Джулия в своем темном пальто и капоре застыла у окна, словно окаменела, не в силах отвести от меня взгляда. Прежде чем она успела отступить назад, я протянул правую руку, схватил ее за кисть и дернул к себе так сильно и так быстро, что ей пришлось встать коленом на подоконник, иначе я попросту перетащил бы ее на животе. Но я все тянул и тянул, и, чтобы не упасть, ей пришлось опереться и на второе колено, а я все тянул, теперь уже резкими короткими рывками, и, сама того не желая, просто чтобы не нырнуть вперед головой, она перенесла ноги через подоконник и очутилась на улице, не то встала, не то сползла на вывеску чуть впереди меня, защищаясь свободной рукой от колючего снега. Я заметил, как у самых ног Джулии одна из проволочных петель распрямилась от напряжения, и крикнул:
— Не смотрите вниз! Ни в коем случае не смотрите вниз! Просто идите!..
Этот дом и дом „Таймс“ были построены стена к стене, соприкасаясь или почти соприкасаясь друг с другом — щель между ними не составляла и сантиметра. Двойная, без окон и дверей, каменная стена — надежная преграда огню, и, действительно, в доме впереди никаких признаков пожара не было. Зато из-под наших ног, пока мы ползли высоко над улицей, поднимались к небу потоки тепла: наклонная вывеска частично отражала их, но наружный ее край, за который мы придерживались руками, оказался почти раскаленным. Джулия двигалась медленнее меня, ей мешали ее бесчисленные юбки, и мне пришлось опять остановиться, и вновь до моего сознания стало доходить то, что творится на улице и в парке. Я увидел пожарников, бегущих с лестницами, и других, стоящих попарно с медленными брандспойтами и направляющих толстые белые струи в огонь; их черные резиновые куртки тоже побелели от намерзающей воды. Полицейские натягивали канаты, оттесняя зевак с мостовой на тротуар на противоположной стороне Парк-роу. Мне показалось странным, что многие в толпе раскрыли зонты, защищаясь от снега, и непонятно почему, но только вид на эти черные зонты сверху заставил меня по-настоящему осознать, на какой я сейчас высоте.
Мои наблюдения продолжались всего секунду-две — Джулия успела проползти не больше метра. А на подоконнике, откуда мы начали свой путь, уже стояли тесной кучкой мужчина и две девушки, бежавшие за нами. Мужчина вытянул руку, не разрешая девушкам вылезти на вывеску, понимая, должно быть, что она сорвется и упадет от тяжести еще хотя бы одного человека. Он перехватил мой взгляд и нетерпеливым жестом показал, чтобы мы поторапливались.
И тут Джулия замерла, скрючившись у самого конца вывески, и я вытянул шею, чтобы посмотреть, в чем дело. Этажи в доме „Таймс“ были чуть выше, чем в нашем, и вывеска на том третьем этаже располагалась соответственно выше нашей. Та вывеска была короткой, всего на два окна, и я даже смог прочесть надпись черными буквами по белому фону: „Дж. Уолтер Томпсон, агент по рекламе“. Между вывесками оставался примерно полуметровый разрыв, и Джулия застыла у конца нашей вывески, не решаясь переступить через пустоту.
Наша вывеска начала сильно дрожать, и я оглянулся: одна из девушек, стоявших на подоконнике, с перекошенным от страха лицом спустила на вывеску ногу и собиралась вот-вот встать на нее. Как только это случится, вывеска сорвется и упадет; тут не было никакого сомнения. И Джулия оглянулась тоже, увидела, что увидел я, и поняла, что понял я. Она стремительно выпрямилась и — уверен, что глаза у нее были крепко зажмурены, — слепо шагнула правой ногой вперед и вверх через разрыв. Нога ударилась в стену здания „Таймс“ и соскользнула в желоб между стеной и вывеской. Она оторвала левую ногу от нашей вывески, перекинулась через промежуток всем телом и стала на ощупь искать опору для левой ноги. Ни за что на свете не хотел бы я еще раз стать свидетелем такой сцены: нога Джулии вслепую опускалась на заснеженную кромку вывески, и если бы она промахнулась, то неизбежно свалилась бы через край вниз. Но нога нащупала кромку, чуть вильнула на скользком снегу, потом правая ладонь шлепнулась о стену дома, и Джулия замерла, покачиваясь, чтобы сохранить равновесие. Потом она наклонилась, почти упала вперед — она помнила обо мне даже невзирая на владеющий ею ужас — и по ползла дальше, освобождая для меня место.
Однако я медлил. Я добрался до самого конца своей вывески и ждал: не было никакой уверенности, что вывеска Джулии выдержит нас обоих, зато та, на которой стоял я, безусловно, выдержит двоих. Оглянувшись еще раз, я увидел, что по ней уже ползет первая из девушек. А Джулия тем временем достигла ближайшего окна, и не успел я подумать: а открыто ли оно? — оттуда протянулись две руки, схватили ее под мышки, приподняли и втащили внутрь, только ноги слегка брыкнулись на лету.
Тогда я поднялся в рост, переступил через разрыв и быстро двинулся к тому же окну. У самого окна я оглянулся в последний раз и увидел сквозь снегопад, что и вторая девушка быстро лезет по вывеске, а мужчина все ждет на подоконнике своей очереди; из окна валил дым и даже, мне показалось, выбилось пламя, жара там должна была быть невыносимой. Я приветственно помахал ему рукой, надеясь подбодрить его, — самообладанием он отличался отменным. Но сам я уже достиг цели, и тот же человек, молодой и бородатый, что помог Джулии, помог и мне, и мы с ней были теперь в безопасности.
Я обнял ее рукой за талию и улыбнулся ей от всей души, а она прижалась ко мне, склонив голову мне на грудь. Взгляда она не опускала, смотрела на меня и, полусмеясь, полуплача, беспрерывно шептала: „Слава богу, слава богу, слава богу…“ Свободной рукой я пожал руку мужчине, который нас втащил. Это оказался мистер Томпсон, хозяин кабинета. Тут же стояли и весело посмеивались еще двое, и одного из них я признал: доктор Прайм из „Обсервера“, тот самый, что на днях подсказал мне, как найти дворника. Выяснилось, что и он и второй человек с ним рядом перебрались сюда по вывеске, как и мы.
Томпсон снова двинулся к окну, чтобы помочь первой из девушек, а мы с Джулией вышли в коридор. Навстречу нам попался человек в рубашке, на бегу натягивающий пиджак. Он нас окликнул, как раз когда мы повернули на лестницу: он-де репортер из „Таймс“ и не мы ли только что спаслись из горящего дома по вывеске — он наблюдал за нами с улицы. Я ответил — нет, они все в кабинете Томпсона. И мы с Джулией сбежали по лестнице вниз, на улицу.
Я сохранил — и, наверно, буду хранить всегда — газету „Нью-Йорк таймс“, вышедшую на следующее утро, 1 февраля 1882 года. Вся первая страница и большая часть второй отданы репортажу с этого страшного пожара. Не испытываю желания описывать, что мы с Джулией увидели с улицы, лучше приведу дословно выдержку из газеты:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
