Капитан Сомье знал, что маршалы Франции не отводят войска, чтобы дать место пушка.
— Вы упаковали вещи, миледи? — спросил он негромко.
— Упаковала?
— На случай, если нам придется отступить.
Маркиза уставилась на уродливого человека.
— Вы серьезно?
— Да, миледи.
Она поняла, что это — поражение. Если бы Шарп все еще был жив, она подумала бы о том, чтобы остаться в Витории в уверенности, что Шарп посмеет сделать то, что не осмелился генерал Вериньи: отнять ее фургоны у инквизитора. Но Шарп был мертв, и она не осмеливалась остаться. Она утешала себя тем, что в ее карете, в разумно устроенном тайнике под сиденьем кучера спрятаны драгоценности — достаточно, чтобы спасти ее от крайней бедности во Франции. Она пожала плечами.
— Еще есть время, надеюсь?
— Надеюсь, что так, миледи.
Она улыбнулась печально.
— Вы все еще думаете, что Веллингтон не умеет атаковать, капитан?
Он насторожился — не из-за ее вопроса, но из-за выражения ее лица. Она отвернулась от него и теперь смотрела в ужасе и замешательстве в толпу, которая собралась у нижних скамеек. Сомье коснулся ее руки.
— Миледи?
Она убрала руку.
— Ничего, капитан.
И все же она готова была поклясться, что какое-то мгновение она видела бородатое лицо — лицо, настолько заросшее бородой, что напоминало морду животного; лицо, которое уставилось на нее и отвернулось и которое она видела холодным утром в горах. Палач. Она говорила себе, что ей показалось, потому что ни один партизан не посмеет показаться в самом сердце французской армии, и она оглядывалась назад на равнину, где все еще гремело сражение и где армия боролась за свое существование.
***
Главный полковой сержанта Маклэйд доложил, что горящая солома уничтожена.
— И у нас сорок один военнопленный, сэр. Половина педерастов тяжело ранена.
— Где хирург?
— Около деревни, сэр.
— Лейтенант Эндрюс!
— Сэр? — Лейтенант все еще, казалось, не верил, что Шарп жив.
— Мое почтение мистеру Эллису. Скажите ему, что есть работа в деревне, и я хочу его видеть здесь немедленно!
— Да, сэр.
Южному Эссексу приказали отдыхать, в то время как другие батальоны шагали через деревню, чтобы атаковать мост. Шарп думал о пушках на склоне. Его надежда добраться до Витории казалась призрачной, покуда французская батарея не уничтожена.
— Мистер Коллип!
— Сэр?
— Я хочу, чтобы во всех ротах проверили наличие боеприпасов.
— Мы потеряли передок орудия, сэр.
— Тогда, черт побери, найдите его! И если увидите моего коня, пошлите его сюда!
— Коня, сэр?
— Черный, с неподрезанным хвостом. — Шарп занял дом на деревенской площади. Мебель из него пошла на баррикады. Он слышал, как французские пушки снова открыли огонь, и знал, что атакующие будут умирать, пытаясь перейти мост. — Паддок!
Писарь батальона усмехался, стоя возле кухонной двери. Он не сказал ни слова, когда увидел Шарпа, только все усмехался как безумный.
— Сэр?
— У кого-то должен быть чертов чай.
— Да, сэр.
Шарп вышел на улицу. Собака бежала мимо с куском мяса в зубах. Он предпочел не задаваться вопросом, чье это было мясо. Дым французских орудий плыл над деревенскими крышами так низко, что цеплялся за колокольню. Время от времени колокол звенел, когда картечь, отрикошетив от моста, попадала в него.
— Сэр! Сэр! — Шарп глянул налево. Гарри Прайс бежал к нему.
— Мистер Шарп!
— Гарри. — Шарп усмехнулся.
Лейтенант Прайс, забыв формальности, хлопнул Шарпа по спине. Он был лейтенантом Шарпа в Легкой роте.
— Христос! Я думал, что педерасты повесили вас!
— В этой армия ничего не могут сделать толком, Гарри, — повторил он в двадцатый раз.
Прайс лучился от счастья.
— Что, черт побери, произошло?
— Долгая история.
— Вот. — Прайс протянул Шарпу бутылку бренди. — Нашел в их штабе.
Шарп улыбнулся.
— Позже, Гарри. Может быть, придется сделать еще кое-что.
— Боже, я надеюсь, что нет! Я хочу дожить до тридцати. — Прайс поднес бутылку ко рту. — Я полагаю, что вы теперь командир?
— Ты полагаешь правильно. — Тело Лероя было принесено в деревню. Его смерть по крайней мере была быстрой. Лерой ничего не почувствовал. Другим утешением было то, что он не оставил семьи — не надо писать никаких писем, чтобы утешить вдову.
Пушки все еще стреляли по мосту. Шарп нахмурился.
— Какого дьявола! Разве мы не получили пушки?
— Я слышал, что их потеряли, — усмехнулся Прайс. — В этой чертовой армия никогда ничего не делают толком. Иисус! Это замечательно — видеть вас, сэр!
И, как ни странно, казалось, что весь батальон думает то же самое. Офицеры хотели пожать ему руку, солдаты хотели смотреть на него, как будто чтобы доказать себе, что он все еще жив, и он усмехался застенчиво, глядя как они радуются. Ангел, который въехал в деревню на коне Шарпа, грелся в лучах отраженной славы. Множество бутылок тянулось к Шарпу, много раз, он утверждал, что армия не сможет повесить даже занавеску, сколько бы ни пыталась. Он знал, что глупо улыбается, но ничего не мог поделать с этим. Он избавился от Гарри Прайса, приказав ему расставить пикеты на северной окраине деревни, и нашел убежище от затруднений в своем временном штабе.
Где его и нашел кое-кто еще.
— Сэр?
Дверной проем заслонил огромный человек, весь обвешанный оружием. Шарп почувствовал, что снова расплывается в улыбке.
— Патрик!
— Христос! — Сержант нырнул под притолоку. В его глазах стояли слезы. — Я знал, что вы вернетесь.
— Не мог позволить вам, ублюдки, вести войну без меня.
— Нет конечно! — усмехался Харпер.
Наступила неловкая пауза, которую они сломали вместе. Шарп махнул ирландцу.
— Продолжай!
— Нет, вы, сэр!
— Скажу только, что это хорошо — вернуться.
— Да. — Харпер уставился на него. — Что случилось?
— Долгая история, Патрик.
— Это уже конечно.
Снова пауза. Шарп испытывал огромное облегчение, что сержант жив и все в порядке. Он знал, что должен сказать что-то по этому поводу, но был слишком смущен. Вместо этого он махнул в сторону подоконника.
— Паддок заварил немного чая.
— Здорово!
— Изабелла в порядке?
— Она очень в порядке, сэр. — Харпер взял кружку и осушил ее. — Мистер Лерой дал нам разрешение пожениться.
— Это замечательно!
— Да, хорошо. — Харпер пожал плечами. — У нас будет маленький, сэр. Я думаю, что мистер Лерой считал, что так будет лучше.
— Вероятно.
