— Отличная идея! — сказала Китти, когда Чарлз спросил ее, как она на это смотрит. — Почему бы и нет? Мне тоже будет интересно. Дети, конечно, очаровательны, но с ними особенно не поговоришь.
Внешний вид Доркас претерпел положительные изменения. Черные наряды, позеленевшие от времени и стирок, безвозвратно ушли в прошлое, а новые выгодно подчеркивали ее чуть округлившуюся фигуру. На лице появились пудра, губная помада и румяна, волосы были завиты и уложены в прическу по последней парижской моде. Для Голливуда она, конечно, не годилась, но выглядела вполне прилично и профессионально.
Китти поражала их с Чарли одержимость политикой. Он по-прежнему был занят по горло больничными и прочими делами, однако ухитрялся выкраивать время для общения с Доркас. Едва она появлялась в доме, он начинал говорить о политике, и разговор этот длился весь вечер, пока она не отбывала восвояси. Иногда он так увлекался, что провожал ее до дома, продолжая развивать свои политические теории.
Времена и вправду располагали к политическим дискуссиям. Партии и внутрипартийные группировки соревновались в выдвижении разного рода прожектов экономического возрождения. После блистательной победы Джо Лайонса и Объединенной партии Австралии перед Рождеством 1931 года логично было ожидать, что споры прекратятся, однако выплачивать Лондону долги были готовы далеко не все парламентарии. Но Лайонс и его сподвижники ратовали именно за это, поэтому свары продолжались. Когда Джек Ланг вторично отказался выплачивать проценты по кредитам штата, оставив это до лучших времен, Лайонс и федеральное правительство сделали это сами, но на этот раз Канберра потребовала возмещения. Но Джек Ланг стоял на своем. Противостояние зашло так далеко, что Ланг попытался забаррикадировать казначейство Нового Южного Уэльса, чтобы на него не покушались центральные власти.
13 мая 1932 года губернатор Нового Южного Уэльса сэр Филип Гейм сместил Д. Т. Ланга с его поста как неспособного к ответственному управлению. Уставшие от смуты жители проголосовали за консерваторов, и сопротивление было окончательно сломлено. Проценты стали выплачивать, хотя противники этой меры не собирались складывать оружие.
Все это и многое другое Китти приходилось выслушивать всякий раз, когда в доме появлялась Доркас, причем визиты эти становились все чаще, поскольку Чарлз во всем полагался на ее мнение. Нельзя сказать, что эти разговоры оставляли Китти равнодушной или были выше ее понимания; просто они лежали за пределами ее интересов, и она слушала их с досадой трезвого человека, вынужденного терпеть пьяных, которые болтают без умолку, переливая из пустого в порожнее. Когда происходило что-то важное, она оживлялась, но такое случалось от силы раз в месяц, а остальные двадцать девять — тридцать дней все крутилось по накатанной колее. К моменту падения Джека Ланга она была так измучена политической болтовней, что с трудом удерживалась, чтобы не завопить: «Хватит уже! Когда вы наконец заткнетесь?!»
Снова наступила зима, над Скалистыми горами повисли снеговые тучи, пронизывающий антарктический ветер срывал с деревьев листья, а в сердце Китти поселилась ледяная тоска, которую ничто не могло растопить. Ее муж был счастлив и без супружеских радостей, которыми, как видно, он не слишком дорожил. Он жил лишь для политики, готовясь к следующим выборам, где собирался участвовать как независимый кандидат. И нужна ему была только Доркас.
Наступил июнь, начало австралийской зимы. В первый же солнечный день Китти села в машину (и почему у Доркас собственное авто, а ей приходится довольствоваться любым свободным?) и поехала к реке, где земля была плодородной, а мясные овцы по-прежнему находили сбыт. Ведь голодали далеко не все, а только трудящиеся, что вполне устраивало сэра Отто Нимейера.
Оставив машину на берегу, Китти пошла вдоль реки, отрешившись от всего, связанного с Бердам-хаусом — от коттеджей для персонала до самого Чарли. Дул резкий ветер, но воздух был так свеж, что создавалось ощущение теплоты. Какое странное противоречие! Здесь совершала конные прогулки Эдда в компании своего дружка Джека Терлоу.
С тех пор как Грейс публично отвергла его притязания, Джек почти не появлялся в Корунде. Молва утверждала, что он полностью отдался своему хозяйству. Несмотря на тяжелые времена, его потрясающе красивые арабские скакуны пользовались спросом, и он регулярно выставлял их в Даббо и Тувумбе.
А вот, кажется, и он. Едет навстречу на огромном сером коне, чей римский профиль никак не претендует на арабское происхождение. Китти поспешно сошла с тропы и встала в стороне, надеясь, что он проедет мимо, не заметив ее.
Как бы не так! Он остановился и соскочил с коня.
— Разрази меня гром! Китти Латимер! — с улыбкой воскликнул он.
Китти уже забыла, какой он высокий, хотя Эдда, будучи сама немаленькой, всегда считала, что он среднего роста. Шесть футов ровно. Сколько же ему сейчас лет? Где-то под сорок? На вид гораздо меньше. У живущих на природе всегда трудно определить возраст. В молодости они кажутся старше своих лет, в зрелые годы выглядят моложе. Та же золотистая копна слегка вьющихся волос, загорелая кожа, ярко-голубые глаза. Ничего похожего на двуликого Януса. Мужественная красота и неотразимая улыбка.
Подведя Китти к поваленному стволу, Джек убедился, что рядом нет муравьиных куч, и только после этого усадил ее.
— Ты так закуталась, что выглядишь маленькой девчонкой. Как поживает леди Шиллер?
— Процветает, насколько мне известно. Учится на медицинском в Мельбурне. У нее отличный муж.
— Я как раз ехал домой. Как насчет чая с лепешками?
— С удовольствием! У меня есть что рассказать про Эдду. Я на машине, как к тебе подъехать?
— Первая изгородь на дубарской дороге. Ферма находится на холме, вокруг полно лошадей, так что ты сразу ее узнаешь.
Вскочив на серого мерина, Джек поскакал прочь.
Наконец хоть какое-то разнообразие! Не сказать что новое лицо, но ведь Китти его практически не знала.
Каменный дом с дорическими колоннами в георгианском стиле выглядел очень внушительно. Китти представила, как красиво здесь будет весной и летом, когда зацветет окружавший его сад. С веранды открывался восхитительный вид на реку, вдалеке сверкала снегом горная гряда.
Внутри пахло именно так, как должно пахнуть в уютном доме: пчелиным воском, сушеными травами и цветами, чистым бельем, одеколоном, свежим воздухом. Высокие доходящие до пола окна вполне могли заменить двери; одно из них было чуть приоткрыто, но в доме топились печки и было тепло.
Вокруг царил порядок, но чувствовалось, что женской руки тут не хватает, обстановка была довольно аскетичной.
— Кто у тебя следит за домом? — спросила Китти, усаживаясь за кухонный стол и не спуская глаз с Джека, который смешивал муку с холодным маслом.
Он сам печет лепешки! Удивительный мужчина!
— Я сам слежу за домом, — ответил он, добавляя холодное молоко. — Мужчина должен уметь содержать свой дом в порядке.
— И печь лепешки.
— Руки у меня холодные, так что масло не тает, а это очень важно, когда делаешь тесто. Потом я добавляю молоко и рублю все двумя ножами — видишь?
— А я даже воду не сумею вскипятить, — весело сообщила Китти.
— Всему научишься, когда жизнь заставит.
Джек раскатал тесто на посыпанной мукой доске, посыпал его тертым чеддером и разрезал на двухдюймовые квадратики, которые разложил на противне и отправил в духовку дровяной плиты. Через двадцать минут лепешки были готовы — они хорошо поднялись и подрумянились, а сыр растаял, образовав аппетитную корочку.
При виде дымящихся лепешек у Китти потекли слюнки. Джек поставил на стол масло и джем и вручил ей нож. Потом заварил чай и подал чашки и тарелки фирмы «Эйнсли».
— У тебя красивая посуда, — заметила Китти, намазывая лепешку маслом. — Какие воздушные! — восхитилась она с полным ртом. — Божественная еда на прекрасном фарфоре — да ты просто сокровище.
Джек с прищуром посмотрел на нее.
— Ты тоже сокровище, но твоя беда в том, что этого никто не замечает. Все думают, что ты не золото, а позолоченная безделушка.
У Китти перехватило дыхание, она чуть не поперхнулась.
— Какая проницательность! Люди считают, что я красивая хищница, хотя Эдда сделала все, чтобы я не стала такой.
В глазах Джека заискрилась улыбка.
— Ох уж эта Эдда! От нее я много чего узнал про сестричек Латимер. Особенно про тебя и твое личико. Интересно, почему люди придают такое значение внешности? Чарли Бердам хотел жену с витрины, чтобы доказать, что коротышки тоже могут позволить себе красавиц, поэтому и втюрился в тебя по уши. Ты была нужна ему, и он тебя добился. Тут все было по-честному.
— Тебе Эдда все рассказала, да? Жаль, со мной она не была столь откровенна. Возможно, тогда я бы поступила иначе.
