Он вскочил на коня, подобрал поводья. Конь взыграл. Гульча ослепительно улыбнулась молодому красивому князю — для нее теперь это был могучий русич, а не подмастерье кузнеца, повернула лошадь к воротам. Рюрик ухватился за стремя, удержал Олега:
— Погоди... Хоть кто-то уцелеет?
Олег покачал головой, ему было тяжело смотреть в наполненные мукой глаза князя:
— Аркона будет уничтожена! Воронье разжиреет, убиты будут все, даже собаки и кошки. Ветер разнесет пепел от дворцов и собачьих будок! Как уцелеет кто-то из твоих потомков, если они, как их пращур, первыми пойдут в сечу?
Руки Рюрика бессильно упали. Олег повернул коня. Гульча стояла в раскрытых воротах, нетерпеливо махала рукой. Он пустил коня галопом, и они выехали из ворот, оставив замок позади.
Дорога была узкая, но Гульча старалась ехать рядом, касаясь сапогом стремени Олега. Лицо пещерника было темным, как грозовая туча, Гульча изнывала от жалости и сочувствия.
ГЛАВА 18
Они видели верхушки мачт в порту, когда сзади раздался конский топот. Рюрик мчался простоволосый, за ним, как крылья, развевался красный плащ.
— Провожу малость! — крикнул он. — Посажу на ладью! Когда еще свидимся...
Олег придержал коня, пропустив Гульчу вперед. Когда поехали бок о бок с Рюриком, сказал настойчиво:
— Возвращайся. Не рви сердце, триста лет — большой срок.
Рюрик не отвечал, они въехали на причал. Гульча высматривала ладьи и кочи. Рюрик сказал сдавленным голосом, словно чья-то рука держала его за горло:
— Будущее для детей... Трава для коней, счастье для наших женщин, а для детей — будущее...
— Рюрик! — выкрикнул Олег. — Не терзайся. Триста лет — вечность.
Ветер с моря дул холодный, резкий. Рюрик дышал тяжело, лицо заострилось, на лбу блестели крупные капли пота.
— Святой отец, — прохрипел он, — ведь ты приехал уговорить! Грамоту привез. Не поверю, что она легко далась. Новгород — город своевольный. Гостомысл меня ненавидит. Так почему же уезжаешь?
Олег отворачивал лицо. Рюрик ухватил его за плечо, потряс. Конь под пещерником захрипел в страхе, застыл, дрожа всем телом. Рюрик смотрел в лицо волхва почти с ненавистью.
— Рюрик... я усомнился, — ответил Олег, в голосе была мука. — У людей в крови — жертвовать крохотным личным счастьем ради большого счастья племени. Мы отдаем жизни, чтобы жило племя. Но когда увидел тебя, Умилу, маленького Игоря, увидел ваши счастливые глаза... Впервые подумал, не слишком ли большую цену платим? Благо племени — да, но мы, каждый сам по себе — тоже ценность!
Грудь Рюрика часто вздымалась. На щеках выступили красные пятна, серые глаза блестели.
— Задержись, — попросил он вдруг. — Я поговорю с Умилой. Ты прав, мы — люди. Принуждать нас нельзя, но мы сами вправе отдать жизни... если волим.
Подъехала Гульча, услышала, вытаращила глаза. Князь грустно улыбнулся ей — сильный, красивый, любимый воинами и женщинами. Конь под ним беспокойно переступил, прянул ушами.
— Я приеду сразу после полудня, — предупредил Рюрик.
Олег поколебался, сказал с неохотой:
— От судьбы не убежишь... Только никому не говори. Даже воеводам. Пусть в замке думают, что я уплыл.
Рюрик бросил с гримасой, отъезжая:
— Будь уверен. То побоище в моем замке кое-чему научило!
Олег с Гульчей остановились в рыбацком домике. Хозяин третьи сутки был в море, женщины радостно приняли гостей — Олег тут же поднял забор, заменил подгнившие столбы, исправил ворот на стареньком колодце, поставил оградку, и женщины со слезами радости выпустили во двор уцелевших гусей.
Гульча убрала отведенную им комнату, вымыла, вычистила. Когда Олег вернулся, закончив укреплять ворота, пол уже блестел чистотой.
— Не взяли денег, — сообщила она довольно. — Говорят, еще тебе должны за помощь. Ты здесь неплохо заработаешь, святой отшельничек.
— Купи у них гуся, — распорядился он. — Пусть зажарят, ты наверняка не умеешь. А за гуся заплати, ясно?
Гульча сверкнула очами, у нее это всегда хорошо получалось, исчезла. Вскоре он услышал хлопанье крыльев, истошный птичий крик, затем зашипело. Олег выглянул: Гульча поливала зарезанного гуся кипятком, другой рукой драла перья.
Олег наколол дров, помылся, дочь хозяйки, потупя глазки, подала ему полотенце. Олег ожидал, что немедленно появится Гульча, она всегда появлялась рядом, едва в одной комнате с Олегом оказывалась эта смазливенькая пухленькая северянка, юная рыбачка, но с улицы донесся стук копыт, грубый голос, в ответ что-то крикнула Гульча.
Вытащив меч, Олег стал за дверью. Заскрипели ступени, дверь бесшумно распахнулась. Через порог шагнул огромный человек в доспехах. От него пахло железом и крепким потом. Олег отложил меч, спросил:
— А где Рюрик?
Асмунд резко обернулся, хватаясь за рукоять топора. Его глаза расширились, когда он увидел огромный двуручный меч:
— Идет... С твоей послушницей задержался...
— С послушницей или с гусем?
В комнату вошел Рюрик, бросил хмуро:
— Извини, я захватил Асмунда. Ему, впрочем, доверяю больше, чем себе.
Асмунд прошелся по комнате, озабоченно выглянул в окно. Рюрик тяжело опустился на лавку. Лицо князя было землистого цвета.
— Я говорил с Умилой. Она сказала: куда иголка, туда и нитка. Тяжко мне решать, святой пещерник... Ой как тяжко!
Гульча внесла на подносе искусно зажаренного гуся. Коричневая корочка пузырилась, одуряющий запах наполнял комнату. Брюхо гуся раздулось, начиненное яблоками. Асмунд облизнул внезапно пересохшие губы, сказал горько:
— Этот поморский народ, который умеет так готовить гуся, скоро исчезнет?.. Невосполнимая потеря!
Гульча поджала губы, но стерпела. Асмунд не понял, почему юная послушница стегнула его огненными глазами, пожал плечами, потянулся к гусю. С женщинами ему не везет — усвоил давно. Даже не пытался понять их капризы.
Когда от гуся остались только раздробленные косточки, мужчины откинулись от стола. Рюрик сказал как о решенном деле:
— За неделю соберу дружину. Народ у меня на подъем легкий, обозы не таскаю. Война должна сама себя кормить, так считаю.
— Сколько в дружине? — спросил Олег.
— Три тысячи старших дружинников, русичей. А с младшими — двадцать тысяч.
— Объяви полный сбор. Скажи всем, что через две недели выступаете в дальний поход. Куда, не говори.
— Думаешь, не догадаются? Особенно если враг — Семеро Тайных.
— Если не пытаться держать в тайне, заподозрят неладное. А так начнут думать, как остановить войско в двадцать тысяч мечей. Все-таки непросто!
— Надеешься, что успеем проскочить хоть половину пути, прежде чем навстречу стянутся достаточно большие войска?
Олег внезапно на цыпочках подбежал к окну, прислушался. Вернувшись, сказал уже совсем тихо:
