— Папочка, родненький, как зе я тебя люблю!
Морщины на лице мужчины разгладились, глаза посветлели, он посадил девочку рядом с собой и поцеловал в лоб, но просидела она недолго, перегнулась через его вытянутую ногу и, вися вниз головой, принялась поедать кусок лепешки с чем-то и зеленью.
Представился Эд. Вот он распахивает дверь в свое родовое гнездо, и гомонящие дети стихают, несутся к нему, виснут на нем. Старшая дочь, уже девушка, — золотоволосая фея с такими же глазами-сапфирами — стесняется, стоит в стороне, ждет, пока мелюзга выплеснет чувства, потом подходит, становится на цыпочки и целует его в щеку, и морщинки на его лбу разглаживаются, он светлеет и молодеет.
Имею ли я право предъявлять на него права? Будет ли он счастлив со мной и скажет ли со временем спасибо?
Нет-нет, любовь — не война, в ней цель никогда не оправдает средства, потому горе захватчикам: завоеванное не удержать силой и хитростью. Даже если жители города, мучимые голодом или скукой, откроют перед тобой ворота — не радуйся, потому что они могут раскаяться, когда насытятся.
Задумавшись, я не заметила подоспевшего Арлито. Он запрыгнул в повозку, приблизился ко мне и прошептал в ухо:
— Тут каждая собака знает, что тебя ищут. Но никто не собирается тебя убивать, напротив, стражники сказали, что велено княгиню защитить, убедить, что никто не желает ей зла и доставить во владения князя Баррелио.
Я усмехнулась:
— Конечно, не будут же они убивать меня у всех на глазах. Кстати, скажи-ка, мой друг, кто и где использует короткие сабли? Ну, с которыми на нас напали. Есть ли они на вооружении армии Ратона или моей?
Арлито покосился с недоверием:
— Не знаю. Сейчас Фредерик коня отвяжет, у него и спроси, обычно его люди используют такое оружие. Но Ратон, насколько я знаю, тоже пытался пару отрядов вооружить так же — арбалетами и короткими саблями.
— Намекаешь, что это люди Ледаара? — Я задумалась, помотала головой. — Нет, он ведь спас нас в таверне, помнишь? Зачем, по-твоему?
— Узнал тебя поближе и передумал.
— И не велел своим людям прекратить за нами гоняться? Нет, он тут ни при чем.
— И пленника он тоже случайно убил?
Вот же прицепился!
— Он был вне себя, как когда перед тобой только цель, и ты ничего вокруг не замечаешь. Почему ты наговариваешь на него?
Арлито криво усмехнулся:
— Ты слепа и глуха, вот я и пытаюсь слушать и смотреть за двоих.
И как на него злиться?
— Вот окаянные, — донесся голос Эда. — Хоть бы помогли калеке! Сам, все сам.
Арлито вылез из кибитки, помог одноногому Эду запрячь коня, и мы покатили прочь из города. Когда Рейлле скрылся из виду, я вылезла на козлы, презрев опасность, и сказала, неотрывно глядя на Эда:
— На базаре я видела двух мужчин в дорожных плащах, у них были короткие сабли…
Ни мускул не дрогнул на лице Эда, он все так же смотрел на широкую дорогу, потом перевел взгляд на меня:
— Это могут быть просто люди.
— Они боялись попадаться на глаза стражникам.
— Значит, они когда-то набедокурили, — предположил он. — Но даже если это наши враги, вряд ли они нас заметили, ты ведь не покидала повозку?
— Конечно, нет.
— Вот и хорошо. Самое опасное место, где могла быть засада, мы преодолели и еще выяснили, что наемники не заодно со стражниками Баррелио, так что можно самую малость расслабиться.
Эд повернул голову, свободной рукой притянул меня к себе, поцеловал.
— Девушка, разве правильно любить калеку? — Он кивнул на свою ногу.
— Правильно. — Я спрятала лицо в складках его рубашки. — Иногда мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь, даже дольше, и если мы родимся не людьми, а какими-то другими существами, то нас снова потянет друг к другу.
— У меня такое же чувство.
Или мне почудилось, или в его голосе проскользнула обреченность.
* * *
Дождь все-таки услышал мои молитвы и хлынул после обеда. Колеса повозки увязали в раздолбанных колеях, и пришлось остановиться на более-менее подходящем пригорке. С одной стороны, хорошо, ведь я подольше побуду с Эдом, с другой — это невыносимо, потому что некуда девать Арлито, не выгонишь же его!
В абсолютной темноте шелестел дождь, падающий на парусную ткань, шлепался на влажные листья травы. Мы с Эдом лежали, прижавшись друг к другу плечами, и то засыпали, то выныривали из дремы и снова закрывали глаза. Арлито на нас не смотрел, он сел в угол кибитки и то ли медитировал, то ли молился. Сейчас его было не разглядеть, но я знала, что он там же, куда сел на закате.
— Через три дня мы приедем в орден, — прошептала я обреченно, нащупала и сжала руку Эда.
— И?
— Нам придется расстаться, а я не смогу без тебя.
— Это ведь ненадолго. — Его голос сделался теплым, ласковым, я представила, как Эд поднимает уголки губ и его глаза вспыхивают.
— А что потом? Как ты себе это представляешь? У тебя…
— Тсс! Я подолгу не бываю дома, месяца по два-три, так что не вижу препятствий для наших встреч. Меня другое тревожит. — Его голос изменился. — Твой муж.
— Ты ревнуешь? — Я улыбнулась. — После того как докажу, что он покушался на меня, его накажут, и я возьму развод. Меня интересует, как тебя отпускает жена так надолго?
— Мы скорее друзья, чем любовники.
Я не удержалась от шпильки:
— И дети сами собой появились?
Он вздохнул, я почувствовала его недовольство.
— Прекрати, я люблю тебя и хочу быть с тобой.
Портить гармонию не хотелось, я перевернулась на бок, уперлась ладонями в его грудь, чтобы чувствовать, как бьется сердце. Разве я могла мечтать о чем-то подобном? Спасибо тебе, мироздание! Спящий, Незваный или как там тебя! Пусть моя любовь не будет войной, где все средства хороши! Лучше я ненадолго приду в гости туда, где мне обрадуются.
Но чем больше проходило времени, тем сильнее, безнадежнее становилось чувство утраты. На рассвете мы босиком выбежали на омытый дождем луг; держась за руки, рванули за кусты шиповника, где Эд любил меня, прислонив к сосновому стволу и держа мои ноги на весу. Своей дерзостью и страстью мы бросали вызов невидимому наблюдателю, уверенному, что ничего у нас не получится.
Прошли еще одни сутки. Мы провели бессонную ночь, и утром Эд на козлах клевал носом, Арлито косился недовольно, но молчал.
Мне хотелось напиться медовухи и забыться, не слышать назойливого стука сердца-метронома, отсекающего головы секундам. Странно, но Эд тоже тревожился, наше состояние передалось Арлито, сидящему в повозке, он не выдержал, высунулся и напустился на нас:
— Что с вами происходит? Если не хотите в орден — не езжайте. Развлекайтесь, радуйтесь жизни, а я поеду сам, благо Огник простаивает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
