Хорхер!
— Почему мы верим нашему фюреру? — бросал Хорхер в публику отрывистые слова. — Потому что в нем — германский дух! Дух Водана и Тора! Фюрер — воплощение германского духа!..
В своем одеянии — черно-красная мантия со свастикой в белом круге, — с поднятой вверх правой рукой, он выглядел как священник. Рука, разумеется, была в перчатке. Служитель черного культа, кадровый разведчик, садист и убийца…
— Что это за клоун? — зашептал Индиана Джонс, притянув шарфюрера за шиворот.
— Из Шестого отдела РСХА. Не выдавайте меня ему, умоляю, кому угодно, только не ему…
— …Чего достоин народ, осквернивший германский дух? — спрашивал между тем оратор. И аудитория слаженно откликнулась грозным рыком:
— Смерти и забвения!
— Имя! — потребовал «священник». — Дайте нам его имя!
— Израиль!
— Еще?
— Рабы Израиля!
Доктор Джонс неслышно прокомментировал: «Иными словами, все человечество».
— Предки слышат вас, солдаты! — возгласил Хорхер. — Предки видят кровь наших героев. Все ли предки здесь? Зигфрид?
— Здесь! — откликнулся кто-то.
— Какой Зигфрид? — не понял Джонс. — Из «Песни о Нибелунгах», что ли?
— Да, — подтвердил Заукер. — Вы не обращайте внимания, они тут все сумасшедшие.
«Фридрих Барбаросса!» — выкрикивал тем временем оратор. «Здесь!» — отвечала аудитория. «Оттон Первый!» — «Здесь!» — «Готард Кетлер!» — «Здесь!..»
— Что происходит? — спросил Индиана. — Ты можешь объяснить?
— Праздник Посвящения. Стажеров посвящают в солдаты Памяти.
— Какой-такой «памяти»?
— Ну, Памяти предков. Умники из университета, не люблю я их. Чины получили и думают, что теперь чернее свастики.
«Память предков, — пробормотал Джонс. — Память предков…» И вдруг вспомнил.
Аненэрбе![33] Тот самый таинственный институт! Вот, значит, куда его занесло — в один из законспирированных филиалов; вот, значит, кому в действительности принадлежит замок… Он ободряюще похлопал шарфюрера по спине:
— Ты не переживай, приятель, у тебя ведь тоже чин есть. Маленький, но все-таки. Повысят, потом и тебя примут, наберись терпения.
— Они посвящают только тех, у кого есть списки родни до 1648 года. Я такую родословную не могу представить.
— Да, весело живете, — согласился Индиана. — 1648-й, говоришь? Вестфальский мир, конец Тридцатилетней войны… А кого они теперь вспоминают?
Хорхер называл уже совершенно незнакомые имена, на что массовка исправно отвечала: «Здесь, здесь, здесь…»
— Это жертвы «пивного путча», — скорбно сообщил Заукер. — Они всегда с нами.
— Наследники Зигфрида! — сказал Хорхер, форсировав голосовые связки. — Клянемся быть достойными славной памяти предков!
— Клянемся! — рыкнул зал.
— Честь и доблесть! — сказал Хорхер.
— Честь и доблесть!
Наступила пауза. Оратор медленно опустил руку, поправил мантию, слез с возвышения.
— Прячемся, — заспешил Индиана. — Они закончили.
— Еще нет, — отозвался Заукер нервно. — Послушайте, а что вы со мной сделаете после того, как мы дойдем до тюрьмы?
— Поцелую. А потом возьму к себе в ассистенты. Да не бойся ты так, твои зубы на весь зал слышны.
Странный ритуал и в самом деле еще не закончился. Хорхера сменил другой «священник», отличающийся тем, что на голове его громоздился рогатый рыцарский шлем, скрывающий лицо, а на рукаве выделялся шеврон с необычным рисунком. На шевроне был рунический знак, похожий на букву «А», повернутую набок.
— Чем скрепляется рыцарское братство? — очень спокойно, тихо спросил он.
— Кровью! — хором ответили ему.
— Сколько рун «Зиг» в сердце рыцаря?
— Зиг хайль! Зиг хайль!
Вверх взметнулись кинжалы — чистой пробы, гордость СС. В руках у нового оратора появилась ваза, точнее, чаша. Больше речей не было, все дальнейшее происходило без единого слова.
«Стажеры» царапают кинжалами свои левые руки.
«Священник» ставит чашу на надгробие: все присутствующие поочередно подходят и выдавливают в нее из ран по нескольку капель крови…
— Кто это? — спросил Индиана, пораженный до глубины археологической души. — Который в шлеме — это Урбах?
— Урбах не из СС, — покорно ответил Заукер. — Он научный руководитель, просто член партии, имеет право не участвовать в праздниках.
— Тогда — кто?
Шарфюрер до сих пор не предпринимал ни малейших попыток убежать, привлечь внимание или, например, промолчать, спасая служебные тайны от посторонних посягательств. До сих пор он выполнял любой каприз захватившего его в плен незнакомца. Однако сейчас послушание оставило его. Заукер сжался, сморщился, словно бы ссохся, открыл и закрыл рот, затем робким шажком отодвинулся назад к лестнице.
— Меня убьют, если скажу.
Еще немного, и он бы заплакал.
— Тебя обязательно убьют, — подтвердил Джонс. — Но раньше, чем ты думаешь, — он притянул труса к себе и взял его стальными пальцами за подбородок.
— Вы не понимаете… — еле слышно шепнул тот. — Это же Мертвая Голова…
— Кто?
— Я не знаю его имени. И никто не знает. Наверняка Урбах и Вольфганг тоже не знают, и этот, из РСХА, тем более…
— Идиоты, — сказал доктор Джонс. — Язычники проклятые.
Ритуал завершался очень красиво. «Священник» по имени Мертвая Голова обходил строй будущих солдат Памяти и рисовал на лбу каждого кровавую свастику — при помощи маленькой кисточки, смоченной в чаше. Стажеры в ответ пригубляли чашу, пробовали на вкус собранную там жидкость, в результате чего губы у всех присутствующих сделались жуткими, ирреальными, бесформенно красными. После такого причастия логичным выглядел финальный жест жреца — он клал свой кинжал на язык каждого из стажеров. Кинжал вместо облатки — неплохо придумано…
И это был конец ритуала.
Немцы расходились без церемоний, разговаривая свободно и весело. Обнаружив бочонок с пивом, обрадовались, загорланили, дружно обступили неожиданную находку. Индиана так и не успел придумать, куда здесь можно спрятаться, он остался стоять, готовясь принять последний бой, однако никому не было решительно никакого дела до младших товарищей по партии. Возможно, их просто не заметили, приняв за дополнение к интерьеру. Что ж, все логично: раса хозяев естественным образом разделяется на собственно хозяев, разговаривающих с богами, и слуг, недостойных их мимолетного внимания. Так было, есть и будет. «Очень удобно быть ничтожеством», — не столько подумал, сколько почувствовал Индиана, надвинув пилотку до бровей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
