Когда Яна, две недели и целую вечность тому назад, только-только села на борт «Ахиллеса», она думала, что с нетерпением будет ожидать того момента, когда сможет наконец ступить на Ганимед. Теперь же, по мере того, как время прибытия все приближалось, ей все больше не хотелось покидать корабль. Они с Полом уже поклялись, что это будет не конец их взаимоотношений, что они увидятся снова. Но если держаться реальности — сколько бортовых романов пережило день высадки?
Один грандиозный праздник по-прежнему лежал впереди. Раньше Яна никогда о нем не слышала, но Пол, когда они однажды вечером лежали голышом в его каюте, ей рассказал. Корабль находился в моторном режиме, и они в сибаритской роскоши возлежали на самой удобной кровати, какая Яне когда-либо попадалась. При одном щелчке выключателя пол каюты становился мягким и податливым, оборудованный на резервуаре, где находились изобильные водяные запасы «Ахиллеса».
Яна лежала на боку, чтобы иметь возможность разглядывать гладкую равнину груди Пола и наблюдать за тем, как эта равнина поднимается и опускается, пока он дышал. До этого Пол рисовал ее обнаженной, а когда картина была закончена, одно неизбежно повлекло за собой другое.
— Конечно, никакой необходимости этот праздник не представляет, — сказал он. — Это просто традиция, оставшаяся от ранних времен планетарного исследования. В то время все корабли летали на химических ракетных двигателях…
— Не на ядерных? — спросила Яна. — У них ведь ядерная энергия уже тогда имелась.
— Верно, имелась. А еще у них имелся очень скверный опыт ее использования, и множество людей по-прежнему ее опасались. Поэтому они использовали химические ракеты.
— Но воздействие химических ракет на атмосферу и ионосферу еще более губительно, чем ядерных. Разве они не знали…
Пол обнял Яну и слегка сжал ей левую грудь.
— Ты хочешь, чтобы я рассказал, или мне лучше повернуться набок и малость подремать?
— Ладно, я больше не буду. Давай, рассказывай.
— Итак, корабли использовали химические ракетные двигатели. Это не совсем правда, потому что уже тогда имелось несколько ионных моторов; но они развивали такое низкое ускорение, что для пассажирских перевозок не годились. Можешь себе представить, на что это было похоже. Дельта-вэ всем вечно не хватало. Все вымогали, клянчили и занимали столько движущей силы, сколько только могли, но космическое путешествие все равно оказывалось маргинальным, и транспортники едва концы с концами сводили. Первые суда, летавшие до Юпитера, не имели достаточно горючего, чтобы тормозить и попадать на орбиту планеты. Если им только не удавалось чего-нибудь предпринять, они просто прибывали, проносились мимо и улетали в каком-то другом направлении. Ответ — причем в то время единственно возможный — заключался в том, чтобы проскользнуть сквозь верхние слои атмосферы Юпитера, используя для сброса скорости атмосферное торможение.
Эта теория была совершенно проста и понятна больше столетия. Однако выполнить ее на практике, причем абсолютно точно, было совсем другое дело. «Ашкенази» зашел слишком глубоко и обратно уже не вышел. «Селандина» ошиблась в другую сторону. Она проскользнула внутрь, вышла наружу — и покинула систему Юпитера.
Голос Пола становился все медленней и глубже. Яна сжала маленькую жировую складку у него на поясе.
— Предполагается, что ты рассказываешь мне про большой праздник, который у нас тут состоится, а не бессовестно кемаришь. Ты что, уже совсем заснул?
— Вовсе нет. Я думаю, насколько проще это для нас по сравнению с первыми исследователями. Члены команды «Селандины» были страшно круты и отважны. Я слышал записи их переговоров. Они отправили на Землю данные о магнитосфере Юпитера, пока у них последние глотки кислорода оставались, а потом закончили так непринужденно, как будто их праздничный обед ожидал. Нырок в атмосферу Юпитера обычно становился вопросом жизни и смерти. А теперь это просто игра. Профиль атмосферной глубины Юпитера всюду размечен до шести цифр. Пертурбационный пролет атмосферы является традицией и хорошим поводом для праздника, но совершенно никакой необходимости уже не несет.
— Совсем как пересечение экватора. — Яна увидела, как лоб Пола недоуменно наморщился. После усиленных занятий сексом он обычно слегка тупел. — В старые времена для тех судов, что плавали по земным океанам, пересечение экватора было достаточно хитрым делом. Регион вокруг экватора назывался Штилевой полосой, и ветры там пропадали на целые дни или даже на недели. Корабль дрейфовал в мертвом штиле, и никто на борту не знал, доживет ли он до спасительного ветра. Затем наступила эра пароходов, и пересечение экватора перестало таить в себе какую-либо угрозу. Но особая церемония при пересечении экватора сохранилась. На борту круизных судов всегда бывает шумное веселье; проводятся пирушки, ритуальное бритье — причем не только голов — и всякие глупые церемонии с участием царя Нептуна.
— На юпитерианской пертурбации он царем Юпитером называется, но все остальное очень похоже. — Пол повернулся посмотреть на Яну. — Послушай, я знаю, что это прозвучит глупо, и это действительно глупо, но как старший помощник, я на все это обречен. Тебе же совсем не обязательно в этом участвовать.
— Ты шутишь? Пол, я ни в коем случае не собираюсь этого пропускать. Если бы я в прежние дни пересекала экватор, я бы так это отметила, что будьте-нате. На самом деле я хотела спросить, сможешь ли ты как старший помощник участвовать во всем этом веселье, или это считается слишком недостойным?
— Уточни, что считается «слишком недостойным». Полагаю, какие-то пределы существуют, но они достаточно широки. На последней юпитерианской пертурбации два месяца тому назад старший механик бабуином переоделся. Он вырезал кусок своего наряда на спине. Задницу он выкрасил в голубой цвет и всем говорил, что продает поцелуи. Но я не слышал, чтобы кто-нибудь покупал.
— И капитан Кондо это безобразие разрешил? — Яна с трудом представляла себе, как невысокий, но исполненный необычайного достоинства капитан участвует в дурачестве, которое описывал Пол — или даже просто его допускает.
— В течение всего праздника капитан Кондо оставался у себя в каюте. Так он каждую юпитерианскую пертурбацию поступает. Его позиция такова, что о том, чего он не видит, он докладывать не обязан.
— А ты? Ты-то что делал?
— В прошлый раз? Мне тогда повезло. Я был на вахте. Кто-то ведь должен и кораблем управлять. Вахтенным офицерам не разрешается присоединяться к общему разгулу. На сей раз меня такая удача не ждет. Я буду приписан к пассажирской обслуге. Моя официальная обязанность, как записано в корабельных приказах, «предлагать и обеспечивать пассажирам все формы законных развлечений, какие они только пожелают». Ты просто себе не представляешь, чего некоторые люди порой желают.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
