— Прощай, амиго.
И не было в его голосе ни сожаления, ни ненависти, ни жалости. Он звучал спокойно и равнодушно, как у священника, привыкшего исполнять каждый день один и тот же обряд.
— Альфаро, так ты меня оставишь здесь? — заплетающимся языком произнес старый плотник.
— Прощай, амиго, — Альфаро Сикейрос прижал ствол револьвера к левой стороне груди старого плотника и его палец нажал на курок.
Раздался приглушенный выстрел, и старик-плотник с дымящимся отверстием в груди распластался на каменных плитах пола.
— Я вижу, ты в форме, — сказал Мануэль, обращаясь к Сикейросу.
— Да, когда у меня в руках вот эта штука, я чувствую себя вполне сносно, — ответил главарь бандитов и резко скомандовал, — вперед!
Хуан и Мигель двинулись впереди своего главаря, Мануэль следовал рядом.
— Что, сразу уходим? — спросил Мануэль у Альфаро Сикейроса.
— Нет, я должен отдать долги.
— Зачем? Это опасно, — сказал Мануэль.
— Теперь я ничего не боюсь, — и Альфаро Сикейрос вытащил из патронташа на груди Мануэля один патрон и втолкнул его в барабан своего револьвера.
Теперь его револьвер был полностью заряжен.
Конечно же, солдаты, охраняющие Лас-Пасос, услышали негромкий выстрел в камере Альфаро Сикейроса, они тут же подняли тревогу, схватили свои карабины и бросились по гулкому коридору.
Но они никак не могли ожидать, что в тюрьме столько много вооруженных бандитов. Ведь силы теперь почти были равны — шестеро на восемь.
И бандиты без особого труда перестреляли всю охрану, кроме одного сержанта, спрятавшегося под лестницу.
Альфаро Сикейрос мысленно пересчитал трупы, потом обернувшись к Мануэлю, крикнул:
— Где-то должен быть еще один, ищите!
И бандиты бросились врассыпную, осматривая все закоулки.
Бандиты не обращали внимания на просьбы заключенных открыть двери и выпустить их на волю, они выполняли приказ своего главаря.
И вскоре сержанта нашли. Трясущегося от страха сержанта подвели к Альфаро Сикейросу и тот, оскалив зубы, нагло расхохотался, глядя прямо ему в лицо. Теперь преимущество было на его стороне, ведь сержант стоял перед ним безоружный, а в руках Сикейроса был револьвер.
Он приставил револьвер ко лбу сержанта и тот рухнул на колени.
— Не убивайте меня, сеньор Сикейрос!
— А кто тебе сказал, гнида, что я собрался тебя убить? — Альфаро Сикейрос за волосы поднял сержанта и поставил его на ноги. — Я тебя не буду убивать, мне это ни к чему.
— Спасибо, спасибо, сеньор Сикейрос, — взмолился сержант.
— Мне твоя благодарность, мерзавец, ни к чему. Я хочу, чтобы ты рассказал всем о том, что произошло в Лас-Пасосе, я хочу, чтобы все знали по ту и по эту сторону границы, что Альфаро Сикейрос вновь на свободе.
— Я все сделаю как прикажете! — клялся сержант, складывая перед грудью руки и шепча слова молитвы.
— Смотри, не забудь, а не то я достану тебя из-под земли и продырявлю твою башку. Ты веришь мне, сержант?
— Да, да, сеньор Сикейрос, я верю вам, верю.
Альфаро Сикейрос рукояткой своего револьвера ударил сержанта по голове. Тот вскрикнул и, потеряв сознание, рухнул на землю.
— Может, лучше его пристрелить? — спросил Мануэль.
— Нет, я хочу, чтобы все знали, что Сикейрос вновь на свободе — все. Ты понял меня, Мануэль?
— Да, да, я с тобой согласен, Альфаро, ты вновь на свободе и все карты тебе в руки.
Альфаро Сикейрос истерично захохотал, глядя в ночное небо.
— Звезды! Звезды! — вдруг взревел он. — Я вас не видел целую вечность! Целую вечность вы не смотрели мне в глаза, — и он принялся стрелять в черное небо, сжав револьвер двумя руками.
Не прошло и недели, как стены всех окрестных городков буквально пестрели плакатами, на которых была изображена гнусная рожа Альфаро Сикейроса, а внизу под портретом крупным жирным шрифтом была набрана баснословная сумма — десять тысяч долларов, которую обещали власти за голову Альфаро Сикейроса, живого или мертвого.
Ретт Батлер и полковник Чарльз Брандергас увидели портрет Альфаро Сикейроса в разных городках, но решили они одно и то же.
— Вот это именно то, о чем я так долго мечтал, — сказал каждый из них самому себе, — вот это тот соперник, с которым стоит потягаться.
Но ни Ретт Батлер, ни полковник Чарльз Брандергас не предполагали, что потягаться им предстоит вначале между собой.
Они еще даже не догадывались, что им придется выяснять отношения с помощью револьверов, но, видно, над ними обоими горела одна и та же звезда удачи, и ее лучи одинаково ласкали седую голову полковника Брандергаса и небритые щеки Ретта Батлера.
Прежде чем взяться за большие дела, Альфаро Сикейрос решил поквитаться со своим заклятым врагом, с тем человеком, который сдал его в руки властям и упрятал в тюрьму, на полтора года уложив на жесткие тюремные нары, посадив на хлеб и воду, лишив самого главного, что было в жизни Альфаро — лишил его свободы.
Еще не успели выгореть под палящими лучами солнца плакаты, расклеенные по стенам окрестных городов, еще не успели заржаветь шляпки гвоздей, которыми эти плакаты были приколочены к стенам, а Альфаро Сикейрос уже добрался до своего обидчика и заклятого врага.
Бандиты ворвались в дом Круза Мартиноса. Их не остановил ни плач ребенка, ни горестные восклицания молодой жены Круза, которая прижимала к груди сына.
Круз, с побелевшим от страха лицом, сидел на колченогом стуле с руками, связанными за спиной, а Альфаро Сикейрос, широко расставив ноги в белых полотняных штанах, стоял напротив него и презрительно смотрел в глаза предателю.
— Я понимаю, Круз, что ты не хотел бы меня видеть, но я, — и Альфаро Сикейрос стукнул себя кулаком в грудь, — я мечтал об этом моменте все те бессонные ночи, что провел на нарах, глядя в грязный потолок камеры. Я ждал этого момента, как грудной ребенок ждет молока матери, и, как видишь, дождался и стою перед тобой живой и невредимый. А ты даже представить не можешь, что ждет тебя.
Круз что-то попытался произнести побелевшими от страха губами, но язык его не слушался, зубы стучали, а глаза были готовы вывалиться из орбит. По его лицу струился холодный пот.
— Ты получил деньги за то, что засадил меня за решетку, грязный предатель, — и Альфаро Сикейрос плюнул в лицо Крузу. — Тебе надо было убить меня тогда, когда ты мог это сделать.
Круз попытался встать, но Мануэль схватил его за волосы и прижал к спинке стула.
— Сиди и не двигайся, ублюдок! — бросил Крузу Мануэль.
А Альфаро Сикейрос присел на корточки перед своим обидчиком и принялся говорить довольно спокойным и даже ласковым голосом, но от этого Круз испугался еще больше, ведь он понимал, что пощады ждать ему не приходится.
