Еще мельче, еще легче дышать, но и сил уже нет.
Тяжело дыша, Вольский остановился, взглянул на часы.
— Водонепроницаемые, без обмана, стрелка бежит, — пытаясь улыбнуться, выговорил он и уже четко добавил: — Прошло шесть минут. Не знаю случая, чтобы вторая пришла раньше, чем через десять.
— Успеем! — решил Басов, вглядываясь в даль.
Уже ясно виднелись скалы, до начала крутого подъема оставалось метров тридцать.
— Черт! — лицо Вольского скривилось от боли. — Ногу, судорога.
Борис и Маршан подхватили его, почти понесли, и в этот момент, не считаясь с положенным для цунами расписанием, белой молнией сверкнула поперек долины, помчалась на них вторая волна.
— Быстрей! — заорал Басов, вырываясь вперед.
Все ближе впереди скалы, но волна настигала. Не оглядываясь, они чувствовали ее приближение.
— Бегите! — прохрипел Вольский.
Бежать он уже не мог. Падая, последним усилием пытался освободить руки, перестать быть помехой. Маршан не удержался, упал вместе с ним.
Борис почувствовал облегчение. Впереди мелькала спина Басова. В несколько прыжков можно было добраться до скалы, но рядом сквозь воду он видел седую голову Вольского. Он вцепился ему в волосы, в куртку, выдернул из воды, взвалил на плечо, потащил его, и тут обрушилась волна…
Спасение или медленная смерть?
У самой скалы, в последнем рывке, волна достала Басова, но она уже растратила силы.
Он ударился о камень и, выскочив из воды, упал, чувствуя острую боль в колене. По-собачьи, на четвереньках, карабкался он в гору все выше, до самого гребня. Там он хвалился, ловя ртом воздух.
Луна светила ярко. В долине по черной лакированной поверхности опять бежали белые барашки.
Отдышавшись, Басов поднялся. Закричал. Дважды его повторило эхо, и опять тишина. Неужели его спутники погибли?
В этот момент ему показалось, что на него мчится следующая волна. А вдруг и сюда достанет? Надо бежать, взобраться на самый верх, на кратер, и там ждать. Прилетят вертолеты, найдут, спасут, не дадут погибнуть! Но чтобы добраться до кратера, надо было спуститься, пересечь ложбину, пройти у подножия отвесных скал. На это решиться он не мог. Достанет ли волна сюда, это еще не известно, а уж там-то наверняка могила!
И все же решиться пришлось.
Басов медленно брел к ложбине, наконец рискнул немного спуститься. Оттуда лучше была видна долина — только дуб возвышался над водой.
— Неужели все погибли? А ведь волна-то была куда слабее первой, — бормотал он и кричал: — Отзовитесь!..
Издали отвечало ему только эхо.
И снова мертвая тишина, черные тени скал и мучительное ожидание новой волны.
Он добрался до крутого спуска, постоял, стуча зубами от холода, оглянулся назад и отшатнулся.
К нему, распластавшись по земле, бесшумно подползал двуглавый черный человек!
Басов вскрикнул, но тут же сообразил, что это тень, увидел, что головы не две, а три. Он побежал навстречу, забыв про боль в колене.
Они брели еле-еле, покачиваясь, держась друг за друга.
Как счастлив был Басов, обнимая их! Чуть не свалил, но удержал в могучих своих объятиях, бережно посадил на глыбу.
— Меня волна отшвырнула, ногу разбил, хромаю, босой остался, но все ходил, кричал, искал вас. Что пережил!.. — Слезы брызнули из его глаз. Он уже улыбался, ликовал — теперь ничего не страшно…
Все были растроганы.
— Неужели меня не было слышно? — допытывался Басов.
— Было, — подтвердил Вольский.
— Так чего же вы молчали? — удивился Басов.
— Догадаться не трудно. Лежали пластом и, извиняюсь, блевали хором и соло, — сказал Маршан, — Не только крик, даже новая волна нас бы не заставила пошевелиться.
— Нахлебались по горло, — подтвердил Борис.
Оживление, вызванное воссоединением, быстро угасло. Они продолжали сидеть, и дрожь их тел передавалась друг другу. Устали так, что все воспринималось, как сквозь туман.
Прошло уже полчаса, как они спустились с дуба. И то, что новых волн не было, порождало надежду.
— Надо подняться на водораздел, посмотреть на поселок, — сказал Маршан с каким-то упорством.
— Я один быстрее сбегаю, — вызвался Борис.
Было страшно его отпускать, инстинкт подсказывал, что надо держаться вместе, но проверить еще раз казалось необходимым, и Вольский кивнул головой.
Когда Борис вернулся, еле волоча ноги, и молча сел на камень, никто не задавал ему вопросов — все было ясно и так…
…Болело сердце, Вольский пытался покрепче прижать к нему руку, но и на это сил не хватало. Хотелось лечь, сжаться в комок, перестать сдерживать дрожь, ни о чем не думать. Превозмогая все это, он сказал:
— Надо идти к фумаролам, там тепло.
— Иначе к утру загнемся, — добавил Маршан, стуча зубами.
— Верно, — согласился Басов, — только вот ложбина…
Все это было произнесено безучастно, никто не пошевелился.
Вольский сжался в комок, его била дрожь: предел высоты цунами тридцать метров, а волны достигли восьмисот пятидесяти. Это несомненно, но всемирный потоп невозможен, тут что-то иное.
Борис сидел, ощущая, как быстро улетучивается тепло, которое откуда-то появилось под мокрой его одеждой, когда он спускался с водораздела.
Он вскочил, закричал: «Подъем!» — и начал сдергивать с места одного за другим.
— Молодец! — сказал Вольский.
— Надо отжать одежду, иначе не дойдем, — сказал Басов.
Он был прав. Начали с самого легкого — вылили воду из ботинок, выкрутили носки. Мокрая одежда пластырем прилипла к телу и хоть как-то сохраняла тепло. При мысли, что с ней надо расстаться, становилось еще холоднее.
Пример мужества показал Басов, начал раздеваться. И вот уже четыре голых, синих в лунном свете человека, лязгая зубами, торопясь и дрожа, выжимают и натягивают на себя трусы, майки, рубашки…
От этих упражнений руки так закоченели, что еле-еле удалось застегнуть те пуговицы, без которых невозможно обойтись. Их куртки назывались «непромокашками», но промокли так, что отжать удалось только совместными усилиями, в основном Басова и Бориса, Маршан крутил еле-еле, а Вольский совсем не мог. Он снова сел, чтобы не упасть.
По-прежнему быстро бежали облака, и в неверном лунном свете каждый камень, казалось, норовил подставить подножку. То и дело шипел от боли и ругался сквозь зубы Басов. Ему, босиком, пришлось хуже всех.
— Сяду на самый горячий очаг и высижу, пока вода во рту не закипит, — пообещал Маршан.
Каждый из них что-нибудь добавил на эту тему, потому что надо было бодриться, заставить ноги шагать, глаза смотреть.