Чепракова Елена Никифоровна. «…Все время как-то странно подмигивала то одним глазом, то другим. Она говорила, ела, но во всей ее фигуре было уже что-то мертвенное, и даже как будто чувствовался запах трупа. Жизнь в ней едва теплилась, теплилось и сознание, что она – барыня-помещица, имевшая когда-то своих крепостных, что она – генеральша, которую прислуга обязана величать превосходительством; и когда эти жалкие остатки жизни вспыхивали в ней на мгновение, то она говорила сыну:
– Жан, ты не так держишь нож!» («Моя жизнь», 1896).
Червяков Иван Дмитрич, экзекутор. «…Сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на «Корневильские колокола» («Смерть чиновника», 1883).
Черномордик (в черновике – Трахтенберг), провизор «с кислым лицом и ослиной челюстью» («Аптекарша», 1886).
Черносвинский, чиновник, «маленький рябенький человечек» («Либерал», 1884).
Чечевицын, «Монтигомо Ястребиный Коготь, вождь непобедимых», гимназист 2-го класса. «…Худ, смугл, покрыт веснушками… и если бы на нем не было гимназической куртки, то по наружности его можно было бы принять за кухаркина сына» («Мальчики», 1887).
Чикильдеев Кирьяк Осипович, сторож у купца. «Послышался пьяный кашель, и в избу вошел высокий чернобородый мужик в зимней шапке, и оттого, что при тусклом свете лампочки не было видно его лица, – страшный» («Мужики», 1897).
Чикильдеев Николай Осипыч, лакей при московской гостинице «Славянский базар». «У него онемели ноги и изменилась походка, так что однажды, идя по коридору, он споткнулся и упал вместе с подносом, на котором была ветчина с горошком. Пришлось оставить место. Какие были деньги, свои и женины, он пролечил, кормиться было уже не на что… и он решил, что, должно быть, надо ехать к себе домой, в деревню» («Мужики», 1897).
Чикильдеева Марья, жена Кирьяка. «…Рожала тринадцать раз, но осталось у нее только шестеро» («Мужики», 1897).
Чикильдеева Саша, дочь Николая. «Ей уже минуло десять лет… на вид ей можно было дать лет семь, не больше… точно это был зверек, которого поймали в поле и принесли в избу» («Мужики», 1897).
Чикильдеева Фекла, жена Дениса, ушедшего в солдаты, «чернобровая, с распущенными волосами, молодая еще и крепкая, как девушка» («Мужики», 1897).
Чимша-Гималайский Иван Иваныч, ветеринарный врач, «высокий худощавый старик с длинными усами» («Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», 1898).
Чимша-Гималайский Николай Иваныч, младший брат рассказчика, чиновник, в конце жизни помещик. «Вхожу к брату, он сидит в постели, колени покрыты одеялом; постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, – того и гляди, хрюкнет в одеяло» («Крыжовник», 1898).
Чубиков Николай Ермолаевич, следователь, «высокий плотный старик лет шестидесяти» («Шведская спичка», 1883).
Чубуков Степан Степанович, помещик, отец 25-летней Натальи («Предложение», 1888).
Чубукова Наталья Степановна, «отличная хозяйка, недурна, образованна» («Предложение», 1888).
Чудаков, чиновник межевой канцелярии. «…И молодые люди могут быть пьяницами» («Дачное удовольствие», 1884).
Шабельский Матвей Семенович, граф, дядя Иванова. «…Когда солнце светит, то и на кладбище весело. Когда есть надежда, то и в старости хорошо. А у меня ни одной надежды, ни одной!» («Иванов», 1887–1889).
Шаликов Кирилл Петрович, коллежский асессор, «существо пьяное, узкое и злое, с большой стриженой головой и с жирными отвислыми губами» («Муж», 1886).
Шамохин Иван Ильич, 28 лет, москвич, помещик, «довольно красивый, с круглою бородкой… человек нервный, чуткий», разоренный Ариадной. «Надо воспитывать женщину так, чтобы она умела, подобно мужчине, сознавать свою неправоту, а то она, по ее мнению, всегда права» («Ариадна», 1895).
Шампунь Альфонс Людовикович, француз, бывший когда-то гувернером у детей Камышева, «чистенький, гладко выбритый старик» («На чужбине», 1885).
Шамраев Илья Афанасьевич, поручик в отставке, управляющий имением Сорина, брат Аркадиной. «Высокоуважаемая! Извините, я благоговею перед вашим талантом, готов отдать за вас десять лет жизни, но лошадей я вам не могу дать!» («Чайка», 1896).
Шамраева Мария Ильинична, в замужестве Медведенко, всегда в черном («…Это траур по моей жизни. Я несчастна»), безнадежно влюблена в Треплева («Чайка», 1896).
Шамраева Полина Андреевна, жена управляющего, подруга Дорна. «Евгений, дорогой, ненаглядный, возьмите меня к себе… Время наше уходит, мы уже не молоды, и хоть бы в конце жизни нам не прятаться, не лгать…» («Чайка», 1896).
Шарамыкин, статский советник, «пожилой господин с седыми чиновничьими бакенами и с кроткими голубыми глазами» («Живая хронология», 1885).
Шарамыкин Ваня, 5 лет, сын вице-губернатора Лопнева, «бравого мужчины лет 40» («Живая хронология», 1885).
Шарамыкин Коля, 7 лет, сын турецкого офицера («Живая хронология», 1885).
Шарамыкина Анна Павловна, жена статского советника, «председательница местного дамского комитета, живая и пикантная дамочка лет тридцати с хвостиком». «Ее черные бойкие глазки бегают сквозь пенсне по страницам французского романа. Под романом лежит растрепанный комитетский отчет за прошлый год» («Живая хронология», 1885).
Шарамыкина Надя, 12 лет, дочь лирического тенора Прилипчина («Живая хронология», 1885).
Шарамыкина Нина, 9 лет, дочь итальянского трагического актера Луиджи Эрнесто де Руджиеро («Живая хронология», 1885).
Шарлотта Ивановна, гувернантка. «У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне все кажется, что я молоденькая. Когда я была маленькой девочкой, то мой отец и мамаша ездили по ярмаркам и давали представления, очень хорошие. А я прыгала salto-mortale и разные штучки. И когда папаша и мамаша умерли, меня взяла к себе одна немецкая госпожа и стала меня учить. Хорошо. Я выросла, потом пошла в гувернантки. А откуда я и кто я – не знаю…» («Вишневый сад», 1904).
Шахкес Моисей Ильич, лудильщик, дирижер еврейского оркестра, «бравший себе больше половины дохода» («Скрипка Ротшильда», 1894).
Шебалдин, «директор городского кредитного общества, славившийся своей любовью к литературе и сценическому искусству». «Звали его в городе мумией, так как он был высок, тощ, жилист и имел всегда торжественное выражение лица и тусклые неподвижные глаза. Сценическое искусство он любил так искренно, что даже брил себе усы и бороду, а это еще больше делало его похожим на мумию» («Учитель словесности», 1894).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
