Они всё шли, и шли, и Ральф понял, что в город возвращается большое войско. Эти невысокие люди выглядели свирепо, и сердце юноши, которому понравился их воинственный вид, наполнилось радостью. Несомненно, они возвращались после битвы: их доспехи были искорёжены, одежда разорвана, а на теле белели лоскутья, которыми наспех перевязали раны.
Следом за войском в город вошли стада коров, отары овец и табуны коней – трофеи последнего набега. За ними следовали подводы, гружённые оружием и доспехами, а иные с тюками, полными товарами да домашним барахлом. Последними в город вошли пленные: одни сами, пешком, а те, кто не мог идти сам, – на таких же подводах. Среди угнанных в рабство были в основном женщины и девочки, из мужчин взяли в плен только маленьких мальчишек. Многие женщины, несмотря на их горе и долгое путешествие, показались Ральфу прекрасными. Глядя на них, он подумал, что, должно быть, они принадлежали к тому же народу, что и красивые светлые женщины, которых он видел на улицах города. Впрочем, одеты они были иначе.
Ральф наблюдал за этим шествием, пока все не прошли в город. К тому времени он устал от жары, пыли, криков, смеха и разговоров, и так как большинство людей последовало за войском и добычей, улицы города вскоре стали совсем тихими и пустынными. Ральф свернул в маленькую тенистую улочку, шедшую на восток от Южных ворот. Юноша медленно шёл вперёд, думая окружным путём вдоль стен добраться до Восточных ворот, а оттуда на Большую площадь. К тому времени, как надеялся Ральф, народ уже разойдётся по домам.
Людей на улице не было, разве что временами встречалась какая-нибудь старуха, сидящая у дверей своего дома, да ещё реже ребёнок рядом с ней. Когда Ральф подошёл к повороту улицы, он увидел простолюдинку, сидящую на чистом белом пороге дома с солнечной его стороны, но в тени высокого олеандра, растущего в большой кадке. Она пряла и пела. Ральф от нечего делать остановился, чтобы послушать. Женщина пела сухим грубым голосом:
Мечи скрещены —Символ войны,А мирное поле —Источник неволи.Где пламя кровавое,Там воинство бравое.Вот мёртвый лежит крестьянин, не будут его хоронить.Он поле пахал, он сеял, чтобы семью прокормить.Теперь его поле сгорело, уводят коров и коней,Уводят полураздетых, с ногами в крови дочерей.Битве же долго длиться – враг не отступит от стен.По длинной и пыльной дороге гонят девушек в плен.В безоблачном небе клубится дым сигнальных огней,Подмога сегодня медлит. Молитесь, взывайте к ней!
Оставьте ворота открытыми —Гости, кровью умытые.Погони за нами нет —Лишь лунный мертвенный свет.Он нам пригодится —Добычей поделиться.Потрясите жребий в шлеме, честно делим мы трофеи.Ценные товары, братья! Все их вам готов раздать я.Выпал жребий, и достались здесь бараны, там коровы,Для тебя, эй, бравый воин, жеребята уж готовы.Конь норовистый – тебе же. Усидишь ли на коне?Джайлсу – вышитые ткани. Что же там осталось мне?Вот последний жребий выпал. В бурю сломленной берёзкоюСтоит девица печальная, в платьице своём неброском.
Когда женщина закончила петь, из-за угла показалась одна из тех милых девушек в жёлтых платьях. В руке она несла лёгкую корзинку с цветами. Девушка подняла голову, но, увидев Ральфа, опустила глаза и пошла медленнее. Она была на диво мила, и Ральф с удовольствием смотрел на неё. На ней было изящное платье пшеничного цвета, такое тонкое, что руки и ноги прикрывало скорее не оно, а серебряная вышивка. Розовая кожа её лодыжек просвечивала сквозь белые завязки сандалий, а руки украшали серебряные да золотые кольца, надетые, впрочем, вместе с железным.
Но вот она подняла глаза и робко посмотрела на Ральфа, а он довольно улыбнулся ей и подумал, что неплохо было бы услышать её голос, а потому подошёл ближе и поприветствовал девушку. Она же, как ему показалось, охотно ответила ему, хотя и бросила при этом быстрый взгляд на женщину у дверей.
Ральф сказал ей:
– Прелестная девушка, я чужой в этом городе, и я видел то, что не могу понять, и прежде чем я задам следующий вопрос, не скажешь ли мне, кто те пленные невольники, которых провели с войском в Город? Какого они народа и какого рода?
Сразу же выражение лица девушки изменилось. Она оставила свою грациозную игру, выпрямившись и как-то одеревенев, покраснела, нахмурила брови и некоторое время смотрела Ральфу прямо в глаза, а затем прошла мимо быстрым твёрдым шагом, словно его вопрос одновременно расстроил и рассердил её.
Женщина, наблюдавшая за разговором этих двоих с усмешкой на морщинистом лице, тоже резко переменилась, с яростью закричав вслед уходящей девушке:
– Что? Ты убегаешь от этого красавца, тогда как он так добр и ласков к тебе, негодница? Верно, ты спешишь с ношей к своей хозяйке, а та, должно быть, ещё молода и глупа, и не знает, как обращаться с дочерьми твоего проклятого народа. Ах, будь у меня деньги приобрести одну из вас, да помилее, я бы нашла ей иное занятие, кроме как любезничать с юношами! Я бы отплатила ей за длинные ноги да белую кожу так, чтобы она прокляла свою судьбу, не позволившую ей уродиться низенькой да смуглой. И свободной! Ведь только тогда её пятки не были бы испачканы кровью со спины…
Она продолжала кричать, пока служанка не ушла так далеко, что не могла уже её слышать. Ральф же не спешил уходить от её горестных причитаний. Ему казалось, что он даже начал понимать что-то. Он подумал, что все те девушки в жёлтых платьях были невольницами у жителей Города Четырёх Рек, и, возможно, принадлежали тому же народу, что и недавние пленные, которых войско вводило в Город на глазах у Ральфа.
Юноша побрёл прочь, раздумывая над тем, чем бы ему заняться, пока не село солнце. Так он пришёл к открытому пространству у городской стены и продолжил идти дальше вдоль неё, пока не очутился у Восточных ворот. Осмотревшись, он увидел, что люди возвращаются с Большой площади, где они смотрели на войсковой сбор и благословение добычи. Затем Ральф пошёл дальше, всё так же вдоль стены, не замечая, что то и дело кто-нибудь с любопытством оборачивается на него. Юноша углубился в свои мысли, обдумывая всё, что он видел и слышал, вспоминая своих братьев и гадая, что могло произойти с ними с тех пор, как они расстались на перепутье близ дворца Верхних Лугов. Теперь больше всего он хотел выбраться из Города Четырёх Рек, потому что здесь он не чувствовал себя свободным. Юноша решил, что если ему придётся жить здесь, то лучше было бы с самого начала не бросать своих отца и мать. В какой-то момент он даже захотел на следующий же день вернуться домой, в Верхние Луга. Он уже представлял себе жизнь в своём прежнем доме, но не чувствовал спокойствия, что-то тревожило его, и когда Ральф задумался над тем, что бы это могло значить, он сразу вспомнил то мгновение перед опасным сражением в диком лесу, когда дама в своей лёгкой одежде стояла перед воинами. Юноша улыбнулся, и сердце его забилось сильнее, словно говоря ему, что больше всего на свете он желает увидеть эту даму, кем бы она ни была, и что он готов претерпеть все испытания, лишь бы вновь встретить её.
С такими мыслями Ральф и достиг Северных ворот, через которые утром они с Роджером вошли в Город Четырёх Рек. Уже наступила летняя ночь. Юноша очнулся от своего сна – а его мечтания и в самом деле были похожи на сон – и поспешил вернуться в «Геральдическую лилию».
Глава XIV
Ральфу рассказывают о том, что творится в Городе Четырёх Рек
Когда Ральф вошёл в зал гостиницы, там не горело ни одной свечи и потому было темно, но он сразу разглядел Роджера, расположившегося на табурете у камина. Напротив него на скамье* сидели двое мужчин: один высокий, крупного телосложения, второй, напротив, низенького роста. Роджер смотрел в сторону и насвистывал. Ральф подумал, что он, принимая такой отрешённый вид, пытается скрыть какую-то тайну, показать, будто ему нет никакого дела до незнакомцев. Когда Ральф вошёл, Роджер обернулся, поднялся и, приблизившись к юноше, начал расспрашивать, понравился ли ему город. Так как он говорил быстрее и громче обычного, Ральфу вновь пришло на ум, что Роджер просто разыгрывает его.
Ральф немного поболтал с ним, впрочем, поглядывая при этом на двоих незнакомцев. Они же какое-то время сидели в сумрачном зале, а потом, поднявшись, пошли к выходу. Вдруг, когда они были на полпути к двери, со свечами в руках вошёл управляющий, и свет, отразившись от шлема* на голове того из незнакомцев, что был повыше, осветил их. Высокий был в белом габардине*, и Ральфу показалось, что именно его он встречал на большой площади Хайема, а ещё до того – на дороге. Низкого же Ральф не узнал, да он почти и не мог разглядеть его лица. Этот человек был закутан в плащ, несмотря на то, что вечер стоял тёплый. На его голове была надета шляпа с широкими опущенными полями. Видны были лишь глаза, и они казались большими и поразительно светлыми.
