– Я не собираюсь жить за твой счет, Летиция, – запротестовал Дэвид. – Галерея – твой мир, твое дело.
– Оно могла бы стать нашим общим делом.
– Не забудь, что у меня своя гордость… – начал было он, но Летти резко оборвала:
– Да, конечно. Мужская гордость, которую нельзя задевать. И что это за гордость, которая позволяла тебе последние три года время от времени заниматься со мной любовью, сохраняя при этом свой прекрасно организованный бизнес и свою жену. Ты имел наглость предлагать мне ложиться с тобой в кровать, зная, что я искренне верила: мы скоро поженимся, а ты все время…
Не в силах говорить дальше, она вскочила, уронив хлеб, который приготовила для птиц, и побежала, из-за слез не разбирая дороги. Она услышала, как Дэвид догоняет ее. Он схватил ее за руку и повернул к себе лицом.
– Значит, так ты думаешь обо мне? После всего, что мы пережили? После…
– Я не знаю, кто я в твоей жизни, Дэвид…
– Ты – сама моя жизнь, Летиция, – кричал он, все еще держа ее за руку. – Я не могу жить без тебя. Если бы ты знала, каково мне приходится дома… Дома? Это не дом! Это мавзолей, где я стою или лежу, как один из драгоценных пекинесов. Я тебе не говорил раньше? У Мадж три собаки.
Казалось, ему не хватает воздуха.
– Они спят всю ночь на нашей постели, едят вместе с нами за столом. Она обращается к ним прежде, чем ко мне, конечно, когда дома, а не где-то на стороне со своими друзьями. А я должен сидеть сзади и улыбаться. Она любимица своего отца, и пока я слушаюсь, то милостиво допущен быть партнером в его фирме. Попробуй только разозлить ее, и сразу же начинаются разговоры, что некий концерн хочет перекупить фирму «Бейрон и Ламптон», и акционеры согласны. А ведь это дело моего отца, и я могу предать его память и уступить бизнес какой-нибудь крупной фирме типа «Селфридж». Я хочу, чтобы мы были наравне с ними, а не просто маленьким филиалом. В память о моем отце. Я так любил отца, Летиция!
– Больше, чем меня? – В ее голосе прозвучал вызов.
– Я старался не говорить с тобой о нашем будущем, потому что не знал, как выйти из этого положения. Но о нас я думаю день и ночь. Ты – моя жизнь, Летиция.
Через пелену слез, заволакивающих глаза, Летти смотрела на стоящего рядом мужчину, чувствуя, что у нее остается все меньше сил любить его.
– Мы никогда не поженимся, ведь так?
Он уже немного успокоился. Перед ней снова был разумный мужчина, полностью владеющий собой. Его рука соскользнула вниз, обхватив ее за талию.
– Потерпи немного. Пока я был очень осторожен, так что Мадж ни о чем не догадывается. Но клянусь, как только появится возможность, я все расскажу. Будь что будет, но я потребую развода. Это означает, что мне придется выйти из совета директоров, и дело, основанное отцом… Но ради тебя, я обещаю, мы поженимся.
– Когда? – Слезы на щеках Летти высохли, но голос дрожал. Она словно замерзла. – Как долго еще надо ждать? Когда? – снова переспросила она, чувствуя себя так, словно сделана из камня – огромного куска гранита, обдуваемого ледяным ветром.
– Не знаю… скоро. – Дэвид говорил уверенно, но для Летти этого было мало. Что-то внутри жаждало услышать: «Ради тебя, милая, я готов пожертвовать всем», но он не сказал этих слов. И тогда ее гордость взяла верх.
– Я думаю, в этом случае тебе лучше вернуться к жене, – зло произнесла она, удивляясь тому, как холодно звучит ее голос, – нет никакого смысла продолжать наши встречи.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
На лице Люси застыло выражение крайнего удовлетворения.
– Так ему и надо! – выпалила она, откидываясь на спинку прелестной коричневой софы, стоящей у Летти в комнате. – Он ничуть не уважал тебя. Я бы лично так долго не выдержала. Тебе повезло, Летти.
Летти кивнула в знак согласия и продолжала попивать кофе, думая о Дэвиде и стараясь не обращать внимания на притаившуюся в груди тяжесть.
Осень. Все лето прошло в отчаянных попытках сохранить свое достоинство. Дэвид звонил каждую неделю, умоляя о встрече, но она отказывалась, повторяя снова и снова, что не будет с ним видеться, пока он не порвет с женой. Что хуже – Крис постоянно спрашивал об отце. А что она могла сказать?
Дважды она видела зеленый автомобиль Дэвида, проезжавший по Оксфорд-стрит, и даже подумывала выбежать к нему, отделавшись от покупателей. Она научилась не обращать внимания на боль в сердце, когда, снова подняв глаза, неизменно обнаруживала, что машина уже уехала. К счастью, в галерее всегда толпились люди, и работа отвлекала ее от грустных мыслей.
Дела шли хорошо, вернее, не просто хорошо, а замечательно. Расположенный рядом книжный магазинчик опустел в эту осень, став жертвой финансовых неурядиц, докатившихся до Англии после катастрофы на Уолл-стрит в Америке, и Летти решила, присоединив его, увеличить площадь своей галереи. «Возьму в аренду», – поделилась она мыслями с отцом, когда зашла навестить.
Он лежал, прикованный к постели различными старческими болезнями, осложненными эмфиземой легких, которую обнаружил врач. Он советовал поместить отца в больницу, но тот, превратившийся к семидесяти годам в упрямого напуганного старика, и слышать об этом не хотел.
– Не пойду ни в какой госпиталь, – повторял он снова и снова. – Проклятые, опасные заведения. Берут к себе, чтобы уморить. Вспомни Билли – он ведь скончался именно в больнице. Если я и должен умереть, то пусть это случится в моей постели.
Сидя рядом, Летти подробно рассказывала о своих планах, скорее чтоб хоть о чем-то говорить, нежели действительно нуждаясь в его советах. Когда отец услышал о намерении присоединить соседний магазин, на его лице явственно проступила тревога.
– Тебе не кажется, что сейчас не слишком подходящее время – столько безработных.
Но Летти не позволила себя отговорить. Почему мужчины считают, что только они могут преуспеть в бизнесе? А, кроме того, у нее было предчувствие успеха. «Расширяйся, пока другие осторожничают» – стало лейтмотивом ее поступков. Она уже была достаточно известна в мире искусства, чтобы рискнуть. Наконец-то она вложит средства в хорошие картины современных художников – это как раз то, о чем она всегда мечтала.
– Нет, все будет в порядке, – ответила она уверенно.
Но отец еще сомневался.
– Не знаю – не знаю. Ты готова вывернуться наизнанку, лишь бы удовлетворить свои амбиции – стать большим человеком в своем мире. Стоило бы подумать о Крисе. Плата за школу, за одежду. Если хочешь знать мое мнение, то ты берешь на себя слишком много.
Крис, которому исполнилось четырнадцать, сейчас редко бывал дома. «Можно мне провести ночь у Лесли Аллингтона?» или «Ричард Мартин предложил провести выходные у него». Или показывал ей письмо из школы рядом с Кинг-кросс, где говорилось о каникулах в Швейцарии, и спрашивал, не могла бы она в двухнедельный срок перевести деньги. Как отказать сыну!
