49
– Прекратить дуэль! – неожиданно, словно ангелы-хранители, появились из-за угла ограды два всадника-гвардейца. – Именем короля, – крикнул офицер, – приказываю прекратить дуэль!
– Слышите, виконт, вам приказывают, – иронично улыбнулся д'Артаньян. – И, как всегда, именем короля. Любой гвардейский лейтенантишко – и обязательно именем его величества. Что поделаешь: Франция, мой виконт.
– Я выполню его приказ не раньше, чем проткну того, кто оскорбил меня, – пытался отдышаться де Морель.
– Это вы и есть – господин д'Артаньян? – обратился гвардейский офицер к графу, буквально вклиниваясь своим конем между остриями рапир.
– К вашим услугам, лейтенант. О, да это вы, «слуга Мишель»?! В мундире гвардейского лейтенанта вы смотритесь куда внушительнее, клянусь пером на шляпе гасконца.
– Когда увижу вас в одежде своего слуги, граф, попробую сравнить. Позвольте полюбопытствовать: что здесь происходит? Опять дуэль?
– Кстати, как себя чувствует этот тайный агент всех полиций и жандармерий мира?
– Великолепно, граф. Как и тогда, когда идиоты-гвардейцы вносили его в дом.
Д'Артаньян вопросительно посмотрел на гвардейца, пытаясь понять, что он имеет в виду.
– Ранен-то наш агент не был. Этот хитрый барсук, тайный агент, как вы изволили выразиться, всех полиций мира, попросту притворился, чтобы всех нас одурачить.
– То есть как это «не был»? Все происходило на ваших глазах.
Рапира хоть и проткнула его одежды, но прошла мимо тела.
– Притворился, значит?! Не может такого быть?! – расхохотался д'Артаньян. – Что, в самом деле притворился? Браво! Все было в моей дуэлянтской практике. Учитесь, виконт, как нужно жертвовать одеянием, чтобы не вспотеть, фехтуя с мушкетером, которого трижды в течение дня пытались оскорбить. А вы – все всерьез, все норовите нарваться на мой клинок.
– Не смейте так обращаться со мной, граф! – взвизгнул худощавый долгообразый виконт, обходя лошадь гвардейца. – Не сметь!
– Извините, господа, – решительно вмешался лейтенант. – Выяснение отношений придется отложить. Господин д'Артаньян, вас срочно требует к себе его высокопреосвященство кардинал Мазарини. – Именно срочно.
Виконт попытался обойти его лошадь, но лейтенант вновь вклинился между ним и д'Артаньяном. Его гвардеец тоже приблизился и, на всякий случай, обнажил оружие.
– Извините, виконт, – вежливо произнес д'Артаньян. – Похоже, нам опять суждено отложить сей бескомпромиссный поединок. Или забаву, это как вам удобнее произносить. Меня, как вы слышали, ждут более важные, государственные дела.
– Однако я протестую, господин лейтенант! – попытался апеллировать виконт к гвардейцу. – В конце концов, – нервно постукивал он кончиком клинка по валявшемуся возле его ноги камню, – это уже четвертая попытка дуэли, которую мы никак не можем завершить.
– Четвертая попытка дуэли?! – изумился гвардеец.
– Представьте себе, – еле сдерживал ярость де Морель. – Четвертая в течение двух недель.
– И вы оба до сих пор целы? – улыбнулся в усы толстяк-лейтенант. – Вы когда-либо слышали нечто подобное, Шале? – обратился он к своему солдату. – Такое возможно только тогда, когда за оружие берутся мушкетеры.
– Все бывает, мой лейтенант, – рассмеялся в ответ гвардеец.
– Но-но, господа! – возмутился теперь уже д’Артаньян. – Мы можем прервать свою дуэль лишь для того, чтобы научить вас манерам, принятым в нашей благословенной Гаскони. Клянусь пером на шляпе гасконца.
– Но тогда, по крайней мере, один из вас не сможет насладиться пятой дуэлью, – снял шляпу лейтенант. – Впрочем, я беру все свои слова обратно, господа мушкетеры. Как и мой друг Шале. Кардинал Мазарини предпочитает лицезреть нас в седлах, а не на катафалках.
– И все же позвольте узнать причину ваших столь жестоких дуэлей, – не удержался Шале, полнолицый рыжеволосый северянин, чьи черты лица явно указывали на его то ли английское, то ли скандинавское происхождение.
Он спросил об этом, убедившись, что мушкетеры наконец вложили рапиры в ножны и направились к стоявшим неподалеку лошадям.
– Действительно, виконт, – с улыбкой обратился д'Артаньян к виконту де Морелю, – не напомните ли вы нам, с чего, собственно, все это началось? Клянусь пером на шляпе гасконца, я никак не могу вспомнить этот прискорбный эпизод.
– С того, что вы имели наглость заявить, что, даже после перевода в мушкетеры я будто бы так и остался сержантом Пьемонтского пехотного полка, – по-мальчишески клюнул на эту словесную приманку де Морель.
– Вот видите, господа, я имел наглость заявить, что этот пылкий юноша так и остался сержантом Пьемонтского пехотного полка. Коим он действительно до недавнего времени являлся.
Гвардейцы недоуменно переглянулись. И так же недоуменно пожали плечами.
– Так вы все же являлись сержантом этого самого… пехотного полка? – тоном судьи, наконец-то сумевшим нащупать нить истины, попытался уточнить гвардейский лейтенант.
– Да, в свое время я был определен именно туда, в Пьемонтский пехотный полк. Это произошло по настоянию моего отца, который служил капитаном этого полка, – мрачно признал виконт. – Но из этого еще ничего не следует.
– Не спорю, на вашем месте, господин де Морель, любой обиделся бы, – поддержал виконта Шале. – Назвать мушкетера не гвардейцем, а сержантом какого-то там Пьемонтского полка.
– Вы, господа, наверное, удивитесь, что в свое время именно из-за дуэли и непослушания я был изгнан из роты «черных» мушкетеров, – горделиво заявил гвардейский лейтенант. – Однако подтвердите, Шале: не было случая, чтобы я обиделся, когда кто-либо вдруг напоминает мне, что когда-то, по ошибке молодости, я имел неосторожность целый год проходить в плаще мушкетера.
– Подтверждаю: никогда, – торжественно проговорил Шале, на всякий случай вытянув руку так, словно клялся на Библии.
– Вот видите, виконт. А вы стесняетесь своей «пьемонтской родословной». Объявляю вам обоим об акте вашего окончательного примирения. А теперь по коням, господа!
50
Уже дважды Гяур встречался с греком Озарисом, торговцем и врачевателем, который держал несколько лавок и аптеку в одном из богатых районов Парижа, недалеко от замка Тюильри.
Как оказалось, грек был хорошо знаком с отцом Гяура, причем в последний раз они виделись буквально месяц назад. И теперь Озарис охотно рассказывал, как живется Одар-Гяуру II на Крите, куда он уехал по настоянию Тайного Совета Острова Русов, но еще охотнее расспрашивал самого Гяура о его походе в Украину, о ситуации в Речи Посполитой, об отношениях казаков с татарами.
Гяура даже удивило, сколь основательно, со всеми подробностями, Озарис пытался выяснить, что представляет собой Богдан Хмельницкий, есть ли у него шансы на гетманскую булаву или какой-либо высокий государственный пост в Варшаве. В каких он отношениях с Сирко. Способен ли полковник Хмельницкий возглавить, если не всю Украину, то хотя бы запорожское войско. И сможет ли заменить его, в случае гибели или тяжелого ранения, полковник Сирко.
Как выяснилось, полковник Сирко вообще неизвестен был Озарису и людям, которых он представлял. Судя по вопросам, они не могли взять в толк, откуда он появился, каким образом очутился во Франции в составе посольства.
Гяур понимал, что грек расспрашивает его не из любопытства. Как понимал и то, что интерес его не был вызван всего лишь желанием при случае пересказать все услышанное Одар-Гяуру II. За Озарисом, несомненно, стояли влиятельные византийцы, которые, оставшись без государства, с надеждой взирали именно на Украину как на землю, сохранившую их, греческую, веру; а следовательно, и на украинцев как на своих будущих союзников.
– М?не хотелось бы передать отцу письмо, – сказал Гяур, улучив момент между очередными вопросами. – Оно со мной.
– Охотно передал бы лично, однако есть человек, который сделает это значительно быстрее. Важный для нас человек. Тем более что ваше письмо станет для него хорошим поводом для знакомства с вашим отцом, а значит, и с другими членами Тайного совета Острова Русов. В том числе и с вами, полковник.
– С членами Тайного совета? В связи с чем они могут интересовать этого вашего «важного человека»? – насторожился Гяур. Он знал, что даже само существование Совета сохранялось в тайне, не говоря уже о его составе.
– О, нет-нет, если уж я рекомендую, то лишь абсолютно надежных людей. Человек, с которым я вас сведу, еще много раз понадобится; он будет очень полезен делу, которому вы служите.
– Вы меня заинтриговали! – шутливо воскликнул Гяур. – Кто же этот человек? Где я могу встретиться с ним?
– Зовите его просто «Греком». – Но у него должно быть…
Я – грек Озарис; мой аптекарь – грек Афанасопуло. Человек, который придет к вам сегодня вечером, будет зваться просто Грек. Таковыми будут его фамилия и имя. – О чем бы ни говорил Озарис, он говорил с улыбкой торговца, который даже сейчас, сидя в углу небольшого ресторанчика, расположившегося между его магазином и аптекой, пытается что-то сбыть долгожданному покупателю.
