верующих от очень антропоморфного Бога к более абстрактному и трудновообразимому Богу. Они по-прежнему используют антропоморфный язык, когда говорят о Боге, который (sic) вовсе не является сверхъестественным существом, а просто сущностью (если воспользоваться полезной, хотя и философски ошибочной терминологией Старка). Совершенно очевидно, почему они так поступают: это позволяет им перенести все коннотации, необходимые для того, чтобы придать хоть какой-то смысл личной любви к Богу. Можно, конечно, испытывать определенную привязанность или благодарность к закону природы - "Старая добрая гравитация, она никогда не подводит!" - но объектом обожания должна быть какая-то личность, как бы немыслимо она ни была непохожа на нас, говорящих, лишенных перьев двуногих. Только человек может буквально разочароваться в вас, если вы плохо себя ведете, или ответить на ваши молитвы, или простить вас, так что "теологическая некорректность", которая сохраняется в представлении Бога как мудрого старика в небе, не только допускается экспертами, но и тонко поощряется.
Уильям Джеймс высказал свое мнение на рубеже двадцатого века, "Сегодня божество, требующее кровавых жертв для своего умиротворения, было бы слишком кровожадным, чтобы воспринимать его всерьез" (1902, p. 328), но столетие спустя мало кто публично согласится с Томасом Нагелем, когда он откровенно скажет, что не хотел бы, чтобы такой Бог существовал. (Сомневаюсь, что Нагель находит спинозовское Deus sive Natura - Бог, или Природа.
Если на них надавить, многие настаивают на том, что антропоморфный язык, используемый для описания Бога, является метафорическим, а не буквальным. Тогда можно предположить, что любопытное прилагательное. С годами слово "богобоязненность" должно было бы выйти из употребления, став ископаемым следом довольно постыдного ювенильного периода в нашем религиозном прошлом, но это далеко не так. Людям нужен Бог, которого можно любить и бояться так же, как вы любите или боитесь другого человека.
Боги, в которых верят - будь то грубые дикари или люди с развитым интеллектом, - согласны друг с другом в признании личных вызовов".
Джеймс отмечает. "Сегодня, как и во все предыдущие эпохи, религиозный человек говорит вам, что божественное встречается с ним на основе его личных проблем" (1902, p. 491).
Для многих верующих, конечно, все это просто очевидно. Конечно, Бог - это личность, которая разговаривает с ними напрямую - если не ежедневно, то хотя бы в откровениях, которые случаются раз в жизни. Но, как отметил Джеймс, самим верующим не стоит придавать слишком большое значение таким переживаниям:
Сверхнормальные происшествия, такие как голоса, видения и сильные впечатления от смысла внезапно представленных текстов Священных Писаний, плавящиеся эмоции и бурные привязанности, связанные с кризисом перемен, - все это может происходить от природы или, что еще хуже, быть подделано сатаной".
Поэтому, как бы ни были убеждены некоторые люди своим сильным личным опытом, такие откровения не очень хорошо распространяются. Их нельзя использовать в качестве вклада в общественную дискуссию, которую мы сейчас ведем. Философы и богословы часто спорили о том, являются ли поступки хорошими потому, что Бог их любит, или Бог любит их потому, что они хорошие, и хотя эти вопросы могут иметь определенный смысл в рамках богословской традиции, в любой экуменической среде, где мы стремимся к "универсальному" консенсусу, мы должны выбрать последнее предположение. Более того, исторические факты свидетельствуют о том, что с течением времени моральные представления людей о том, что допустимо и что отвратительно, менялись, а вместе с ними и их убеждения о том, что любит и что ненавидит Бог.
Тех, кто считает богохульство или прелюбодеяние преступлением, заслуживающим смертной казни, сегодня, слава небесам, меньшинство.
Тем не менее, причина, по которой людей так волнует, что другие люди думают о Боге, вполне подходящая: они хотят, чтобы мир был лучше. Они считают, что заставить других разделить их убеждения о Боге - лучший способ достичь этой цели, но это далеко не так очевидно.
Я тоже хочу, чтобы мир стал лучше. Именно поэтому я хочу, чтобы люди поняли и приняли эволюционную теорию: я верю, что от этого может зависеть их спасение! Каким образом? Открыв им глаза на опасности пандемий, деградации окружающей среды и утраты биоразнообразия, а также рассказав о некоторых недостатках человеческой природы. Так разве мое убеждение, что вера в эволюцию - это путь к спасению, не является религией? Нет; здесь есть существенная разница. Мы, любящие эволюцию, не почитаем тех, чья любовь к эволюции мешает им ясно и рационально мыслить о ней! Напротив, мы особенно критично относимся к тем, кто неправильно понимает и романтично излагает эти великие идеи, вводя в заблуждение себя и других. На наш взгляд, для тайны и непостижимости нет безопасного убежища. Да, есть смирение, благоговение и восторг перед великолепием эволюционного ландшафта, но они не сопровождаются и не служат для добровольного (тем более захватывающего) отказа от разума. Поэтому я чувствую моральный императив распространять информацию об эволюции, но эволюция - это не моя религия. У меня нет религии.
Итак, теперь, с извинениями перед теми, чье спокойствие нарушено тем, что я задаю столь фундаментальный вопрос: Каковы плюсы и минусы религии? Стоит ли она той глубокой преданности, которую она внушает большинству людей в мире? Уильям Джеймс также был лидером в этом вопросе, и я воспользуюсь его словами, чтобы сформулировать для нас эти вопросы, потому что они замечательны сами по себе, но также и потому, что они показывают некоторый прогресс, которого мы достигли за последнее столетие, проясняя и заостряя наше мышление в ряде аспектов. Задолго до того, как кто-то заговорил о мемах или меметике, Джеймс отметил, что религии действительно эволюционировали, несмотря на все их претензии на "вечность" и "неизменных" принципов, и он отметил, что эта эволюция всегда была чувствительна к человеческим ценностным суждениям:
Далее я предлагаю, кратко говоря, проверить святость здравым смыслом, использовать человеческие стандарты, чтобы помочь нам решить, насколько религиозная жизнь оправдывает себя как идеальный вид человеческой деятельности..... Это всего лишь устранение непригодных для жизни людей и выживание наиболее приспособленных, примененное к религиозным верованиям; и если мы посмотрим на историю откровенно и без предрассудков, то должны признать, что ни одна религия никогда в долгосрочной перспективе не утверждалась и не доказывала свою состоятельность каким-либо иным способом".
Когда Джеймс говорит о том, что "непригодно для человека", он имеет в виду что-то вроде "непригодно для человека", а не "биологически" или "ге-нетически" непригодно, и этот выбор слов затуманивает его видение. Несмотря на его желание смотреть на историю без предубеждений, его фраза смещает его суждения в сторону оптимизма: мемы,
