утром и решить, что жизнь достойна того, чтобы жить, а не выживать. Всех этих людей, которых и людьми-то называть не хочется.
Общество погрязло в двуличии, лицемерии и вранье.
Разгадайте мою новую загадку. Хотя о чем это я. Была ли вообще загадка?..
Часть третья. Иногда он просто делает то, что должен
Глава первая
НАСТОЯЩЕЕ. ЛОРЕЛ
Марсель
Машинальным движением сунув мобильник в карман джинсов, Лорел застыла посреди маленькой квартирки секретаря Анны Перо. Первый шок прошел, и проснулось нутро матерой журналистки, которая получила уникальный шанс оказаться на месте преступления до явки полиции. Она не могла фотографировать — кадры точно изымут. Да и лишние вопросы с учетом всех данных ни к чему. Поэтому включила режим максимальной концентрации, чтобы запомнить все, что попадет сейчас в ее поле зрения.
Лорел закрутила платиновые волосы вокруг резинки, закрепив блестящую массу запасной, чтобы получился плотный пучок, сделала несколько шагов и остановилась на границе святилища Готье.
Святилища. Как еще это можно назвать? Бывшего святилища?
Несколько лет назад она чуть не рассталась с душой, когда главреду удалось получить разрешение на пребывание в течение шестидесяти секунд в аналогичном святилище Рафаэля. Старсгард потом рвал и метал, но репортаж вышел, и газету скупили за час, пришлось срочно печатать дополнительный тираж. Вот и сейчас. Почему она не взяла с собой скрытую камеру? Всегда носила, а тут допустила такую непозволительную оплошность! Она как никто должна знать, что второго шанса у журналистов не бывает. Шанс всегда один! Она и жила по этому принципу. Но почему не взяла чертову скрытую камеру? Идиотка! Какой она после этого профессионал?
Комната два на два метра представляла собой скорее чуланчик. Много полок, стол от стены к стене, стул, на котором теперь безвольно висело тело со спущенными руками, по тонким кистям и пальцам которых все еще стекала кровь.
Лорел нахмурилась. Она точно идиотка. Клиническая, без всякого флера. Профнепригодна и недееспособна. В скорую она позвонила, конечно. Но если он все еще жив, а она не оказала помощь? И что на ее месте сделал бы любой разумный человек? Разумный выскочил бы в коридор и ждал там. А журналистка, которая в профессии с отрочества, должна из этой ситуации вытащить максимум. Максимум! Забрать себе первую полосу на ближайший месяц — это ей под силу.
Эврика! Предположение, что Готье жив, объяснит — в случае, если спросят, — почему она в крови. Подтянув лямки рюкзака, Лорел перешагнула порог, стараясь не дышать (металлический запах крови разъедал душу подобно кислоте), и огляделась. С этого ракурса она увидела то, чего не было видно из соседней комнаты: на столе прямо перед креслом находился маленький алтарчик, похожий на школьную подставку под книги, выполненный из дерева, резной и почти что изящный. На нем — несколько тонких блокнотов. Листов по шестьдесят, не более. Обложки монотонные. Судя по состоянию бумаги, исписаны.
Сердце замерло.
Если это все — хранилище имени Перо, то в тетрадях то, ради чего она вообще сюда приехала! Забирать все нельзя. Забирать верхнюю нельзя. Их тут четыре. Лорел присмотрелась. Капель крови нет, пыли тоже. Он тщательно за ними следил. Она ловко вытащила средние тетради и сунула их в рюкзак, почти что с сожалением глядя на оставшиеся. Две из четырех лучше, чем ничего, ведь так?
После этого журналистка развернулась, подошла к Готье и, брезгливо изогнув губы, коснулась слегка дрожащими пальцами его шеи. Пульс не прощупывался. Сжала запястье. Тоже нет. Посмотрела на него внимательно, оценив почти что утонченную красоту парня, облагороженную смертью, и вернулась в комнату. Принялась ждать. Скоро приедет полиция (они тут расплавились на жаре и не спешат), скорая и все эти службы, которые, наверное, заставят ее продлить командировку еще на день или два. Но ничего, шеф ее отобьет.
От желания прочесть тетради прямо сейчас чесались пальцы и кончик носа. Но вместо этого Лорел достала телефон и с надеждой посмотрела на мертвый экран.
Только вот Грин больше не звонил.
Она закусила губу. Услышав шорох в коридоре, придала своему лицу испуганное выражение и мгновенно вошла в роль. Удостоверение журналистки лежало на столе. Рядом телефон и все документы, которые регламентировали командировку. Лорел была готова. На все сто.
Только вот дальнейшая игра не приносила удовольствия. Лорел понимала, что, как бы хорошо она ни держала себя в руках, эта сцена будет приходить к ней в кошмарах. Она и раньше встречалась со смертью лицом к лицу, пробиралась в логова серийных убийц и в целом для своих тридцати с небольшим видела больше, чем большинство в пятьдесят. Но она никогда не видела столько крови.
НАСТОЯЩЕЕ. АКСЕЛЬ
Суббота
Грин заставил Кора перепроверить анализ еще дважды. Тот почему-то не спорил. Теряя опору, человек имеет привычку хвататься за то, с чем знаком, в чем чувствует себя собой, — например, за работу. Даниэль за долгие годы службы стал настоящей легендой тревербергской судебной экспертизы. Он участвовал во всех ключевых расследованиях, рано стал руководителем отдела, но не погряз в бюрократии, сохранив острый ум и предельное внимание к деталям. Аксель знал, что Кор не мог ошибиться.
Аксель и до получения результата анализа знал, что там будет написано. Но, когда скрытое стало явным, детектив оказался к этому не готов. Ему тридцать пять, он потерял двоих своих нерожденных детей и считал, что отцовство так и обойдет его стороной. Он боялся этой темы примерно так же, как боялся снова полюбить и кому-то открыться, а может быть, еще сильнее. И наличие взрослой биологической дочери, похожей на него больше, чем он готов был признать, начиная от внешности и заканчивая музыкальными предпочтениями, одновременно выбило у него почву из-под ног и укрепило ее.
Он как будто расправил плечи.
У него есть дочь.
