по щиколотку в пушистый снег. Молниеносный шумно дышал и все норовил ткнуться теплыми губами ему в ладонь, выискивая для себя угощение.
Во внутреннем кармане куртки лежал обрывок пергамента.
«… родила тебе дочь…»
Он сжег письмо Наоми, оставив лишь этот клочок. В походах он всегда сжигал письма и никогда ничего не хранил. В этот раз он сделал исключение; оставил себе обрывки той информации, что уже была известна всей стране. Новости о появлении в клане Минамото наследника — наследницы — просочились сквозь глухие стены поместья и разошлись далеко за его пределы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Такеши направил в поместье два десятка солдат, оторвав их от объединенного под знаменами трех кланов войска. Он запретил Масато-сану отпускать Наоми за пределы поместья и об этом же попросил ее.
С того письма прошло два месяца. Его дочери вот-вот должно было исполниться три.
Увидит ли он ее прежде, чем ей исполнится год?
Они остановились на короткий отдых под голыми ветвями деревьев и после него, оседлав коней, взяли быструю рысь, чтобы успеть вернуться в лагерь до начала снежной бури. Ее вступительные порывы настигли их под самый конец пути: мелкой, колючей крупой повалил снег, поднялся холодный, северный ветер. Снежинки кололи острыми иголками обнаженную кожу и резали глаза — стоило лишь прекратить щуриться. Последние ри они преодолевали в два раза дольше, чем могли бы.
Достигнув лагеря, продрогший и промокший, Такеши передал Молниеносного на попечение солдат и с удовольствием принял у них чашку обжигающего чая. Обмороженные пальцы неприятно покалывало, пока он шел через лагерь к палатке Фухито — ему сообщили, что утром пришли срочные вести.
Фудзивара поднялся ему навстречу, коротко обнял и протянул небольшой свиток, словно держал его в руках целый день и готовился отдать в любую минуту.
— Печать Асакура? — вслух удивился Такеши и встретился взглядом с Фухито. Тот коротко кивнул.
Дайго-сан — глава клана Асакура — писал ему как главе клана Минамото и приглашал на торжество по случаю наречения именем его первого внука. У его сына родился сын.
— На торжество приглашены представители всех великих кланов, — вслух дочитал Такеши и хмыкнул. Слово «всех» Дайго-сан подчеркнул. — Написал бы проще: Тайра тоже будут.
— Вдруг за время плена ты забыл все великие фамилии, — Фухито усмехнулся ему в тон, но в его взгляде не было веселья. — Ты хочешь поехать, — произнес он спустя некоторое время.
Он не спрашивал, а утверждал.
— Мы неделями обсуждали, что нам не хватает сил и ресурсов для рывка, который мог бы переломить ход этого вялотекущего противостояния. И теперь получил приглашение Асакура. Это то, что нам нужно.
— Там будут Тайра. И никто не сможет поручиться, что вслед за приглашением будет заключен союз, — очень сдержанно отозвался Фудзивара.
Если недовольство Нарамаро проявлялось столь же ярко, как и его радость, то Фухито предпочитал не показывать ни того, ни другого. Но они втроем слишком долго были знакомы, чтобы Такеши не научился понимать их даже без слов. Как и они его.
— Ты против, — Минамото также не спрашивал.
— Да, — без обиняков подтвердил Фухито. — Там будут Тайра.
— Дайго-сан обещает поднять оружие против любого клана, чей представитель нарушит перемирие на его земле, — Такеши пожал плечами, вновь пробежавшись взглядом по тексту приглашения.
— У них нет чести. Им ничто не помешает нарушить законы гостеприимства, — Фудзивара стоял на своем.
— Я знаю, — с некоторым раздражением ответил Такеши. — Я хочу предложить Дайго-сану заключить союз: его внук и моя дочь. Другого случая нам не представится.
— Я знаю, — Фухито отвернулся и, накинув куртку, вышел из палатки на воздух. Такеши поднялся за ним следом. — Когда тебя взяли в плен, с нами был Кенджи-сама. Если что-то случится в этот раз, наш альянс распадется. Останется только Нарамаро.
Фудзивара стоял к нему спиной, и Такеши мог видеть лишь его длинные распущенные волосы. Теперь он знал, как Фухито навлек на себя позор. Знал и о том, что формально солдаты клана Фудзивара подчинялись только Сатоки-сану, и о том, как его старый друг намеревается искупить свою вину.
Он прав: их союз, начало которому положили отцы их отцов, распадется, если с Такеши что-нибудь случится. Некому будет стать на его место, и сотни самураев останутся без господина.
— Я еду, Фухито, — подытожил Минамото и отправился на поиски Яшамару.
Своего советника он увидел подле одного из костров. Он накладывал повязку на левую руку Мамору и что-то негромко втолковывал сыну. Услышав его шаги, оба поднялись, но Такеши махнул им рукой и опустился на бревно напротив по другую сторону костра. Мальчишка потупил взгляд и неосознанно дернул к себе руку: кажется, ему сделалось стыдно за повязку на пустяковой — он думал, так считал Такеши — ране.