— Специально об этом, конечно, орать не будем, но сам понимаешь — где-то и скажем.
— Нигде, это мое условие.
— Ты, барыга, не понимаешь? Не желаешь башлять уголовникам, закрывай свой «Фантик» и иди каменщиком на стройку. Не хочется кирпичи таскать? Вижу, что не хочется, тогда будешь отстегивать и не зли меня, Семен, а то я тебе и на стройке житья не дам. Первый взнос — сто штук и не завтра, а сейчас.
— Олег, нет у нас сегодня столько.
— Что в ней? — смел тонкий слой пыли с картонной коробки, стоящей на подоконнике Женька.
— Телевизор южно-корейский.
— Сколько стоит?
— Сорок тысяч.
— Святой, давай его заберем, у меня как раз дома телика нет?
— Бери, а ты, — повернулся он к Семену, — к девятнадцати ноль-ноль приготовишь шестьдесят штук, заберу я сам.
— Грамотно ты их достал — признался на улице Беспалый подельникам — я бы так не смог.
— Это мелочь, так, для рекламы сделали. Дня за три коммерсантов построим и до тридцатого отдохнем, пускай они по поселку о нас слушок запустят.
— Почему именно до тридцатого?
— День рождения у меня будет.
— Сколько стукнет?
— Тридцать четыре. Справим и дальше попрем. Крупную рыбу лучить, как раз она созреет…
Это был не только день ангела, но еще и показуха для всех, кому это было интересно, что две группировки слились в одну. Воробьев привел с собой под два метра ростом крепкого, коротко остриженного парня и, усадив его за дальний конец длинного стола, подошел к Олегу.
— Поздравляю!
— Не с чем, Санька, грустный праздник. Не в том смысле, что шпана «отрывается», а в том, что на год старше стал. А может и действительно, праздник? На земле этой человек — самое мерзкое и никчемное существо и с каждым годом мы все ближе и ближе к смерти, значит, природе есть чему радоваться. В любом случае спасибо за поздравление. Где жена, че один приперся?
— В фойе, у зеркала крутится.
— К нашим бабам подсади ее, пусть познакомится. Не видел тебя дней десять, где был?
— В Иркутске, по коммерции. Кстати, паренька, что со мной притопал, видишь?
— По габаритам заметный.
— Местный парнишка, я его давно знаю. В микрорайоне у матери живет, а встретил я его случайно в Иркутске, он только что откинулся. Два года по воровайке отсидел, может возьмешь его к себе?
— Молодой?
— Двадцать два, но башковитый.
— Послушай, Воробей. Ты видишь, как в Первомайске все заворачивается?
— Слухи ходят, конечно.
— Я мафию хочу крепкую замутить и уже двигаюсь в этом направлении, а тебе предлагаю всю коммерческую деятельность поселка в свои руки взять, Делай, что требуется, мы поможем, но придется тебе отчет перед нами нести. Заведешь книгу для финансовых дел и все туда катай. Я у тебя в течение года денег брать не буду. Пухни, накручивай и структуре своей богатеть помогай. Чем толще ты ее сделаешь, тем лучше всем будет. Если согласен, то парнишку этого можешь к себе пока взять, присмотрюсь к нему, может и заберу его у тебя. Ну, как?
Почти не думая, Воробьев согласился. Работая в то время коммерческим директором старательской артели «Бирюза», она имел кое-какие связи в области и прикинул, что при помощи физической силы, которую в лице мафии предлагал Святой, денег накачает.
— Кто это? — украдкой от любопытных взглядов ткнул вилкой Санька в сторону Славки.
— Племяш к Лехе в гости прикатил.
— Издалека?
— С Иркутска.
— Рядом с ним кто?
— Это супруга его, Маринка, а что?
— Нет, ничего. Не видел его просто раньше.
Женька и Слепой, чуть опоздавшие к началу, пришли уколотые, и кажется с сожалением смотрели на столы, уставленные фруктами и ликерами. Бухать на ханку им было нельзя, а от еды тошнило. Предложили вмазаться Олегу, но тот уже пил шампанское и отказался. Тогда они устроились у громадного торта в виде «зоны» с четырьмя вышками по углам, который под Эдькиным руководством смастерили ресторанные повара и заказали крепкого чая.
— Святой, коммерческий магазин, что бывшие афганцы открыли, ты обложил?
— Само собой.
— Сдались?
— Не без боя, конечно, но заломали их.
— Интересно — налил себе и Олегу Воробьев — знаю их с детства, пацаны вроде крутые.
— Время сейчас такое, что выбирать приходится, туда или сюда. Государству на нас наплевать на всех, плохих и хороших. Никому люди не нужны, беспризорники, одним словом.
— Откуда в такой день такие черные мысли? — подсел к ним с куском торта на тарелке Слепой.
— Может вся наша беда в том, что мы появились на свет белый без разрешения? — кончиком столовой ложки отломил кусочек вышки Святой.
— Ты знаешь — прыснул чаем под стол Слепой — меня ведь точно, когда клепали, не спрашивали, а теперь вот подыхать неохота, а придется, тоже ведь никто не спросит. Закономерность в этой паршивой жизни одна — смерть.
— Да идите вы… — встал Воробей — пойду потанцую лучше.
«Иди, покрути булчонками» — проводил его мутными глазами Слепой.
— Олега, у тебя чего общего с этим додиком?
— Мафия, Слепой, а в ней и такие люди нужны. Ты умеешь на калькуляторе считать?
— Нет.
— Вот видишь, а этот фрукт может.
— Значит он теперь у тебя под крылышком?
— Почему, отношения у меня с ним чисто деловые. Он — коммерсант, я — уголовник. Накосопорет, получит. Олег, паренька, что Воробьев притащил, знаешь?
— Андрюха Агеев. Плохо его знаю, сижу все время, но пацан вроде ни че. Ты вон про того спрашиваешь, который с Эдькой сидит?
— Про него.
Ближе к одиннадцати, подвыпивший Ветерок увез Святого с его женой до хаты и рванул к Майке на работу. Сегодня она вышла во вторую смену в цех разлива вместо приболевшей подружки. По-хозяйски вломился пошатывающийся Лexa на проходную и постучал в стекло, отгораживающее его от вахтера.
— Открывай вертушку, мне на территорию нужно.
— Вали отсюда, пока я тебе ноги не переломал — взвился от злости плечистый накачанный парень.
— Ты че, засранец, не знаешь меня?
— Отваливай лучше по-хорошему, а приключений на сраку ищешь, так подожди до двенадцати.
— И что будет?
— Смена моя кончается.
— Понятно.
«Здоровый ты, хряк, да шуметь тут мне ни к чему. Мы тебя, дружок, с другого бока ухватим».
— До двенадцати значит?
— Чеши, чеши.
Не успел Олег уснуть, как под окном засигналил «жигуленок» и нехотя поднявшись, он в трусах вышел на балкон.
— Пистолет дай?
— Серьезное что? — слетела сонная хмарь.
— На проходной в «Юниксе» грубанули.
— Кто?
— Черт его знает, вахтер, наверное.
— А ты че туда поперся, Настя где?
