— О, это гений, — отвечал Гарамон. — Что за тонкость, что за эрудиция. Позавчера мы с ним ходили ужинать с авторами, и наша сторона выглядела великолепно! Беседа! Стиль! Джентльмен старой складки, настоящий аристократ, таких теперь не делают. Что за ученость, что за культура, скажу сильнее, что за информированность. Он рассказывал дивные анекдоты про исторических особ, и хотя они жили более сотни лет назад, клянусь вам, было впечатление, будто он лично знавал их всех. И знаете, какую он мне подал идею по пути домой? Он с первого взгляда проник в самую душу наших приглашенных, клянусь, он раскусил их лучше, чем я! Он сказал, что не следует дожидаться, покуда авторы для «Изиды без покрывал» найдутся сами. Потеря времени, читка рукописей, и никогда не знаешь, пожелают ли они потом платить за издание. В то время как у нас есть золотые россыпи, стоит только их разработать! Картотека авторов «Мануция» за последние двадцать лет! Понимаете теперь? Мы пишем нашим драгоценным, славным и проверенным сочинителям, или хотя бы тем, кто согласился выкупить свой залежавшийся тираж со склада, мы пишем следующее: глубокоуважаемый, знаете, что мы начинаем издавать серию о знании и традициях высочайшей духовности? Столь утонченный литератор, как вы, не хочет ли испробовать силы на неизведанных поприщах, потягаться с трудностями и так далее и так далее. Ну гений, просто гений, что я вам могу сказать. Кажется, он всех нас приглашает в это воскресенье в какой-то замок, или дворец, более того, на замечательную виллу где-то возле Турина. Кажется, намечается невообразимая программа, какой-то ритуал, церемония, шабаш, кто-то будет фабриковать золото или живое серебро или еще что-то в этом духе. Этот мир нами недостаточно изучен, дорогой Казобон, при всем уважении к тем научным занятиям, которым вы посвящаете всего себя с подлинной страстью, напротив, я весьма доволен нашим с вами сотрудничеством, — знаю, знаю, ожидается та небольшая экономическая поправка, о которой вы недавно мне напоминали, я нисколько не забыл, в свое время мы с вами все это детально обсудим. Алье сказал, что ожидается и та синьора, красивая синьора, быть может, не идеально красивая, но в ней есть стиль, что-то такое во взгляде, — эта приятельница Бельбо, как ее…
— Лоренца Пеллегрини.
— Наверное. У нее что-то с нашим другом Бельбо, не правда ли?
— Они дружат.
— А! Вот ответ настоящего джентльмена. Молодец Казобон. Но я ведь не от любопытства, я по отношению ко всем вам выступаю чем-то вроде отца и… опустим, а la guerre comme а la guerre… Ступайте, мой милый.
У нас действительно была назначена встреча с Алье в горах около Турина, подтвердил Бельбо. Программа — двойная. Первая часть вечера — праздник в помещении замка, принадлежащего одному состоятельному последователю розенкрейцеров. После этого Алье приглашает нас в лес, за несколько километров от замка, где намечен, разумеется на полночь, друидический ритуал, о подробностях которого он не распространялся.
— Но я вот что еще думал, — добавил Бельбо. — Нам надо бы заняться невероятными приключениями металлов. А здесь нас все время дергают. Почему бы нам не выехать накануне и не провести уик-энд в моем старом доме в ***? Там довольно мило, вы увидите, хорошие горы. Диоталлеви уже согласился, может быть, поедет и Лоренца. Разумеется, приезжайте с кем хотите.
Он не был знаком с Лией, хотя знал, что у меня кто-то есть. Я сказал, что буду один. За несколько дней до того мы с Лией поссорились. Повод был глупый и действительно все рассосалось за неделю, но именно в ту минуту мне хотелось смыться из Милана на пару дней.
Таким образом мы появились в *** — гарамоновская троица плюс прекрасная Лоренца. В момент отъезда все чуть было не лопнуло. Лоренца пришла на место встречи, но перед посадкой в машину заявила:
— Я, наверное, останусь, чтоб не мешать вам работать. Вы поезжайте спокойно, потом увидимся, меня привезет Симон.
Бельбо, сжав пальцами руль, уставился прямо перед собой и тихо произнес:
— Садись в машину. — Лоренца села и всю дорогу держала ладонь на шее у Бельбо, который вел машину в полном молчании.
*** остался той же самой деревушкой, которую знавал Бельбо во время войны. Мало новых домов, сказал он, в хозяйстве страшный спад, потому-то все молодые переселились в города. Он показал нам на холмы около деревни, ныне заросшие травой, которые в старые времена все были засеяны пшеницей. Деревушка выскакивала из-за поворота неожиданно, над ней был холм, на холме вилла Бельбо. Холм был низкий, он не закрывал пейзажа, обрамленного легкой яркой полосой тумана. Взъезжая по горной дороге, Бельбо показал нам на противоположный холм, совершенно лысый, с капеллой на макушке, где росли еще две сосны.
— Это Брикко, — сказал Бельбо. — Неважно, что это вам ничего не говорит. Туда отправлялись на праздничный пикник в понедельник после Пасхи. Сейчас в машине можно добраться за пять минут, а в те годы ходили пешком и это было паломничество.
55
Именую театром [место], в котором все действия слов и мыслей, а также все особенности речей и предметов показываются как будто на публичном театре, где представляются трагедии и комедии.
Роберт Флат, Всеобщая история космоса
/Robert Fludd, Utriusque Cosmi Historia Tomi Secundi Tractatus Primi Sectio Secunda Oppenhelm (?), 1620 (?), p. 55/Мы подъехали к вилле. Назовем это виллой: господский дом, но весь первый этаж был перестроен под давильню, в которой Аделино Канепа — тот самый злобный батрак, который в свое время донес на дядюшку партизанам — делал вино из винограда, росшего в имении Ковассо. Дом, судя по всему, стоял пустой уже много лет.
В маленьком флигеле неподалеку была еще жива какая-то бабка, как объяснил нам Бельбо — тетушка батрака Аделино, все остальные потихоньку поумирали, дядя, тетя Бельбо, сам Аделино, осталась столетняя старуха, копалась в огороде, щупала четырех кур, откармливала кабана. Земли все были проданы для уплаты налогов на наследство, за долги, кто упомнит за что. Бельбо застучал в дверь флигеля, старуха высунулась из закутка, не сразу узнала посетителя, зато потом многообразно продемонстрировала восторг и гостеприимство. От приглашения зайти к ней Бельбо все же, после объятий и ласк, отказался.
Когда мы открыли дом, Лоренца запричитала от восторга и, обнаруживая все новые лестницы, коридоры, мрачные комнаты со старинной мебелью, продолжала ликовать. Бельбо прибеднялся, говорил что-то вроде «у каждого своя Доннафугата»,[93] но был безусловно растроган. Он сюда иногда наезжает, сказал он, правда — редко.
— Но работается тут хорошо, летом не жарко, а зимой благодаря толстым стенам холодный ветер не страшен, и в каждой комнате печки. Когда я был подростком, семья эвакуировалась из города и я жил тут, в нашем распоряжении были только те две боковые комнаты в глубине коридора. Сейчас я обживаю дядитетино крыло и начал работать в кабинете дяди Карло. — Там стоял секретер, забавная штука, лист положить почти что некуда, зато порядочно ящиков, явных и потаенных. — Сюда невозможно взгромоздить Абулафию, — сказал Бельбо, — но в те редкие разы, что я здесь бываю, я пишу от руки, как в старинные времена.
Потом он распахнул дверцу огромного шкафа.
— Вот что, когда я умру, имейте в виду, здесь все произведения моего раннего периода. Стихи, написанные в шестнадцатилетнем возрасте, планы шеститомной саги, которую я писал в восемнадцать… И прочее.
— Читаем, читаем, — захлопала в ладоши Лоренца и по-кошачьи подалась к шкафу.
— Лапы прочь, — отогнал ее Бельбо. — Читать там нечего. Я сам никогда не заглядываю. В любом случае, после смерти я явлюсь сюда и лично все сожгу.
— Да, кстати, надеюсь, привидения тут водятся?
— Теперь-то конечно. Во времена дяди Карло здесь не было привидений, жизнь била ключом. В духе георгик. Я же стал наезжать сюда, когда возобладали буколики. Приятно работать тут по вечерам, собаки лают в долине…
Он показал нам отведенные комнаты: мне, Диоталлеви, Лоренце. Лоренца осмотрела свою, похлопала по старой кровати с пудовой периной, понюхала простыни и заявила, что это похоже на нырок в бабушкину сказку, потому что простыни пахнут лавандой. Бельбо сказал, что это не лаванда, а плесень, Лоренца ответила, что не имеет значения, а потом, привалившись к стене, так что бока и бедра выступили вперед, как при сражении с флиппером, сказала:
— И что ж, я буду спать тут одна?
Бельбо отвел глаза в сторону, в стороне оказались мы, он посмотрел в другую, потом шагнул в коридор и из коридора ответил:
— Это мы решим. В любом случае хорошо, что у тебя есть куда удрать.
Мы с Диоталлеви удалились, слыша вдалеке, как Лоренца спрашивает у Бельбо, что он, ее стесняется? Он же отвечал, что если бы не показал ей комнату, она, конечно же, немедленно бы спросила, где ей прикажут спать.
