— Убей его! — завопил Большой Тома.
— Осторожнее, Флорис! — крикнула Прекрасная Роза, ибо Однорукий нанес удар, целясь в горло. Зрители трепетали от возбуждения. Большой Тома шепнул Адриану:
— Навалимся на эту гадину разом. Надо помочь твоему брату.
Адриан поднял брови.
— Это еще зачем? Флорис придет в бешенство.
Однако сам Адриан тревожился. Флорис дрался отлично, но противник его, казалось, не ведал усталости, а мощью превосходил быка. Внезапно все люди с Нового моста ахнули: Флорис, поскользнувшись на плите, рухнул навзничь. Однорукий бросился на него, и оба стали кататься в пыли, вцепившись друг в друга намертво. Всего в нескольких сантиметрах от своего лица Флорис видел крючок Однорукого, который норовил выколоть ему глаза. Раненой рукой юноша пытался перехватить кинжал Роньона, направленный в горло. От зловонного дыхания бандита подступала тошнота.
— Тебе конец, паршивый мальчишка! — прорычал Роньона.
Флорис уже думал, что погиб, как вдруг на плечи Однорукого обрушился темный комок. Это спрыгнул с креста Жорж-Альбер, которому, в отличие от Адриана, были чужды понятия о чести — обезьянка, бросившись на помощь хозяину, вонзила зубы в затылок Роньона. Тот, взревев, вскочил на ноги, силясь освободиться от неожиданного врага, но Жорж-Альбер оказался цепок. Флорис, поднявшись, крикнул:
— Отпусти его, Жорж-Альбер!
Обезьянка с сожалением спрыгнула на землю и отбежала к Адриану, а тот шепнул:
— Ты хорошо сделал, Жорж-Альбер.
Однорукий не помнил себя от ярости. Зажимая ладонью окровавленный затылок, он вопил:
— Ты нарочно это устроил, гаденыш!
Флорис, еще не вполне отдышавшись после схватки, предложил перенести дуэль на завтра.
— А, гаденыш, струсил?
Однорукий совершил ошибку — ему не следовало ставить под сомнение храбрость Флориса. Как безумный, юноша бросился на своего врага. Силы его удесятерились от ярости. Отбив ужасный выпад крючком, Флорис опрокинул Однорукого на землю и воткнул ему в грудь кинжал по самую рукоять. Роньона дернулся и застыл в луже крови. В гаснущем взоре его, обращенном на Флориса, стояло изумление, ошеломленный Флорис с трудом поднялся, а люди с Нового моста придвинулись ближе, не веря своим глазам — у их ног лежал умирающий, но все еще страшный Однорукий. А тот, встретившись взглядом с Большим Тома, просипел с ужасной ухмылкой:
— Вот я и дождался того, кто меня прикончит.
И с этими словами он отдал свою гнусную душу дьяволу. На какую-то секунду все оцепенели. Затем Ли Кан нагнулся, чтобы вытащить кинжал, и выпрямился с очаровательной улыбкой.
— Майский Цветок, — произнес он спокойно, — ты нанес удар между пятым и шестым ребром. Именно сюда и надо целить.
Говоря это, Ли Кан оглядел притихшую аудиторию. Он явно гордился своим учеником. Только тут люди с Нового моста осознали, что избавились наконец от смертельного врага.
— Ура! — грянули они хором. — Да здравствует Флорис!
Все стали обниматься, благодарить Адриана и его спутников, подбрасывать в воздух колпаки и береты, танцевать на могилах. Большой Тома целовал Федора, Зузу-Негритянка нежно привлекла к себе Ли Кана, а Грегуар не знал, куда деваться от пылких объятий Англичанина С Желтым Рылом. Адриан, воспользовавшись суматохой, устремился к Черкешенке, которая только этого и ждала. Флорис наслаждался своим триумфом — его славили, как короля. Прекрасная Роза не сводила с юноши восхищенного взора, и Флорис, опьянев от страсти, воскликнул:
— Да здравствует Прекрасная Роза!
Он заключил ее в объятия под приветственные крики друзей. Девушка потянулась к его губам, и именно в этот момент герой наш лишился чувств. Очнулся же он в мягкой постели; в камине весело горел огонь, а у изголовья сидела Прекрасная Роза, с нежностью глядя на него.
32
— Ох, Малыш-Красавчик, как же ты нас напугал!
Флорис улыбнулся Прекрасной Розе и хотел приподняться, но тут же со стоном опустился на подушку.
— Осторожно! Тебе лучше не шевелиться. Мондор сделал перевязку и оставил мне свои мази. Однорукий здорово тебя изранил.
Флорис прошептал:
— Но где же я, Прекрасная Роза?
— На постоялом дворе «Карл Великий». Мадам Ом предоставила тебе лучшую комнату. Сегодня ты — герой Парижа. А проспал ты два дня.
Флорис недоверчиво взглянул на девушку.
— Неужели два дня?
— Да.
— И ты все время была рядом?
— Конечно. Я помогала Мондору.
Флорис покраснел при мысли, что Прекрасная Роза видела его обнаженным. Смутившись, он отвернулся и спросил, стараясь говорить как можно небрежнее:
— А где мой брат и все остальные?
Прекрасная Роза рассмеялась. Зеленые глаза Флориса вспыхнули огнем: эта свежая, здоровая девушка была воплощением соблазна. Даже смотреть на нее — счастье.
— Ну, брат твой заперся в своей комнате и, судя по всему, очень занят. Что до остальных твоих спутников, от одиночества они не страдают, — таинственно добавила Прекрасная Роза.
Флорис решил, что непременно выяснит, какими делами так увлеклись Адриан и неразлучная троица слуг. Он вновь пошевелился, но тут в голове у него загудело, и свет померк в глазах. Прекрасная Роза, нежно погладив его по лицу, сказала:
— Тебе еще плохо. Надо позвать Мондора.
— Нет, — простонал Флорис, — не уходи. Кажется… кажется, я просто хочу есть.
— А ведь верно! Подожди, я позову хозяйку: для тебя все приготовлено.
Через две минуты мадам Ом вплыла в спальню, которая сразу словно бы вдвое уменьшилась, настолько велики были габариты достойной женщины. В глазах ее сверкало любопытство. Совершенно очевидно, что она с восторгом приняла все случившееся. В руках она держала огромный поднос с дичью и бутылками вина. Флорис робко промолвил «спасибо», когда хозяйка самолично наполнила ему тарелку и поставила перед его носом на одеяло. Он ожидал, что она удалится, но не такова была мадам Ом, чтобы не воспользоваться великолепной возможностью почесать язык. Усевшись на край постели, она затрещала:
— Ах, мой юный сеньор, какая честь для меня принимать в своем доме гостей, подобных вашей милости. Я только что говорила господам Федору и Ли Кану, что ваши превосходительства прославили мой постоялый двор на весь Париж. От посетителей отбою нет! Впрочем, вы не думайте, в делах коммерческих я безупречно честна, и я уже сказала этому славному господину Грегуару, вашему интенданту, что отныне буду брать с вас не шесть, а только три ливра в день. Я знаю, для таких благородных сеньоров, как вы и ваш брат, это значения не имеет, — поторопилась добавить мадам Ом, приняв за неодобрение жест Флориса, которого гораздо больше занимала куриная ножка, нежели болтовня почтенной хозяйки. — Я знаю, — повторила матрона, — что для ваших милостей это сущий пустяк, но пусть все будет по справедливости. Я так и сказала Рике — это мой сынишка… вы, конечно, помните, это он, сокровище мое, и привел вас сюда… впрочем, я думаю, путь вам указал сам архангел Гавриил.