– Как – не знаешь? Ты на них работала!
– Работала, – согласилась она, – но к их расе не имею никакого отношения. Теория хронофизики, известная в вашем мире, дает лишь половинчатое представление о пространственно-временном континууме. Вы более-менее знаете временную составляющую, но понятия не имеете о пространственной. Суть же теории заключается в том, что в пространственно-временном континууме существует бесчисленное множество параллельных миров, развивающихся в едином потоке времени и взаимно влияющих друг на друга. Временной сбой, который случился в вашем мире, пагубно влияет на другие миры, из-за чего и потребовалось вмешательство.
– В вашем мире? – недоверчиво буркнул я. – А ты что – из другого, параллельного?
– Была, – легко призналась Злата. – Теперь это мой мир. Ко мне пришли, объяснили ситуацию, и я согласилась.
– К десятилетней девочке… – фыркнул я, вспомнив, что говорила о приемной дочери Вероника Львовна.
– К тридцатилетней, – поправила Злата. – А отправили сюда в десятилетнем возрасте. Есть в службе Контроля Времени технологии, позволяющие помнить несостоявшееся будущее. Ты же помнишь престарелую даму, которая сорвала крупный куш в казино? А постанты ее вытерли из времени вместе с событием.
Я бросил на Злату быстрый взгляд и отвел глаза. Был со мной такой случай, но не воспоминание о нем царапнуло душу. Если Злата знала, что я помнил о престарелой дуре оттуда, то она знала обо мне все. В том числе что я думал о ней, и воспользовалась этим. Как блюстители стабильности, как «парни на одно лицо», как Сатана. Использовала меня. А я, видите ли, размечтался…
Я залпом допил пиво, открыл вторую бутылку и принялся наливать в стакан.
– А вот так обо мне не надо, – тихо сказала она, словно прочитав мои мысли.
– Почему не надо? – мрачно спросил я, не поднимая глаз.
– Как, по-твоему, – глухо спросила она, – чтобы выполнить свою миссию, мне нужно было знакомиться с тобой?
Рука у меня дрогнула, и пиво из бутылки плеснулось на столик. Я поставил бутылку на стол, но посмотреть на Злату не решился и перевел взгляд на океан. Я верил ей и не верил, но очень хотел, чтобы было так, как она сказала. Лед, сковавший сердце, начал таять, и было невыносимо больно.
– Ты знаешь о цунами? – треснутым голосом спросил я.
– Да.
– Иначе было нельзя?
– Иначе было нельзя, – эхом отозвалась она, и я понял, что в ее голосе означали отрешенность и безучастие. Обреченность.
– Как-то все глупо и… – Я судорожно вздохнул, не находя слов, и сорвался: – Разве так меняется реальность?!
Злата покачала головой.
– Взрывом ядерной боеголовки пишется история, а реальность меняется именно так. Буднично, обыденно, неприметным для окружающих событием. Кому, как не тебе, это не знать.
Она была права. Но одно дело – знать о коте Томе, другое – быть на месте агнца, приносимого в жертву ради изменения реальности.
– Выходит, мы обречены? Но здесь есть скутеры… Водный велосипед, в конце концов! Говорят, на плаву цунами можно и не заметить!
– Это в будущем здесь будут водный велосипед, скутеры… Сейчас есть только акваланги, но в баллонах нет воздуха.
– А ты умеешь плавать? Если выплыть в океан, то…
– Я не умею плавать, – не дав досказать, перебила Злата. – Как и ты. Наш мир ненамного лучше вашего. Из-за вашего. Почему я и согласилась на задание.
Я помолчал. В моей голове не укладывалось, что человек может жертвовать собой ради лучшего мира на Земле, мира, в котором ему не суждено жить.
– А твои… – начал было я, и она снова поняла меня с полуслова.
– Никто нам на помощь не придет. Мы теперь местные и можем рассчитывать только на самих себя.
Биологический хронометр подсказал, что до цунами осталось десять минут, я поглядел на океан, но ничего не увидел. Ровным счетом ничего. Цунами шло с востока, оттуда же светило солнце, и поверхность океана выглядела ровной и блестящей, как зеркало.
Я не удержался и мельком глянул на Злату.
– Ты такая спокойная…
– Я знала, на что иду.
– И не боишься?
– Боюсь, – честно призналась она.
– Тогда что…
– У меня есть воспоминания, – вновь угадала она мои мысли. – И вот это.
Она полезла в нагрудный кармашек куртки, достала какой-то камешек и протянула мне на открытой ладони. Я посмотрел, и у меня перехватило горло. На ладони лежал бриллиант, который я подбросил ей в сумочку. Бриллиант, который здесь, на острове, в нашем положении ничего не стоил. У него была совсем другая цена.
И тогда я наконец осмелился посмотреть ей в глаза. Чистые, глубокие, распахнутые передо мной так, чтобы я смог увидеть всю ее душу. Без остатка.
Я не выдержал такой откровенности и отвел взгляд. К этому я еще был не готов, а времени уже не оставалось.
– Почему с нами так…
– Потому, что есть такое слово, как предопределенность. Иначе было нельзя. Иначе все возвратилось бы на круги своя, и этот мир остался бы прежним. Таким, каким его знаешь ты.
Сейчас я был согласен, чтобы он остался таким, как был, но ничего поделать не мог. Не в моих силах противостоять предопределенности.
– Неужели… Неужели у нас нет никаких шансов? – сипло, пересохшим горлом, спросил я.
Злата помолчала, посмотрела на камешек в своей ладони, зябко повела плечами.
– Не знаю… – прошептала она, не поднимая глаз. – Я задавала этот вопрос, но мне не ответили. С этого момента нам не положено знать будущее… Но теперь мы вправе поступать как угодно. Все в наших руках…
Она продолжала отрешенно смотреть на бриллиант на ладони, и я вдруг понял, что она не верит в свои руки. И тогда я вспомнил, что говорил о бриллианте Иван-«небожитель». «В будущем пригодится…» Неужели именно это будущее он имел в виду? Мне хотелось другого будущего. Страстно хотелось. И в словах Ивана-«небожителя» для меня забрезжила надежда.
– Спрячь камень, – попросил я.
– Зачем? – равнодушно поинтересовалась Злата.
– Я прошу, спрячь.
Очень не хотелось, чтобы забрезжившая надежда оказалась беспочвенной.
Злата вздохнула, сунула бриллиант в кармашек куртки, застегнула пуговицу. Тлеющий огонек надежды разгорелся сильнее. Пусть у нас будет будущее… Пусть!
– Быть может, нам удастся спастись… – пробормотал я. – Я видел фотографию этого острова после цунами… Волна сметет с острова все, кроме балкона на сваях. Это наш единственный шанс.
– Да, – легко согласилась Злата, и я понял, что она мне не верит. Думает, утешаю…
Я сам себе не верил. Неизвестно, какой высоты и силы будет вал, – на фотографии на покосившемся на трех сваях балконе от перил и следов не осталось. Оставалось только надеяться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
