Они были в Баренцевом море, как и сколько-то суток назад, но это было другое Баренцево море. Эта его часть была русской всегда или почти всегда. Шайки новгородских пиратов грабили здесь ганзейские когги, потом всех остальных. Здесь русские создавали конкуренцию викингам, а потом фактически превратились в них. Здесь или почти здесь они терпели поражение от немцев во Вторую мировую: на имеющихся у коммандера картах были отмечены отдельные известные магнитные аномалии — морские могилы, покрытые ковром бурых водорослей, на две трети ушедшие в песок и ил остовы старых транспортов.
— Пятнадцать миль ровно до береговой черты.
— Глубина?
— Двадцать восемь фатомов.
Это было мало: большая часть Баренцева моря довольно глубоководна, но они были слишком близко к берегу. Коммандер не мог полностью согласиться с решением командования, пошедшего на столь значительный риск ради сокращения дистанции пуска. «Томагавк» в неядерном оснащении способен поражать наземные цели на удалении в 870 или 470 морских миль, — для лодочных модификаций UGM-109C и — D соответственно. Приближение вплотную к изобате 30 фатомов утраивало риск, который был на заднем дворе русского Северного Флота очень немаленьким сам по себе. Если он вползет в Индигскую губу, оставив под килем буквально 4 фатома, — каков будет риск тогда? Вопрос был смешон: это невозможно в принципе. Но до определенного предела предписания командования были категоричными, и это абсолютно точно основывалось на действии неких факторов, которые не были доведены до командиров отдельных субмарин. На самом деле его полномочия огромны. Он с полным правом может не принять решение командира эскадры, поскольку на месте ему виднее: насколько фактические параметры среды и противодействия соответствуют ожидаемым. Если коммандер Мартин сочтет, что расхождение слишком велико, это заставит его вынужденно избрать для залпа субоптимальную позицию. Он даже может своей волей отменить полученный приказ и, например, не производить залп вообще. Но при этом не может императивно изменить предварительный список целей и снести с лица земли поселок с ужасным названием Выучейский, располагающийся всего-то в 3 милях к югу от той же Индиги. Полный залп «Томагавков» по скопищу рыбацких сараев — страшно себе представить, что способны были бы сказать по этому поводу контр-адмирал Грум и командиры еще более высокого ранга, не будь эта вводная просто упражнением в мыслях молчаливого, всегда точного в исполнении приказов коммандера. Да, у него огромные права: фактически в эти минуты он повелевает жизнями многих тысяч человек, а в более широкой перспективе и миллионов. У него огромная степень свободы: ни один приказ далекого командования не способен регламентировать ход боя, способного в данной обстановке начаться из ничего и способного продлиться считаные десятки секунд. Ровно столько потребуется противолодочной торпеде, которую может сбросить не видимый и не слышимый из-под поверхности моря русский самолет или вертолет. А его глубина — один смех, и реактор — на 15 % мощности…
Коммандер моргнул, и мешающая ему капля пота слетела с ресниц. Стало легче. Мысли ушли вбок, своей собственной дорожкой. При том, что сначала он просто развлек себя, а затем постарался озвучить аргументы в пользу странного, с его точки зрения, решения командования. Морской офицер, который способен не исполнить предписанное ему, не имея на то действительно важных причин, вполне может обнаружить, что его следующее назначение будет на блокшив или вбетонированный в дно вонючей городской бухты музейный парусник. Да, 870 морских миль как максимальная дистанция пуска — это действительно очень много, но прописанное в формуляре значение является в некоторой степени условным. Встречный ветер, маневрирование крылатой ракеты по высоте и курсу, перепады в температуре слоев воздуха по маршруту — все это неизбежно сокращает дистанцию, причем такое сокращение может быть довольно приличным. Отсюда имеет значение и десяток миль, на которых «Сан-Хуан» двигается ходом, минимально возможным для сохранении приемлемой на малых глубинах управляемости. И на которых он, коммандер Мартин, ждет себе на загривок русскую СЭТ-65, несущую боевую часть весом в 440 фунтов.
— Надонная магнитная аномалия, право 30. Дистанция… Вероятно, около 8000 ярдов. Поправка, около 9000.
Язык коммандера произнес ответные слова машинально, сам он в этот момент внимательно разглядывал короткий сдвоенный пик на малом экране — лейтенант постукивал ногтем, будто подчеркивал его. Пик был похож на маленькую гору Арарат, у которой тоже две вершины разной высоты.
— Что предполагаете?
— Затонувший корпус.
— Основания?
Лейтенант несколько секунд молчал, прежде чем ответить. Все так же, не оборачиваясь.
— Не имею оснований. Все остовы умеренного тоннажа выглядят на магнитометре по-разному. Но я видел несколько очень похожих.
— Не субмарина на грунте?
— Нет… Пожалуй, нет, сэр…
— Пожалуй?
Коммандер вложил в это слово столько чувств, что несколько офицеров за его спиной втянули головы в плечи. Лейтенант так не сделал, — и этим заработал себе очко в глазах многих. Ответил он после выдержанной паузы и тем же спокойным профессиональным тоном.
— Несколько мал и чуть приглушен. Если это субмарина, то с военного времени, занесенная наполовину. Разрушенная, вероятно: отсюда и два выраженных пика. Но скорее крупный траулер с металлическим корпусом или среднетоннажный танкер.
— Сведений о морских могилах в этой зоне…
Коммандера зацепило произнесенное лейтенантом «с военного времени»: он прекрасно понял, что тот имеет в виду, но решил подумать об этой оговорке позже.
— Нет, сэр, не имеется.
Энсин справа-сзади шелестнул листами, ориентируя карту. Штурман «Сан-Хуана», как и любого «Лос-Анджелеса», имел ранг лейтенант-коммандера: он повернулся к подчиненному и по-доброму улыбнулся, в движении встретившись с командиром глазами. Электроника электроникой, но бумажные карты на борту современных атомных субмарин занимали при подготовке к походу побольше места, чем многие другие виды снабжения. Коммандер мягко развернулся и склонился над столом, подсвеченным яркой люминесцентной лампой, кольцом окружавшей широкую линзу. Свет лампы был холодным, но ему все равно показалось, что стало еще жарче.
На карте, сплошных волнах желтого, голубого, синего и серого, не было ни единой отметки, соответствующей остовам затонувших кораблей и судов: такие испокон веков указывают горизонтальной линией с проведенными посередине ее тремя поперечными короткими. Но это не значит ничего. Здесь, в стороне от нахоженных путей даже прибрежного судоходства, вполне могла найтись не известная никому морская могила. Колышущийся лес водорослей над просевшей, завалившейся на борт рубкой, тумба малокалиберной пушки, над которой колышется столбик рыбок. Коммандер знал, как это выглядит вживую. Иногда, изредка — россыпь форменных пуговиц среди потерявших всякую форму тряпок, выстилающих силуэты давно растворенных морской солью скелетов. Примерно так будет выглядеть остов потопленного им «Саратова» через сто лет. Им, именно им потопленного. Ну, и его экипажем, конечно: коммандер прекрасно понимал, что без экипажа не стоит ничего, и, не колеблясь, готовился писать десятки представлений к высоким наградам. Он, будущий капитан Майкл Даблъю Мартин, удостоенный «Военно-морского креста». Эта мысль наконец-то заставила его расслабиться.
— Хорошо, лейтенант. Не сомневаюсь, что так оно и есть. Кто знает, кого немцы утопили здесь столько лет назад. Или шторм, мало ли… Но я бы предпочел пройти чуть в стороне. Лево десять.
— Есть лево десять.
— Характеристики магнитной отметки?
— Постоянны, сэр. Не меняются ни силуэт, ни амплитуда. И вероятно, он еще дальше, чем я определил изначально, сэр.
— Пускай так. Время?
— Три минуты, сэр, — произнес сзади сиплый голос. — Прикажете подвсплывать?
— Еще минуту.
— Так, еще минуту, сэр.
Командир «Сан-Хуана» огляделся вокруг. Ему хотелось сформулировать какую-нибудь пафосную фразу для будущих воспоминаний, что-то вроде «Напряжение достигло предела». Но это не вышло, потому что обстановка даже несколько разрядилась. Да, еще минута. Чернокожий лейтенант столкнулся со своим командиром взглядом и криво улыбнулся. Вот кто нервничает, оказывается. А вот старший помощник непоколебим. И лейтенанты. И младшие лейтенанты. И энсины. В состав экипажа «Сан-Хуана» входит 12 офицеров, из них 7 сейчас в центральном командном посту. Каждый из офицеров — профессионал на своем месте, иначе бы они не справились с «Саратовом» в равном бою. Что ж, пускай один переживает: это вызывает даже удовлетворение.
Короткий обмен словами, четкая, определенная многолетним опытом последовательность команд. Минуты текут, как змейки песка между пальцами. Теперь кривит рот не один лейтенант, теперь напряжение действительно чувствуется в воздухе, пропитанное жарой, промокшее от пота. Несколько фатомов глубины могут быть решающими в чьей-то жизни. Именно их может не хватить для того, чтобы совершающий рутинный рейс по маршруту Воркута-Мурманск или, например, Норильск-Стокгольм, скучающий пилот «Аэрофлота» не увидел с высоты в 9–10 километров непонятную стометровую тень в серой воде. А что делать, если обнаруживаешь в ходе полета неопознанный подводный объект, русские гражданские летчики наверняка знают не хуже военных. Сетку полетов российских авиакомпаний проверяли и примеряли на себя, на расчетное время подвсплытия — это просто пример. Но возразить конкретному параграфу предписания нечего, как этого ни хотелось бы. Риск оправдан в полной мере: это последний сеанс связи перед собственно боевым залпом. Именно сейчас им могут дать отбой. Даже страшно представить, что это будет означать для всех них, для него лично… К слову, в случае экстренной ситуации на борту они сами тоже могут выйти на связь, подав на спутник сигнал. Тогда командование попробует перераспределить цели между остальными ударными подводными лодками, успешно вышедшими на обозначенные им огневые рубежи.
