— Нет, но ты же заревнуешь, — зевнула волчица и недовольно причмокнула. — Будешь бегать здесь с криками и скандалами.
— Если найдет любовницу, то и ревновать Руфуса больше не будет смысла, — погладила шерстистый бок. — Зачем тратить нервы на того, кто идет налево, когда любимка вынашивает его ребенка? Нет, это не Альфа, это какой-то жалкий и противный мужичок. Мне такие не нравятся.
— Хотя я думаю, что Руфус из-за упрямства соблазнит тебя. Он уже отошел от шока и спонтанного минета посреди ночи и поэтому теперь без зазрения совести будет давить на твои слабые места, маленькая любительница оральных ласк.
— Не буду спорить, он хорошо отсасывает, — тихо и смущенно ответила и почесала волчью шею.
— Да я всегда говорил, что лучшие минеты делают мужики, — недовольно и слабо оскалился Оливер.
— Ты хочешь сказать, что я плохо работаю ртом? — возмутилась и села, обиженно охнув.
— Ты и шуток не понимаешь, — волчица перевернулась на спину, выставив пузо, и вывалила язык из открытой пасти. — Это все потому что ты неудовлетворенная. Глупая Нелли, нет бы за нас двоих повеселиться.
Положила ладонь на живот, а затем ощупала немного набухшие молочные железы под шерстью.
— Ого.
— Очень неприятное ощущение, кстати, — фыркнул Оливер. — Ноют. И я все шесть сисек чувствую по отдельности. А что дальше будет?
— Не знаю, — я вновь погладила Омегу по животу. — Маме позвонить? Может, так не должно быть?
— Должно, — в столовую вошла Гала и поставила на пол миску с мелко порубленной печенью.
— Корми меня, — Оливер махнул хвостом и раскрыл пасть. — Мне лень вставать.
— Вот же капризуля, — хмыкнула Гала и села за стол, наблюдая, как я закидываю в пасть кусочки печени.
Когда миска опустела, я вытерла руки салфеткой, и Оливер скривился, поднимаясь на лапы:
— Писать хочу.
— Идем.
— Как низко я пал, что мне приходится в кустики бегать, — волчица засеменила к дверям. — Как же я страдаю.
После всех важных дел в зарослях густого папоротника я отвела бурчащего Оливера в комнату и уложила с новой порцией колыбельных спать. Злорадство незаметно перетекло топкую нежность к беременной суке, которая тяжело и печально вздыхала в моих объятиях. Я признала, что для глупого Омеги, чьи проблемы сводились к сексу и желанию угодить Альфе, беременность была большим испытанием. Да что там, для любого мужчины было бы страшно и дико познать все перлести случайного и нелогичного зачатия.
— Я все равно тебя люблю, — пробурчал Оливер и затих.
— И я тебя, моя мохнатая булочка, — сквозь сон прошептала я, растекаясь радужной лужицей в теплых грезах.
Черная тень укрыла меня и Оливера одеялом, пробежала пальцами по моей щеке и шепнула голосом Руфуса:
— Сладких снов.
