стояли пересохшие. Почему дельфины, так это в честь Нептуна, покровителя конных соревнований. Кроме того, на особых подставках рядом с постаментами стояли по семь шаров.
Я в сопровождении всадников, палатинов в сверкающих доспехах, придворных, проехала по «спине», что дало мне, кстати, возможность самому воочию посмотреть место, где будут соревноваться колесницы. Ровная, очищенная поверхность, чуть присыпанная песком, готовая к тому, чтобы по ней мчались люди на бешеной скорости, без устали хлеща лошадей.
Мы сделали круг по ипподрому и почти вернулись к южным воротам, по диагонали от которых, в центре западной трибуны, находилась ложа императора. Народ стоя приветствовал меня, кричал и хлопал в ладоши. Как же они радуются в ожидании зрелищ.
Впрочем, в криках были слышны и нотки нетерпения, потому что солнце уже встало высоко и пора начинать скачки. Каждое соревнование состояло из двенадцати, затем девяти и семи заездов, по результатам которых будет определяться победитель первого и второго дня.
Посмотрим, как будут проходить гонки, иногда они затягивались и на неделю. В этот раз, судя по всему, опытные возницы поговаривали, что мероприятие продлится два-три, максимум, четыре дня подряд. Они исходили из уровня подготовки участников и количества заявок, поданных для участия в соревнованиях.
Большая часть заявок, половина, а то и три четверти, подавалась от имени партий, выставляющих свои команды, а оставшиеся заявки шли от индивидуальных участников. У этих ребят почти не было шансов выиграть, разве что благодаря божественному вмешательству и фантастическому везению.
Императорская ложа представляла из себя просторную крытую площадку, огороженную стенами высотой до пояса. В центре уже установили трон для меня и удобные сиденья ближайших родственников и сподвижников.
Когда я уселся, на этих местах оказались моя мать, братья и сестры, а также дядя. В общем, полный набор неприятностей, я будто угодил в подземелье с гадюками. Хорошо, что рядом со мной встали телохранители и Донатина с Лакомой.
Центурионы остались с войсками гвардии палатинов, выстроившись вокруг моей ложи. На трибунах порядок обеспечивали войска гарнизона, так называемые комитатенсы, состоявшие из племен герулов, скиров и туркилингов.
Честно говоря, насколько я успел заметить, эти войска больше нарушали порядок, чем сохраняли его. Многие из них шатались среди народу пьяные, задирали гостей, вступали в стычки с мужчинами и приставали к женщинам.
Помимо них, у партий имелись собственные комитатенсы, в чем я уже успел убедиться перед храмом Венеры, когда нас чуть было не перерезал Траян. Они охраняли места, где сидели члены партий, а их, во избежание преждевременных конфликтов, разместили в разных местах циркуса, по четырем сторонам света.
Ближе к императорской ложе сидели: справа — прасины, а слева — венеты. Дальше, на противоположной стороне, на восточной трибуне сидели, соответственно, русии и левки.
То и дело члены партии, облаченные в одеяния, соответствующие цветам своих партий, кричали имена лидеров и названия политических подразделений. Это походило на выкрики фанатов футбольных команд в двадцать первом веке, не хватало только флажков и свистков.
— Когда уже начнутся игры? — спросила мать, оглядывая трибуны. — Как же утомительны эти предварительные ритуалы и церемонии!
Я огляделся и увидел Валерию, скромно сидящую в толпе придворных на трибунах выше. Подозвав Марикка, я приказал ему привести сюда девушку и подать еще одно сиденье для нее.
— Ромул, милый, ты же не собираешься посадить эту овцу рядом с собой? — тут же встревоженно спросила мать, тоже оглянувшись и проследив за моим взглядом. — Это противоречит всем правилам этикета. Она же не является императрицей, даже не наложница. Тем более, что ты не персидский падишах, чтобы иметь официальных наложниц.
— Овца, овца, бее-бее, — заблеял один из моих братишек, а другой состроил козьи рожки, вскочил и принялся бегать по площадке.
Пока мать безуспешно пыталась их успокоить я заметил, что позади нее сидят придворные девушки, нечто вроде фрейлин и среди них находится Новия. Девушка то и дело посматривала на меня.
— Она будет сидеть не рядом, а чуть позади, — сказал я, снова повернувшись вперед. — И это не вызовет никаких пересудов.
— Разве ты не слышал, что говорит твоя мать, Ромул? — спросил дядя, не глядя на меня, а осматривая трибуны. — Зачем нам лишние слухи?
— Вы уже отправили войска за город, дядя? — спросил я, проигнорировав его вопрос. — Кажется, мы договорились, что вы сделаете это? Еще вчера они были в городе. Вы что, не собираетесь выполнять условий соглашения?
— Они уже ушли из города, — ответил дядя. — Первые подразделения еще ночью, а последние сегодня утром.
— И где же они находятся? — спросил я как можно безразлично, хотя на самом деле это был важный вопрос. — Они должны уйти на один дневной переход, вы не забыли, дядя?
— Они ушли по Папиевой дороге на Рим, — ответил дядя, чуть помолчав. — И разместятся в старом лагере у подножия Аппенин.
— Отлично, — сказал я и многозначительно посмотрел на Донатину. Это было подтверждение той информации, которую он предоставил сегодня утром. Ну что же, теперь осталось действовать в соответствии с теми планами, которые мы задумали.
На середину ипподрома вышли глашатаи, люди с поставленными и звучными голосами. Загремели барабаны, зазвучали трубы, толпа замолчала, а глашатаи начали единым голосом объявлять о начале Эквирий, проводимых во славу императора, сидящего на троне и олицетворяющего единую власть, также как и единый Бог на небесах олицетворяет единую божественную сущность.
Я так понял, что текст для этого объявления готовил епископ Неон Равеннский, с которым мне все еще так и не довелось познакомиться. В этом тексте слишком много говорилось о Боге и слишком мало об императоре. Непорядок. В следующий раз мне нужно будет самому отредактировать текст в последней редакции.
Наконец, глашатаи умолкли и объявили, что теперь слово предоставляется императору.
Глава 32
Гонки колесниц
Необходимость выступать явилась для меня полной неожиданностью.
Не то, чтобы я боялся публичных выступлений, просто раньше я делал это в своем прежнем облике, в теле взрослого успешного мужчины, умеющего разговаривать с аудиторией. А сейчас я находился в теле недавно возмужавшего юноши с ломким голосом и не был уверен, что произведу нужное впечатление.
Почему меня никто не предупредил об этом и не дал времени на подготовку? Когда обсуждали протокол игр, никто даже не упоминал о выступлении императора. Что это, настолько само собой разумеющееся явление, что о нем даже не надо говорить?
Досадливо поморщившись, я встал с трона и подошел к краю своей ложи. Многотысячная толпа смотрела на меня, затаив дыхание. Ну что же, надо попробовать сказать им что-нибудь веселое, чтобы разжечь
