поначалу, встречались перебежчики. Мне придется гарантировать твою лояльность... немного изменив твоё сознание. Процедура довольно-таки долгая, но безболезненная совершенно, - да ты ничего и не почувствуешь. Просто заснешь... и проснешься немного другим человеком. Я понимаю, что испытывать неумолимую преданность ко мне будет довольно неприятно, - но ты быстро привыкнешь, я думаю. Послушай, да тебе там даже воевать не придется! Ты решишь всё одним фактом своего появления. И потом тебя ждут столетия развлечений и удовольствий, недоступных даже для меня. Так что, я надеюсь, ты всё же окажешь мне такую честь и выразишь согласие. Тогда всё кончится к взаимному удовлетворению.
- А если нет?
Глаза Ньярлата сверкнули. Они и так уже светились собственным зеленовато-багровым светом, так что впечатление вышло устрашающее.
- К несчастью для меня, процедура изменения сознания требует совершенно искреннего, добровольного согласия объекта. Так что, если ты откажешься, - я тебя просто убью. Тебе не справиться со мной. Я сильнее тебя, я умнее тебя, я в своём доме, в самом его сердце... и я искренне надеюсь, что ты поймешь меня. Не хочешь же ты погубить всех, кого ты любишь, из-за своей позорной трусости?
Заметив, как Элари перевел оценивающий взгляд с его фигуры на устье шахты, Ньярлат спокойно пояснил:
- Не стоит и пытаться. Ничего не выйдет. Хочешь... хочешь, я покажу, как сливаюсь в одно целое с машиной?
Элари не хотел, но Ньярлат и не ждал ответа. Вдруг он начал раздеваться, быстро оставшись нагишом, если не считать браслета. Его гибкое поджарое тело состояло, казалось, из одних мышц, отлично развитых и игравших на впалом животе. Элари невольно залюбовался им, а потом заметил, что спину и зад файа сплошь покрывают свежие и подживающие царапины, - следы неистовых любовных ночей. Сам он, с поблескивающей гладкой кожей, был похож на статую из ожившего металла.
Ничуть не стесняясь своей наготы, Ньярлат подошел к установленной на пирамиде плите. На ней было два углубления, - отпечатки ладоней, и у её основания, - ещё два, похожих на следы босых ног. Ньярлат встал на них и положил руки на плиту. Его ступни и ладони идеально совпали с углублениями в металле. Потом...
Элари с трудом сглотнул слюну. По телу файа прошла дрожь, оно затвердело и забилось, точно прошитое электрическим разрядом. Потом по нему побежали струйки синеватого пламени. Они разгорались, становились всё ярче, и Ньярлат исчез в облаке туманного сияния. В нем едва проглядывал его темный силуэт.
Свечение уплотнилось, осело, словно прилипнув к коже. Теперь, казалось, Ньярлат светился сам. Его тело стало чисто-белой сияющей статуей, по которой вилась призрачно мерцающая бледно-радужная дымка.
Правитель повернул голову. На его светящемся лице глаза казались совершенно черными провалами, - как у спрута. Он оторвался от плиты и сделал несколько шагов к Элари. Тот попятился, его лицо исказил страх, и имя само выплыло из глубин древней памяти его народа.
- Люцифер!
- Нет, - Ньярлат рассмеялся. - Это не я. Но ты видел ещё не всё. Смотри! - он сделал несколько завораживающе легких шагов и прыгнул в шахту... но не упал.
Извергавшийся из неё поток света уплотнился, стал ярче. Обнаженная светящаяся фигура танцевала и кувыркалась в нем, - совершенно свободно, беззвучно и страшно. Элари почувствовал, что волосы зашевелились на голове, - то ли потому, что всё вокруг наполнилось электричеством, то ли потому, что этот танец в свете разбудил самые жуткие уголки наследственной памяти.
Наконец, Ньярлат легко выскользнул из светового потока, - так рыба выскальзывает из упавшего в воду солнечного луча. Мягко спрыгнув на пол, он пошел к юноше, протягивая светящиеся руки.
- Пойдем со мной в свет. Не бойся. Больно не будет. Мы будем вечно танцевать в нем, вечно, вечно...
Элари попятился, наступил на сброшенную Ньярлатом шубу и в ней звякнуло нечто стальное. Вспомнив про пистолет в её кармане, он присел и встряхнул её. Пистолет тут же вывалился, и юноша мгновенно схватил его.
В своё время Суру научил его стрелять, и сейчас это очень пригодилось. Он сдвинул предохранитель, вскинул оружие и несколько раз выстрелил в светящуюся тварь. Но, попав в свечение, пули разорвались ослепительными фонтанами искр, не причинив нагому Ньярлату никакого вреда. Тот рассмеялся.
- Твои пули не достигнут моей плоти. Ну, иди сюда, иди в свет, - он начал вновь, плывущими шагами хищника, приближаться к Элари. Радужная дымка переливалась при каждом его шаге, ярче всего сияла гхата...
Гхата! Других шансов не было. Он вскинул оружие и выстрелил уже почти в упор, целясь в браслет. Из гхаты ударил фонтан искр, - и, в ослепительной вспышке пламени, она разлетелась на куски.
10.
Пол под ними содрогнулся, воздух наполнил тяжелый гневный гул... и тут же стих. Светящийся ореол Ньярлата мгновенно погас, словно сдутый ветром. Какой-то миг файа ещё смотрел на него широко открытыми, бессмысленными глазами, потом с костяным стуком грохнулся на пол и застыл неподвижно. Элари увидел, что кожа на его левом запястье разорвана и обожжена, она ещё дымилась. Рана моментально набухла кровью, и та тонкой струйкой потекла вниз. А у мертвых кровь не течет...
Когда он перевернул Ньярлата на спину, тот медленно открыл растерянные, полные боли глаза.
- Будь ты проклят, - прошептал файа. - Затворы не открыть без гхаты, а тут нет второго такого браслета.
- И что? - спросил Элари. - Мы умрем тут от голода и жажды, потому что не сможем выйти?
- Нет. Ещё есть запасные браслеты... сюда придут... через несколько часов... но тот, кто надевает гхату... становится правителем. Так что я теперь просто... - он замолчал, зажмурившись, потом с усилием продолжил. - Меня зовут не Ньярлат. Ньярлат - это сокращение от Ньярлатхотепа, Бесформенного, посланца Древнейших... мне нравилось это имя... на самом деле я Наэкс Энтиниин... Наэ... я носил этот браслет со дня совершеннолетия... два года... не снимая ни на секунду... он стал частью моей души... а сейчас в ней пусто. И темно. Теперь меня выгонят к черту из крепости, а тебя просто убьют, - если ты не согласишься войти в машину.
Элари удивленно посмотрел на него. Превращение Ньярлата в Наэкса было поразительным. Он потряс его, и файа слабо застонал сквозь
