послу. Штамер закончил свое сообщение замечанием, что у него сложилось впечатление, что Того желал бы вернуть Японии свободу действий возможным разрывом дипломатических отношений с Германией; однако сейчас он испытывал некоторое смущение, поскольку германское правительство все еще признавало этот альянс, и Штамер не хотел брать всю ответственность лишь на себя — возможно, потому, что японский кабинет не был единодушен в этом вопросе.
И все осталось по-старому. Трехсторонний пакт так и не был официально расторгнут, хотя в своих мемуарах Того заявляет, что он был настроен аннулировать все соглашения с Германией и предпринял все необходимые для этого шаги.
10 мая хорватский министр Козак прибыл в Мюрвик с визитом к германскому министру иностранных дел. Ему было поручено 3 мая поглавником (хорватским лидером Анте Павлевичем) посетить Шверина фон Крозига и добиться того, чтобы никакого окончательного решения во время переговоров о капитуляции не принималось без предварительной консультации с хорватским правительством. Поездка Козака была настоящей «одиссеей» — через уже оккупированный британскими войсками Копенгаген, а затем на германских боевых кораблях; он прибыл слишком поздно, и цель его миссии отстала от хода событий. Козак сообщил о контактах между хорватским правительством и лидером сербских националистов («четников») Михайловичем с целью создания общего фронта борьбы против большевизма; он пытался заручиться поддержкой германского правительства в организации действий англо-американцев с целью помощи его стране. Однако Шверин фон Крозиг заявил Козаку, что «в своем нынешнем положении Германии жизненно важно не создавать впечатления, что она делает ставку на противоречия между западными союзниками и Советским Союзом»; он сказал, что Хорватии теперь не избежать капитуляции.
После нескольких безуспешных попыток добиться аудиенции у бригадира Черчера, а затем, по приезде Контрольной комиссии — с кем-то из ее членов Козак со своим заместителем попросил разрешения вернуться на юг.
О каких-либо других инициативах со стороны правительства рейха в области иностранной политики ничего не известно. После капитуляции ряд нейтральных правительств отозвал признание германских дипломатических миссий и консульств, но, кажется, не было сделано никаких протестов, хотя в меморандуме от 16 мая ОКВ рекомендовало эту процедуру, а 18 мая охарактеризовало поведение нейтралов как спорное. В частности, штаб кригсмарине призвал к протесту против действий швейцарского посланника в Вашингтоне, который передал Государственному департаменту все германское дипломатическое имущество в Соединенных Штатах, включая заблокированные германские счета.
Растущая волна протеста в прессе союзников против существования временного правительства, однако, сделала какой-либо протест как несвоевременным, так и бесполезным.
Часть третья
Идеи и тренды
Глава 10
Внутренняя политика
Период пребывания Дёница на посту главы государства не породил полнокровных планов в отношении будущей внутриполитической структуры рейха. Имеются лишь случайные заметки и памятные записки, подготовленные экспертами, из которых можно сделать вывод о намерениях гроссадмирала и его сотрудников. Причины такого отсутствия материала очевидны.
Поскольку целью было завершить войну вначале на военном, а затем и на гражданском фронте, Дёниц и временное правительство рассматривали «свою миссию как ограниченную во времени и обозначенную кругом задач». Они готовились заниматься только государственными делами до тех пор, пока германский народ не сможет снова озвучить свое мнение в отношении государственной формы, выбора главы государства и выборов нового правительства. А как должна была выражаться эта воля народа, остается неясным. Ввиду общей неопределенности в отношении ближайшего будущего и сокрушительного разгрома Германии невозможно было ничего предсказать. Правительство нацеливалось всего лишь на гладкий переходный период. В том, что касалось его дел, оно намеревалось оставаться чисто профессиональным — так сказать, «неполитическим кабинетом».
Необходимо помнить, что Дёниц не был готов к такой государственной должности, и задача руководства политической и военной судьбой страны выпала ему как нежелательная почесть. Поэтому, как ни хотелось бы делать сравнение с детальными планами Сопротивления, которые вырабатывались годами труда, такое сравнение вряд ли применимо. Как профессиональный офицер, Дёниц был чужд политики; он не был специалистом в организации работы правительства и в конституционных вопросах. Его идеи о структуре государства были сформулированы поэтому лишь в общих чертах.
Верный идеалам дней своей юности, Дёниц, несомненно, предпочел бы передать судьбу Германии в руки какого-нибудь монарха. Однако в мае 1945 г. любое такое предложение стало бы просто умышленно безответственным заблуждением. Разговаривая с Людде-Нейратом незадолго до получения первого радиосообщения из Берлина, Дёниц заявил, что «авторитарный принцип, который он целиком поддерживал в военной области», не совсем подходит к правительству высшего уровня, потому что «успех этого принципа слишком зависит от личности, которой доверена власть в государстве». Разделение власти между рейхсканцлером, занимающимся текущими делами, и президентом, поддерживающим равновесие сил, казалось ему самым лучшим решением. Другие мимолетные замечания показывают, что, хотя и возражая против однопартийной системы, Дёниц не желал стать свидетелем возрождения множества партий, типичного для веймарского периода. Гёрделер выражал схожие идеи, но он был опытным политиком и разработал детальные предложения; у него парламентский контроль был неотъемлемой частью системы управления страной, в то время как эта идея не находит места в заявлениях Дёница. Дёниц утверждает, однако, что взвешивал идею второй палаты, в которой были бы собраны «определяющие эпоху умы», нечто вроде «совета земель» штандартенфюрера Франка Григше или верхней палаты из пятидесяти «достойных немцев» по Гёрделеру.
Хотя интеллектуально и политически эти два человека находились на разных полюсах, сравнение с Гёрделером не легкомысленно. Идеи обоих носили печать идеологии правой буржуазии. В политических идеях Гёрделера был анти-либеральный реставраторский элемент за воссоздание Германии, да и у Бека тоже. Однако в то время, как Гёрделер, наученный опытом недавних лет, выступал за самоуправление, децентрализацию и федерализм, Дёниц всегда подчеркивал необходимость централизованного управления. Его понятия конституции руководствовались идеалом авторитарного или полуавторитарного государства. Для Дёница важным дополнительным фактором было сохранение «народной общности», созданной национал-социализмом. «Мы должны быть ревностными хранителями лучшего наследства национал-социализма — солидарности нашей народной общности. Несмотря на сегодняшнее полное военное крушение, наш народ отличается от того, каким он был в 1918 г. Он не расколот. Мы можем сами ликвидировать многие ловушки национал-социализма; другие могут быть аннулированы противником; но наилучший аспект национал-социализма — общность нашего народа — должен быть сохранен при любых обстоятельствах». Подобные чувства Дёниц выразил и в прощальном обращении, найденном в его столе при аресте.
Этим еще раз подчеркивается ложное понимание Дёницем истинной природы национал-социализма. Он не видел разницы между своими задачами создания объединенной Германии и нацистским методом создания монолитного блока только ради ничем не прикрытой жажды власти. Такое ошибочное понимание стало причиной, почему Дёниц так неохотно,
