В морозильнике лежали несколько упаковок хот-догов, замороженный хлеб, готовые ужины в фольговых лоточках и лед.
В ванной комнате не было ни единого пятнышка. Одно полотенце. Прибор для бритья. Я заглянул в аптечку — ничего необычного. Ни таблеток, ни презервативов, ни электрических ножниц для стрижки волос в ушах. На бачке унитаза лежала стопка журналов, но это не были обычные глянцевые издания или подборки комиксов из «Ньюйоркера». «Журнал американских специалистов по легочным заболеваниям», «Доклады Ассоциации по лечению кислородом», компьютерная распечатка статьи «Астма и способ применения синтетического адреналина», «Клинический анализ респираторной функции», «Исследовательский журнал Ассоциации эндокринологов нью-йоркских больниц» — вот что читал Джей на досуге, причем во многих журналах уголки страниц были загнуты, чтобы легче было найти нужную статью. Только тут я догадался, что Джей, по-видимому, страдает какой-то изнурительной легочной болезнью и по каким-то неясным причинам вынужден сам заниматься своим лечением.
Тут я услышал свой собственный испуганный выдох и постарался положить журналы так, как они лежали до меня. Потом я посмотрел на часы. Господи Иисусе, я пробыл в квартире уже шесть минут!
Я вернулся в спальню и остановился там, потрясенный, озадаченный, огорченный. Я больше не сомневался: если у Джея и был дом в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово, он был здесь — в этой унылой и жалкой комнатенке над гаражом. И, господи, каким же одиноким он был, этот дом! Я не увидел ни телевизора, ни личных писем, никаких следов увлечения или хобби, которые помогали бы Джею расслабиться. Ничего удивительного, что он не сказал Элисон, где живет.
Рядом с койкой я увидел деревянный стол и стул. На столе стоял дешевый перекидной календарь компании, производящей солярку и мазут для отопительных систем, а рядом — фотография Салли Коулз в полный рост, сделанная, впрочем, со значительного расстояния. На снимке она была в школьной форме и шла куда-то с двумя подружками по залитому солнцем тротуару. Судя по состоянию листвы на деревьях, снимок был сделан поздней осенью или в начале зимы. Девочки были в куртках, но без шапок и без перчаток. Фасады зданий вдоль улицы выглядели вполне презентабельно, следовательно, дело происходило в достаточно фешенебельном районе, предположительно — в Верхнем Ист-Сайде, так как на заднем плане я разглядел цветочный магазин. Был ли такой магазин где-то поблизости от квартиры Элисон? Скажем, где-то за углом авеню?… Я снова вгляделся в снимок. В тот день все три девочки были веселы и беззаботны; позвякивали пряжки на рюкзачках, школьная форма чуть морщила, волосы развевал легкий ветерок, белые гольфы (у всех трех они были одинакового цвета, но разной длины) немного сползли.
Потом я попытался представить Джея за разглядыванием фотографии. В ней не было ничего откровенно эротического, во всяком случае — для меня, но я знал, что школьная форма действует на некоторых мужчин возбуждающе. Предполагаемая невинность школьниц вызывала в этих типах пароксизмы неистовой похоти, и я не мог не вспомнить, как лет десять назад во время командировки в Токио три основательно подвыпивших японских бизнесмена затащили меня на стриптиз в печально знаменитом квартале Синдзюцу, где я вместе с двумя сотнями японских предпринимателей и клерков следил за тем, как некое почти эфирное существо, едва достигшее половой зрелости, по очереди стаскивает с себя школьную блузку, клетчатую юбочку и гольфы. Меня это зрелище оставило практически равнодушным. Мне нравились женщины, что называется, в теле, с полным отсутствием хотя бы намека на невинность в глазах, однако японские джентльмены были буквально загипнотизированы представлением; некоторые даже достали дорогие видеокамеры и принялись без всякого стеснения снимать широко разведенные тонкие ляжки стриптизерши для домашнего просмотра. Принадлежал ли и Джей к этому типу? Мне в это не очень-то верилось, да я и не хотел в это верить.
Зато я очень хотел прослушать сообщения на автоответчике. Может быть, подумалось мне, у Элисон на самом деле был его номер. Но прежде я открыл ящик стола, в надежде, что Джей хранит там какие-то бумаги — например, копии контракта по зданию на Рид-стрит. Но ящик оказался совершенно пуст, если не считать нескольких карандашей, ручек, резинок для денег и пачки заказных бланков бруклинской компании по поставкам кислорода и оборудования для больниц. Каждый бланк был украшен фирменным слоганом: «Сохранность — надежность — своевременная доставка». На обрывке такого бланка, припомнил я, Джей написал мне адрес ресторана, где я должен был встретиться с Марсено.
Надо пошевеливаться, напомнил я себе. Что еще я не осмотрел? С каждой секундой опасность быть пойманным с поличным возрастала, а я так и не обнаружил ничего по-настоящему важного.
Потом я заметил пришпиленный к стене листок бумаги, на котором было написано:
Каждый день:
300 отжиманий — без О2
500 уголков — потом О2
Читать газеты (чтоб поддерживать беседу) Читать одну страницу из словаря
Следить за ногами; осматривать на случай возможной инфекции и сепсиса.
НЕ думать много об ОФВ!
Ах вот что это за О, из-за которой Элисон так расстраивалась! О — это просто кислород, О2 (маленькую двойку Джей мог не писать, или же Элисон ее просто не заметила). Кислород, несомненно, доставлялся в гараж под квартирой Джея, а чтобы рабочие могли сгрузить полные баллоны и забрать пустые, Джей и держал ворота гаража незапертыми. Скорее всего, именно график доставки кислорода в ежедневнике Джея ввел в заблуждение Элисон, решившую, будто перед ней расписание его свиданий. Что ж, в том, что таинственная мисс О. регулярно появлялась в его записях, не было ничего удивительного: человек, постоянно нуждающийся в кислороде, должен точно знать, когда его привезут.
Похоже, подумал я, мои пятьсот баксов плюс стоимость двух поездок на подземке в конце концов окупились. Секрет, который мне удалось узнать, стоил даже больше этих денег. Но что такое ОФВ и почему Джей не должен думать об этом «много»? Быть может, это инициалы какого-то человека, например — другой девочки-подростка, которую он выслеживал?
Рядом с листком бумаги висела на стене вставленная в рамочку пожелтевшая вырезка из газеты с фотографией. На фото был изображен молодой человек в слишком для него просторной бейсбольной форме, в шлеме бэттера и с битой в руках. Фотография была сделана в момент, когда молодой человек только что нанес удар и все еще находился в состоянии неустойчивого равновесия. «КРУГОВАЯ ПРОБЕЖКА В МАТЧЕ НА ПЕРВЕНСТВО ШТАТА» — гласил заголовок. Я проверил дату — газетной вырезке было уже больше пятнадцати лет.
Вчера в матче летнего первенства молодежных команд на первенство штата, проходившем на площадке средней школы «Бетпейдж», игрок команды гостей Джон «Джей» Рейни из Джеймспорта сумел послать мяч за ограждение и сделать круговую пробежку, обеспечив победу своей команды со счетом 3:1.
Рейни, являющийся лидером «Бульдогов» в этом сезоне и заработавший для своей команды шестнадцать очков в двадцати трех матчах, осуществил мечту каждого юного бейсболиста, подписав в конце второго года обучения в колледже контракт на выступлении в низшей лиге. Через три недели Рейни приступит к тренировкам в своей новой команде, которая является фарм-клубом знаменитой «Нью-Йорк Янкиз».
Фантастическому удару Рейни предшествовал бросок лучшего питчера «Бетпейдж» Тино Сальгадо, который весь сезон подавал без ошибок. И в этом матче его клуб выигрывал с «сухим» счетом, пока Рейни не удалось заработать круговую пробежку.
«Я просто повнимательнее посмотрел на Сальгадо и понял, как он будет подавать, — сказал Рейни после игры. — А вообще-то я очень рад, что мы выиграли».
Конечно, подписать контракт с бейсбольной командой низшей лиги — большая честь, но не это привлекло мое внимание. Из того, что я прочел, следовало, что после того, как была опубликована статья, здоровье Джея сильно ухудшилось, поскольку ни один клуб не предложит игроку перспективный контракт без тщательной проверки его физических кондиций. Марта Хэллок упомянула о каком-то несчастье. Быть может, именно в нем причина болезни Джея?
Между тем — как бы мне ни хотелось задержаться здесь еще немного — пора было уходить. Я был уже у самой двери, но вдруг остановился. Казалось, какая-то сила потянула меня к кислородной камере — изящной, обтекаемой, блестящей, похожей одновременно и на пулю, и на гроб. Остановившись возле нее, я тронул защелку, и подпружиненная крышка бесшумно поднялась, открывая выстланное белым амортизирующим материалом нутро камеры. Эта незапятнанная белизна действовала угнетающе. На мой взгляд, в мире трудно было найти место более одинокое, чем замкнутый белоснежный кокон кислородной камеры.
