Перед закрытым магазином одинокий дворник подметал тротуар. Это был жалкий осколок прежней жизни, которая рухнула три дня назад.
Я попросил остановить машину рядом с кафе "Рейман". Взял свой чемодан и зашёл в знакомое мне, уютное помещение. Признаки войны появились и здесь. Стёкла были заклеены бумагой, а вместо электрических, горели керосиновые лампы. Посетители быстро подымали глаза на вошедшего и снова утыкались в маленькие ротапринтные листки. Так вот как выглядит "Панцер Бэр", объединённая берлинская газета, которую Геббельс стал печатать после отключения электричества во всех городских типографиях. Я огляделся в поисках знакомых и увидел Курта Вагнера из "Берлинер тагерблатт", тщетно укрывавшегося от моего взгляда "бронемедведем". Усевшись рядом с ним за столик, я спросил:
— С каких пор я стал таким страшным?
— С утра понедельника, когда тебя весь день разыскивало гестапо, а вчера было официально сообщено, что претензий к тебе нет.
— Да не смотри ты на меня так, под шляпой у меня нет рогов — обратился я к репортёру:
— Всего два дня за городом и я не узнаю Берлина, что произошло?
— Война с русскими — хмуро ответил Курт.
— А что случилось, ведь войска наступают. Взят Вильно, Клейст приближается к Киеву.
— Да фантастическое наступление! Наши доблестные солдаты отбросили превосходящего противника и под напором большевистских орд заняли оборону под Хайлигенбейлем. На второй день войны большевики захватили треть Восточной Пруссии.
Ты думаешь, я дурак, и не понимаю, куда делись все автобусы? — горячился он:
— Их забрали, чтобы переправить подкрепления.
Похоже, населению так и не сообщили, с кем воюет Рейх.
К нашему столику подошёл кёльнер: — Вы будете заказывать кофе?
— Да, со сливками, пожалуйста.
— Сливки кончились вчера.
— Тогда две чашки — удивлённо ответил я.
Мой товарищ с видимым интересом наблюдал за мной.
— С вас двадцать пять рейхсмарок, — произнёс кёльнер.
— Сколькооооо?
— А что вы удивляетесь, электричества и воды нет со вчерашнего дня, газ исчез сегодня утром. Мы топим углём, а воду приносят из Шпрее.
— Тогда одну чашку, — Я вытащил из кармана купюру в двадцать рейхсмарок.
Похоже, подарок обергруппенфюрера был не таким уж и щедрым, как я думал.
Курт продолжил:
— Вот ещё один признак войны, дороговизна и нехватка продуктов. Когда русские стали бомбить железную дорогу, в город резко сократилось поступление продуктов, по карточкам хлеб дают только за вчерашний день, да и то не везде. Проклятый Ганс Майер, клялся, что ни одна бомба не упадёт на Рейх, и где он сейчас?
Эти проклятые русские самолёты, они постоянно летают над головой, днём и ночью, они грохочут так, что стёкла вылетают из оконных рам. Я не могу спать от этого грохота и воя сирен воздушной тревоги.
А бомбардировки? Они прилетают после полуночи и после обеда, но всегда в разное время, варвары. Когда русские разбомбили все правительственные учреждения, они взялись за подземку. Сейчас самое удобное средство передвижения по Берлину, это велосипед.
Принесли, на удивление вкусный кофе, и я почти смирился с нытьём Вагнера.
— Послушай — снова обратился он ко мне: — У тебя нет знакомых в генштабе? Мой брат служил у Манштейна, и я ничего не могу узнать о нём. Слушал списки погибших и пленных, но там нет никого из четвёртой танковой группы.
— Ты слушаешь запрещённое русское радио?
— Нет, но списки начали повторять по Радио Ватикана и из Стокгольма.
Вагнер был неплохим человеком, и я решил помочь ему.
— Курт, — обратился я к нему шёпотом. — Только между нами, их больше нет.
В его глазах отразился ужас:
— Как нет?
— Они все исчезли, кроме нескольких тыловых частей. Скоро об этом объявят, и ты всё узнаешь.
Курт мгновенно постарел на несколько лет. Он встал и, не прощаясь, пошёл к выходу.
Я уже допивал кофе, раздумывая, как обрадуется фрау Марта моему возвращению, когда в кафе зашла Урсула фон Кардоф.
— Бог мой, Пётр с вами всё в порядке? — взволнованно спросила она.
— Со мной всё в порядке, чего нельзя сказать о ценах в этом кафе — с улыбкой ответил я и пригласил даму к себе за столик.
— Когда сообщили, что гестапо ищет тебя, я хотела убить Мисси, но вчера всё успокоилось, оказалось, что это была ошибка. Ты знаешь, та вечеринка просто прогремела по всему Берлину. Пётр, почему ты раньше не говорил о том, что пишешь стихи.
— Это не мои стихи, я просто посредственно спел чужую песню — ответил я.
— Что случилось с Вагнером? — спросила Урсула: — я ещё никогда не видела его таким подавленным.
— Я ему сказал, что его брата больше нет, — ответил я.
В глазах Урсулы загорелся хищный огонёк профессионального репортёра:
— Ты что-то знаешь о том, что произошло в Восточной Пруссии?
— Мне нельзя здесь говорить об этом, но у меня дома я смогу тебе кое-что рассказать — с улыбкой произнёс я.
— Вы наконец-то приглашаете меня к себе? — улыбнулась в ответ она: — квартиры молодых холостяков очень опасны для порядочных девушек, но я готова рискнуть.
— О, вам нечего бояться, хозяйка моего пансиона фрау Марта, как часовой стережёт мою нравственность.
Мы шли по Берлину, и я слушал, как Урсула рассказывала последние новости.
— Ты просто не представляешь, как трудно жить в городе, когда нет воды и газа.
Полицейские и гестаповцы сбились с ног, пытаясь следить за ценами в лавках и магазинах, но у них это получается очень плохо. Люди бояться повторения ужасов восемнадцатого года. Вчера выступал Геббельс, он обещал, что голода не будет, а за повышение цен торговцев будут расстреливать, но ему, как и Герингу уже никто не верит.
Сообщения с фронта в сводках очень туманны, сплошные истории про фельдфебелей, гранатами уничтоживших пару русских танков, было ещё про подвиг пулемётчика, сбившего русский самолёт, а про люфтваффе ни слова.
Вчера сообщили про гибель "Принца Ойгена" в неравном бою с большевистской эскадрой, но ведь у комиссаров только два устаревших линкора?
Мы подошли к дому, где я снимал комнату.
— Одну минуту — сказал я своей спутнице, и зашёл в дом.
Фрау Марта с ужасом и удивлением смотрела на меня.
— Я надеюсь, вы прибрались в моей комнате?
— Дддд… да, но я не ждала вас так скоро — заикаясь, произнесла хозяйка.
— Госпожа Коль, мне пришлось отбыть на два дня по служебной необходимости, прошу вычесть их из оплаты за пансион — я сунул хозяйке под нос удостоверение СД.
Лицо фрау Марты посуровело, она поднялась со стула:
— Слушаю ваших указаний, господин штурмбанфюрер.
Я не ожидал такой реакции, забыв, что покойный муж хозяйки работал чиновником полиции.
Приготовьте мне хороший ужин — сказал я, доставая из чемодана продукты, купленные в Боргсдорфе — и, пожалуйста, не беспокойте меня.
Я вышел на улицу и предложил Урсуле пройти в мою комнату.
— Что ты сказал этой старушке? — поднимаясь по лестнице, спросила она.
— Рассказал о своём новом месте работы — ухмыльнулся я.
Наверное, слова " А у тебя здесь очень мило" миллионы раз звучали из уст девушек, пришедших в гости к молодым мужчинам, и слышать это от Урсулы мне было очень приятно.
— Почему ты раньше был со мной таким холодным и надменным?
— Я очень стеснялся и боялся показать, что вы мне нравитесь — смущаясь ответил я.
Хозяйка не успела упаковать мои вещи, но прибралась на славу.
Шнапса, как и бутылки из-под него не было, однако запас вкуснятины не ограничился выложенными фрау Марте продуктами. Я начал, как иллюзионист из шляпы, вытаскивать из чемодана деликатесы, под восторженные аплодисменты Урсулы.
Когда представление закончилось, она спросила меня, удивлённо глядя на гору продуктов:
— Пётр, откуда у тебя все эти продукты?
— Урсула, всё, что я тебе скажу сейчас, должно остаться в тайне — сказал я, открывая бутылку неизвестного мне французского вина: — ты не должна говорить о том, что услышишь неделю, потом все эти тайны, перестанут иметь какое либо значение.
Я налил вино в фужер и передал Урсуле: — выпей.
Она взяла вино и, внимательно глядя на меня, начала пить.
Я налил себе и продолжил разговор:
— За то, что я тебе сейчас расскажу, меня не будут расстреливать, меня упекут в сумасшедший дом, но это правда. Когда 22 июня без предупреждения напали на Советский Союз, произошло нечто невероятное. Я не знаю, делом чьих рук, Господа или Люцифера, было свершившееся событие, но современная наука не в состоянии объяснить происшедшее. Я даже могу с уверенностью сказать, что и через семьдесят лет, учёным не будет ничего известно. В три часа ночи на место, которое занимали Советы, переместилась территория из будущего, вместе с людьми, городами и даже аэропланами. Часть этой территории появилась на месте Кенигсберга, а все кто там был до перемещения, исчезли. Гитлер крепко вляпался с этой войной.
