Доклад Вильницкого о мероприятиях по защите конструкции стыковочного агрегата от динамических, ЗЭМа и Азовского оптико-механического завода стали монополистами в области конструкции и технологии стыковки космических кораблей.
Глава 16. ГОРОД СОЛНЦА
После первого неудачного «свидания» с кораблем «Союз-10» запущенный 19 апреля 1971 года ДОС продолжал летать в беспилотном режиме. Предусмотренная для него программа научных исследований пострадала от того, что не открылась крышка инфракрасного телескопа. Это во многом обесценило научную программу.
В сообщениях ТАСС о неоткрывшейся крышке и неполной стыковке ничего не сообщалось. На пресс-конференциях экипаж не обмолвился ни словом о поломке стыковочного узла. Все якобы было выполнено по программе – и точка.
Реабилитация программы пилотируемой орбитальной станции была необходима, и как можно скорее. Поэтому «Союз-11» готовился круглосуточно.
Обязанности технического руководителя на полигоне выполнял Шабаров. По его докладам, подготовка шла по графику и срок пуска 6 июня был реальным. Шабарову Мишин поручил и техническое руководство подготовкой блока «Д» на 81-й, челомеевской, площадке. На этот раз четвертая ступень челомеевской ракеты-носителя УР-500К – наш блок «Д» – должна была вывести к Марсу межпланетные станции «Марс-2» и «Марс-3». Пуски этих станций были жестко привязаны к астрономическим срокам 19 и 28 мая.
От нашего «Марса-1» 1962 года, который был запущен в дни Карибского ракетного кризиса, эти новые аппараты отличались существенно. Каждый из них имел орбитальный отсек и спускаемый аппарат. Коллектив Бабакина проделал огромную работу для обеспечения надежности этих межпланетных станций.
Спешили мы еще и потому, что на июнь был запланирован пуск H1 №6Л.
24 мая на Миуссах, в зале коллегии министерства, состоялась Госкомиссия, на которой, мне казалось, я сделаю доклад о результатах всех работ по динамике стыковки, который наконец-то будет последним. Материалы отлично подготовила группа Охоцимского, Легостаева, Воропаева и Лебедева. Охоцимский сразу обнаружил наше слабое место. Мы имели хозяина по динамике полета ракеты – отдел Воропаева, хозяина по динамике перегрузок, илюстрированный хорошими плакатами, убедил коллегию, что виноваты не конструкторы, а теоретики. В глубины динамики члены коллегии проникать не стали, и на этом министерском уровне обсуждение закончилось.
25 мая, через месяц после визита Устинова и Сербина в цех № 439, мы докладывали в Кремле на ВПК о готовности к пуску космического корабля «Союз-11» для стыковки с ДОСом.
Мишин сделал общий традиционный доклад о проведенных работах и готовности к пуску. Я, пользуясь плакатами, доложил очень коротко (так заранее меня просили сотрудники ВПК, договорившись со Смирновым) о причинах отказа стыковочного узла на «Союзе-10» и проведенных нами мероприятиях. К моему удивлению, ни один из членов ВПК не задал ни единого вопроса.
Келдыш после моего выступления счел нужным сказать, что по просьбе министра Афанасьева специалисты его института участвовали в исследовании динамики процесса стыковки и разработке мероприятии, гарантирующих ее надежность.
Затем состоялось представление основного и запасного экипажей. В основной экипаж вошли Алексей Леонов, Валерий Кубасов и Петр Колодин, запасными были Георгий Добровольский, Владислав Волков и Виктор Пацаев. Керимов доложил, что пуск намечен на 6 июня 1971 года и, учитывая особую ответственность, попросил главных конструкторов участвовать в «первых лицах». Этот ставший уже стандартным призыв не вызвал никаких эмоций. «Завтра утром Госкомиссия вылетает», – заключил Керимов.
Май в Москве выдался на редкость дождливым и холодным. На аэродроме, пока шли к самолету, пронизывал холодный северный ветер. Наша компания: Керимов, Северин, Даревский, Юревич, Правецкий – с удовольствием отогревалась горячим чаем, который вскоре после взлета организовал Хвастунов.
За чаепитием Герой Советского Союза, боевой летчик, а ныне начальник нашего летного отряда Хвастунов удивил доктора медицинских наук Правецкого.
Я разговорил страстного горнолыжника Гая Северина о его последних достижениях. Он пожаловался на ломоту в ногах и на космическую технику, которая мешает его горнолыжным взлетам и падениям.
– По поводу ног могу совет дать, – вмешался в разговор Хвастунов. После войны я много летал инструктором и вдруг у меня ноги «осели». Не могу ходить – и все. Меня затаскали по госпиталям – ничего не помогало. Страшно стало: спишут в «расход» на пенсию. А вылечила меня родная мать. Уложила у себя дома в деревне и обкладывала ноги сырой картошкой. Через три дня встал. И, видите, летаю.
– И никаких рецидивов? – спросил Правецкий.
– Никаких. Как будто ничего и не было.
Через три с небольшим часа полета из холодной Москвы мы попали в жаркий Тюратам на аэродром Дальний, бывший Ласточка. Потом его почему-то переименовали в Крайний.
Встречавший нас Шабаров ошарашил меня:
– Здесь сейчас плюс 36 градусов, но тебе будет еще жарче. Есть серьезное замечание по системе стыковки на последних испытаниях.
Приехав на «двойку», я забежал в гостиницу, чтобы сбросить жаркий пиджак. И, не пообедав, зашагал под палящим солнцем в МИК. Не терпелось понять, что же еще преподнесла нам система стыковки и внутреннего перехода.
Ох, эта дорожка из гостиницы в МИК! Я хожу по ней с весны 1957 года. Была пыльная грунтовая тропа от спецпоезда, потом от бараков к одиноко стоявшему в степи МИКу. Теперь от палящего солнца защищают шагающего по асфальту пешехода тенистые тополя. После проходной, где солдат не очень внимательно посмотрел на мой пропуск, оказываешься в «саду». Из уютной беседки меня приветствовала компания, в которой что-то горячо доказывали друг другу управленцы и двигателисты.
В испытательном зале вокруг пульта ручного управления стыковочным механизмом толпились и спорили наши специалисты и военные испытатели.
Мне объяснили, что накануне во время проведения контрольной операции по трехкратному выдвижению штанги решили убедиться, что в процессе стягивания никакие ошибочные действия космонавта не приведут к включению сопел ДПО, работа которых и привела к поломке узла на «Союзе-10». Башкин для этого потребовал включить в испытательную инструкцию команды, которых там не было. Во время испытаний в спешке что-то напутали и на пульте высветилось прохождение команды «расстыковка» в неположенное время.
Борис Вакулин, Борис Чижиков, Евгений Панин – разработчики стыковочной электрики и механики – обнаружили этот непорядок в 4 часа утра предыдущих суток. Вот уже вторые сутки они не спят, ищут причину загадочного поведения сигнализации.
Первое, что я сделал, попросил их отправиться в гостиницу и лечь спать. Утром свежими быть здесь, чтобы по частным программам искать причину непорядка. По телефону объяснил Керимову ситуацию и попросил его перенести Госкомиссию с сегодняшнего вечера на 27 число, не ранее 17 часов. Он поворчал, но согласился.
На следующий день утром провели пять частных программ. И всем сразу все стало понятно. В схеме испытательного пульта было предусмотрено «лишнее» реле, якобы защищающее предохранительную муфту от возможной ошибки оператора. Схема, в которой стоит это реле, не участвует в работе ни в КИСе, ни на ТП. Она нужна только в процессе испытаний стыковочного агрегата во время его сборки и сдачи на заводе в цехе №444. Это реле отказало, и ненужная при испытаниях на ТП схема оказалась подключенной и высвечивала ложные команды.
Ночное «затмение мозгов» привело к обнаружению отказа, который не имеет никакого отношения к «борту». Многократные повторные проверки подтвердили, что бортовая часть ССВП в полном порядке.
Когда все стало ясно, было отписано, подписано и доложено председателю Госкомиссии, я с легким сердцем вышел из душного МИКа, уселся в уютной беседке и с удовольствием закурил. В беседку «на дымок» зашли Правецкий и Северин. У них были свои проблемы с костюмами космонавтов и оборудованием жизнеобеспечения.
– По вашему блаженному виду я чувствую, что вы изловили «боба», который сорвал нам Госкомиссию, – сказал, весело прищурившись, никогда не унывающий Северин.
Я рассказал, в чем было дело.
– В медицине это называется «парный случай», – сказал Правецкий, – если привезли больного с непонятным диагнозом, не спеши, жди. Обязательно появится второй больной, он-то и поможет поставить диагноз первому.
На такой, казалось бы, глупой ошибке в методике испытаний потеряли сутки. Но на этом потери времени и трепка нервов не закончились.
Монтажник нашей заводской бригады, про которого говорили, что он «старый стреляный волк», стоял у открытого люка приборного отсека во время проверки на герметичность системы терморегулирования корабля.
– Вдруг, – рассказывает он, – я услышал «пшик» и увидел «облачко» с запахом горячего утюга.
