окно. Ореада резко посмотрела в сторону, снова побледнела, и почувствовала прилив пота.
— Все хорошо, Ореада, это просто ветер.
— Я поражена Вашей невозмутимостью и бесстрашием. Вы когда-либо испытываете страх? — Доминик начал отрицательно качать головой.
— Я забыл про это, и вообще про другие чувства. Единственно, Флоувер, вот за кого мне бывает иногда страшно, боюсь за нее, — он задумался, осознавая, что будто давно окаменел, будто его сердце даже перестало биться, он перестал видеть жизнь, он жил ради одной цели и все, и можно сказать, что он не жил, а существовал, чтобы выполнить обязанность, которая была на его плечах и все. Он посвятил себя другим, забыл про себя, и только вспомнил, что он тоже способен чувствовать, имеет право на жизнь наравне с остальными. Однако имеет ли он и вправду право жить, как все остальные? На нем была ответственность, и только на нем, другие не способны завершить это дело.
— По Вам и видно, что забыли про какие-либо чувства, — тихо прошептала Ореада самой себе нежели собеседнику.
— Чувства мешают здраво размышлять, мне надо всегда думать и быть на чеку, мне надо удержать его, не дать ему осуществить его план любой ценой, я всегда должен оставаться для него препятствием, пока … — он резко остановился, поняв, что продолжал размышлять вслух.
Доминик вернулся снова в реальность, в комнату, полуосвещенную тусклым светильником, услышал метель, а перед собой увидел бледную девушку, внимательно слушающую его. Казалось бы, беззащитная девочка, безобидное существо, но она была опасным для него. До ее появления он был тверд, не задумывался над своими решениями отказаться от всего мира и про поставленные перед ним задачи, был готовым идти до конца, потерял желание жить и что-либо чувствовать. Его миссия стала его спасением, но произошло неожиданное вторжение. Он скрывал, но сам прекрасно понимал, что с появлением Ореады, в нем появились навязчивые чувства — при первой встрече жалость, а затем ее сострадание, ее сущность, манящая его к себе и в то же самое время не позволяющая поглотить. Чувства мешают размышлять, а она его выводила из его состояния покоя, из того безразличия, и вечного покоя, ставя под сомнение одно из важных стратегических решений. Девочка начала ему мешать, вместо того чтобы помогать. В нем взбушевалось глубокое недовольство, немедленно отразившееся в суровом выражении лица, но он гневался на себя, ведь девочка тут не при чем, она не сделала ничего, чтобы разгневать его.
— Девочка, не задавай такие вопросы, договорились? — невозмутимость и спокойствие, потерянные на мгновение, вернулись. — Ты успеешь узнать все, что положено.
— Прошу прощения, — учтиво вставила она. — Поверьте, мне стыдно за свои пустяковые страхи такие, как темнота или ветер.
— Поверь не стоит стыдиться, — он поднялся со своего места, все еще удерживая одеяло на своих плечах. — Твои страхи результат твоей слабости. Ты боишься, потому что понимаешь, что не сможешь защитить себя при опасности, а мои слова, что со мной ты в безопасности для тебя словно пустой звук, в них нет смысла, потому что ты не доверяешь мне. Кроме того, я ведь тоже один из твоих страхов, — на его лице появилась улыбка. — Но все это временно. Я научу тебя управлять твоей силой, и ты забудешь про свои страхи. А сейчас, девочка, спи, а мне стоит заняться делом.
Ореада не стала противиться, ей действительно нужен был покой, и как только Ток от нее отошел она расслабилась и опустила свои веки. Не прошло и пяти минут, как ее дыхание выровнялось и стало намного тише, поскольку она погрузилась в сон. Доминик неторопливо уселся за стол и уставился на монитор своего компьютера, активно работая с мышкой и клавиатурой, затем ненадолго останавливаясь и вникая в появляющийся текст. Время от времени он листал толстую книгу, что лежала на столе, а затем делал заметки в бумагах, или в тетради, смешавшихся в беспорядке им учиненном. Метель, бушевавшая в просторах темноты затеивая свои бесчинства и потешаясь над лесными обитателями, постепенно стихала, чувствуя приближение утренних сумерек.
Ток поглощенный в свою работу и вовсе не замечающий перемен по прошествии времени, по привычке, приставил ладонь ко рту чтобы скрыть зевоту. Не обращая на свои действия внимания, он руками протирал глаза, отгоняя сон, который наконец-то решился повалить его. Звонкое карканье ворона отвлекло Доминика от его занятия, и он с удивлением заметил, что начинало светать. В комнату проник естественный свет, явно довольствуясь своим преимуществом над беспомощным перед ним светильником, а за окном стоял тихий зимний лес. Устремив свой взор на настенные часы беспрестанно и равномерно тикающие, он понял, что просидел всю ночь напролет до самого рассвета.
Снова его поразила настойчивая зевота, после чего молодой человек выключил свой компьютер, и тихо и незаметно подсел к девушке, проспавшей ночь не шелохнувшись. Рука в темных перчатках неосознанно потянулась, следуя желанию прикоснуться к лицу этого невинного и очаровательного существа, но вдруг отдернулась назад при осознании ее сильного и неконтролируемого влияния на него. Спустя мгновение, он уже осознанно провел промежуточными фалангами пальцев по ее щеке с ухмылкой. Через сон ощутив его прикосновение Ореада вздрогнула, ударила его руку и резко отдалилась от того, кто оказался рядом. Сначала она огляделась вокруг с неким смятением, но потом вспомнив о прошлой ночи, с раздражением уставилась на человека перед ней.
— Доброе утро, девочка. Метель отошла, и светлое утро пришло на смену темной ночи. Твои ночные кошмары, растаяли при самых первых лучах солнца.
— Если попрошу не глумиться мною пользуясь моей безвыходностью, моя просьба возымеет действия? — щеки полились густым румянцем, пальцы сжали пододеяльник от недовольства с обращением по отношению к себе. При ее словах Тока на мгновение охватило ошеломление, успевшее быстро отойти.
— Разумеется, — ответил он. — За эту ночь я успел посвятить тебя в многочисленные тайны и хотелось бы попросить тебя сохранить их в тайне, — Ореада утверждающе кивнула, расслабившись, как только собеседник принял серьезный тон. — В прошлый раз я сделал попытку заставить тебя сохранить мою тайну угрозой, на этот раз я просто прошу.
— Я никому ничего не скажу, — повторно утвердила она.
— Вот и отлично.
Доминик отошел в сторону и сложил руки за спиной. При касании босых ног к полу довольно сырое дерево укололо ее незащищенную ступню, прохладный воздух в комнате скользнул по ее телу, заставив съежиться и окутаться в джемпере. Она покраснела и проклинала себя за соглашение принять платье Дафны в качестве ночнушки.
— Джемпер можешь оставить себе, в доме прохладно, а я даже не знаю, дали
