Лааль прошла по округлым, вылизанным водой валунам, сложенным один за другим вместо крыльца, и поманила мага за собой. Несмотря на раздвинутые двери, дом встретил мага легкой, освежающей прохладой. Служанки в тонких, охватывающих фигуры платьях, плыли мимо, расставляя на широком столе блюда с фруктами, кувшины с ароматной водой, тарелки с тонко нарезанным мясом. Здесь нежно пахло курениями, мятой и покоем.
Внимание Мастера привлекла так ценящаяся на материке керамика с красными и синими узорами по краям. Не зря до появления Форта на материке столь дорожили посудой, привезенной с Тура — тонкая и изящная, она могла соперничать с изделиями Калороне. Мастер поморщился, напомнив себе, что старика больше нет, а его дочь не столь искусна, хотя унаследовала все семейные секреты.
Лааль едва заметным движением отослала служанок прочь, пошла, подхватив один из пологов, расшитый голубой и серебряной нитью, и Мастеру показалось, что облака и вода на нем двигаются, колышутся под ее легкими прикосновениями. Но Лааль всего лишь сдвинула ткань в сторону, открывая просторную купальню, обложенную отшлифованными до блеска пластинами жадеита. Белые и желтоватые прожилки внутри него создавали диковинный рисунок.
— Я сама буду прислуживать тебе, маг материка, — с уважением сказала Лааль и встряхнула шелковую ткань, укладывая ее на край купальни. — Велика твоя сила, Мастер, и бесконечно мое уважение к тебе.
Она подошла и стала освобождать мага от одежды, но тот перехватил руку женщины, отвел ее в сторону.
— Ты устал, — гибким движением коснувшись его плеча, Лааль скользнула за спину Мастера. — Я прослежу, чтобы ты отдохнул и набрался сил.
Маг стянул через голову рубаху, кинул на пол штаны, и, войдя в купальню, повернулся, наблюдая, как Лааль собрала его грязную, покрытую пятнами засохшей соли и потом одежду и отнесла ее куда-то за пологи.
«Нужно отдохнуть», — сказал себе Мастер, облокотился на бортик и прикрыл глаза. Вода была теплой, едва заметно пахла сандалом.
Зеленый шелк с шелестом скользнул вдоль бедра, упал под ноги Лааль. Мастер открыл глаза. Перед ним стояла безупречная женщина, которой нечего было стыдиться своей красоты. Одна из учителей Оплота осознавала это и умела пользоваться тем, чем владела.
— Все необходимые распоряжения сделаны, — медленно входя по ступеням в воду, сказала Лааль. В полумраке рисунки на ее теле проступили отчетливее, притягивая внимание изяществом линий. Мастер вздохнул, перевернулся на живот, упираясь подбородком в сложенные на бортике руки.
Он ощутил, как прохладные пальцы скользнули по его плечам, разминая их. Утомленное разумом тело отзывалось напряжением на прикосновения чародейки, и маг внезапно лениво подумал:
«А почему нет? Разве он не заслужил уважения и должного приема? Его сила и вправду заставила их перестать паясничать и распускать перья. Теперь они делают что должно, вот и все».
Тело Лааль коснулось спины Мастера, длинная прядь черных волос была совсем рядом. Тонкий, незнакомый аромат смешал мысли, и маг, решительно выкинув из головы все глупости, развернулся и притянул женщину к себе.
Я проснулся в мягком полумраке, ласкающем сомкнутые веки, ощущая рядом с собой нежное течение жизни. Осторожные пальцы касались моей кожи, втирая в руки и грудь ароматные масла. Тихо шуршали ткани и где-то за пределами стен бесстрашно стрекотали цикады.
Я ощущал необычайный, давно забытый или вовсе незнакомый покой, всепоглощающий, наполняющий тело негой и желанием просто жить. Безопасность и успокоение казались всеобъемлющими, и мне оставалось только плыть в бесподобном течении настоящего великолепия.
Я повернулся и взглянул на одну из служанок, что делила со мной ложе, поймал озорной прищур карих глаз с подкрашенными золотой краской длинными стрелками, делающими эти глаза похожими на кошачьи, задержался на пухлых, темных губах. За моей спиной раздался приглушенный смешок, и ласковая рука настойчиво скользнула под тонкое покрывало из небесного шелка.
— Это лучшее, что может подарить утро? — спросил я у девушек, но тут в комнате кто-то нервно кашлянул.
Я согнул ногу в колене, вновь переворачиваясь на спину, перехватил руку служанки, вынул ее из-под покрывала и положил себе на грудь. Девушка смотрела на меня с нескрываемым упреком, будто я отнял у нее мешок конфет и не утрудился пояснить, за что подверг ее столь суровому наказанию.
— Демиан, — отодвинув тканевый полог, с пылающим от смущения лицом напротив широкой кровати с резными, вырезанными в виде рыбин опорами, стояла Марика. — Демиан, пожалуйста! Мне очень нужно с тобой поговорить!
— Девочка, — сказал я резко, — неужели это не может немного подождать?
Служанки, будто сговорившись, одновременно прыснули со смеху, придя в восторг от слова «немного».
— Пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой сейчас! — казалось, Марика вот-вот заплачет.
— О, Высшие, — тоскливо пробормотал я, и сказал уже громче: — Я сейчас подойду.
Стремительность, с которой Марика отпустила полог и отчетливый вдох облегчения сказали мне о многом. Девушка была напугана.
Я погладил по головам служанок, ощущая под пальцами шелк каштановых волос, поцеловал ту, что печально опустила голову, в бархатные губы, и на секунду замешкался, не в силах прервать поцелуй. И даже когда я отстранился, ее притягательные немного раскосые от подводки глаза сковывали мой взгляд, не давая подняться.
— Дети, — со вздохом сказал я, чтобы хоть как-то разорвать эту чарующую красотой картину. — Мы должны ставить заботу о них превыше своих желаний.
Я выскользнул из окружения двух совершенных тел, оглянулся, но девушки, будто наказывая меня, обнялись и слились в нежном поцелуе.
«О да, — невесело подумал я, — здесь ждать меня никто не будет».
С пола я подхватил темно-синий халат, встряхнул — это была мужская, простая вещица как раз для такого случая — накинул на плечи, затянул пояс и замер на мгновение, успокаивая разбушевавшееся тело. Тихий сладостный стон из-за спины толкнул меня прочь, я поспешно отодвинул полог и, сопровождаемый вызывающим смехом, вышел в соседнюю залу.
Марика сидела за длинным столом из выбеленного дерева, скромно примостившись на краю одного из просторных плетеных кресел. Весь ее вид говорил о напряженном ожидании, она не притронулась к еде, которой был обильно заставлен стол. Прозрачные хрустальные графины были наполнены розовой и желтоватой водой, винные бутыли с закупоренными воском горлышками только и ждали, когда их откроют, чтобы налить содержимое в высокие украшенные серебром и самоцветами кубки. Грозди винограда и незнакомых мне мелких оранжевых фруктов лежали на изысканных деревянных блюдах, а мясо было разложено на тончайших тарелках с ажурными краями. Еды здесь хватило бы на десятерых, но в зале никого не было. Свет проникал через узкие щели вдоль стен. Падая на пол, он попадал на зеркальные полоски и устремлялся внутрь помещения, рассеиваясь тканевыми пологами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
